Шрам - Марина Дяченко

– Я спугнул их… Городские разбойники коварны и трусливы, а я, как видите, – он тронул свой капюшон, – обладаю некоторым авторитетом…

Прожив несколько месяцев в городе, Эгерт отлично понимал, что вид серого одеяния действительно способен обратить в бегство пару, а то и целую шайку разбойников. Он поспешно кивнул, не находя слов благодарности; с ободряющей улыбкой служитель Лаш снова протянул ему звякнувший кошелек.

– Это ведь все, что у меня есть… Спасибо… – побормотал Эгерт, будто оправдываясь.

Прохожий кивнул, принимая благодарность:

– Деньги – не самое ценное… Вас могли убить.

– Спасибо, – горячо повторил Солль, не зная, что делать и что говорить дальше. – Вы… спасли меня, я, право, не знаю, как и благодарить.

Служитель Лаш рассмеялся – беззвучно, заразительно:

– Не стоит… Честные люди должны выручать друг друга, иначе мошенники и негодяи сживут их со свету… Мое имя – Фагирра, брат Фагирра… А вы – горожанин?

Следуя традициям вежливости, Эгерт представился. Услыхав об университете, Фагирра выразил удовлетворение:

– О да, достойное место для достойных молодых людей… И каким же наукам вы отдаете предпочтение?

Эгерт смешался и выдавил наконец, что интересуется прежде всего историей. Фагирра понимающе кивнул:

– История, пожалуй, и есть самая интересная из всех наук… Старинные сказания, книги о воинах, героях, правителях, магах… Кстати, мне думается, что именно почтенный декан Луаян привил вам такую любовь к своему предмету?

Теперь обрадовался Эгерт – как, господин Фагирра знает господина декана?

Служитель Лаш мягко поправил Солля: во-первых, его следует называть брат Фагирра, а во-вторых, сам он не имел чести быть знакомым с деканом; впрочем, слух о мудрости господина Луаяна давно уже вышел за пределы университетских стен.

Они давно уже приятельски беседовали, прогуливаясь из переулка в переулок. Соллю казалось странным, что он вот так, запросто, разговаривает с человеком в сером плаще. До сих пор воинство Лаш представлялось ему страшноватым, недоступным для простых смертных сообществом; поколебавшись, он признался в этом своему новому знакомцу, вызвав тем самым приступ Фагиррового веселья.

Отсмеявшись, служитель Лаш похлопал Солля по плечу:

– Эгерт, Эгерт… Не скрою – имя Лаш и дело Лаш сокрыто тайной, в которую не всякому дано посвятиться. Тайна и таинство – схожие слова, мы – служители Лаш, служители Таинства…

– Я спрашивал, – робко пробормотал Эгерт, – я спрашивал у многих людей – никто не смог объяснить мне, что есть братство Лаш…

Фагирра посерьезнел:

– О нас болтают много лишнего, вокруг братства Лаш полно домыслов, как вокруг всего неведомого… А вы, Солль, вы действительно хотели бы… узнать больше?

Эгерт вовсе не уверен был, что действительно этого хочет, однако не посмел признаться в своих колебаниях:

– Да… Конечно…

Фагирра задумчиво покачал головой:

– Вот что, Эгерт… Воинство Лаш оказывает доверие далеко не всякому, но ваше лицо с первого взгляда показалось мне лицом достойного человека. Завтра, друг Эгерт, у вас будет редкостная возможность побывать в Башне воинства Лаш… Вам ведь хотелось бы?

Эгерт внутренне сжался от пристального взгляда из-под капюшона – и, мучаясь страхом, не смел отказаться:

– Да…

Фагирра ободряюще кивнул:

– Вам не по себе, я понимаю… Но, поверьте, подобной чести во все времена удостаивались только тщательно избранные люди… Я буду ждать вас в семь часов вечера на углу улицы Фиалок, вы знаете, где это?

И, уже попрощавшись, Фагирра вдруг обернулся:

– Да, кстати… Разрешите попросить вас о полной конфиденциальности. Лаш – это тайна, таинство… Договорились? Прощайте.

Эгерт кивнул и долго смотрел вслед уходящему человеку в просторном сером плаще.

Лис все еще гостил у родственников, и потому некому было спросить Солля, а почему это он такой смурнющий. Эгерт переборол желание отправиться за советом к декану Луаяну; и беспокойная ночь, и долгий тягучий день были полны колебаний.

Знакомые студенты, встретившие Солля на выходе, пожелали ему доброго вечерка и продуктивного свиданьица; Эгерт ответил невпопад.

По дороге к месту встречи он успел поочередно убедить себя сначала в том, что визит в Башню Лаш – вполне обычное и даже обыденное для горожанина дело, затем – что этот немыслимый случай обещает благотворную перемену его судьбы, и, наконец – что посещение Башни вообще не состоится, так как Фагирры не окажется на условленном месте.

Фагирра, однако, ждал; Солль вздрогнул, когда откуда-то из тени выступила безмолвная фигура в закрывающем лицо капюшоне.

Эгерт плохо запомнил путь по извилистым переходам – перед глазами его скользил по мостовой подол серого одеяния, а в душе боролись два одинаково сильных чувства – страх идти в Башню и страх отказаться. Вопреки ожиданиям, Фагирра не повел Эгерта через главные ворота; переулок сменился подворотней, да такой темной, что Эгерт не смог рассмотреть человека, явившегося из мрака со связкой гремящих ключей и завязавшего Соллю глаза.

Растерянный, слепой, ведомый и подталкиваемый, изнывающий от привычного, как застарелая зубная боль, страха, Солль, наконец, получил распоряжение остановиться; с глаз его сдернули повязку. Эгерт оказался перед стеной тяжелого черного бархата, источавшего слабый, горьковатый, незнакомый Соллю аромат.

– Вам позволено присутствовать, – прошелестел под ухом Фагирра, и капюшон его жесткой складкой коснулся Соллевой щеки. – Присутствовать и молчать, не сходить с места, не поворачивать головы…

Эгерт проглотил вязкую влагу, переполнявшую рот; Фагирра явно ждал от него ответа, и Солль через силу кивнул.

К горькому запаху бархата примешался другой, нежный, сладковатый, напоминающий о курящихся благовониях. Глядя в черную стену перед собой, Эгерт с необыкновенной остротой слышал множество звуков, далеких и близких, приглушенных, шелестящих – будто полчища стрекоз вились внутри огромной стеклянной банки, задевая крыльями прозрачные стенки.

Полное шорохов безмолвие вдруг сменилось глухой, ватной тишиной; Эгерт успел медленно сосчитать до пяти, когда черная бархатная стена дрогнула, и длинный, протяжный, ни на что не похожий звук заставил Солля мгновенно покрыться потом – это был тоскливый вопль древнего чудовища. Тот далекий отзвук, который слышали люди на площади и который так долго тревожил воображение Солля, был в сравнении с ним всего лишь слабой тенью.

Бархат заколебался – и вдруг тяжело рухнул, в одночасье превратившись из глухой стены в черную равнину, ибо перед глазами изумленного Солля открылся небывалых размеров зал.