Ключевая фигура - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть II
Глава 13 «Свято место»
40. Москва, 15 сентября, суббота
«Свято место пусто не бывает», — с такими богохульными мыслями Сергей Марковцев проехал под усиленным конвоем за ворота Лефортовской тюрьмы. Он вызволил из этих неприступных стен одного преступника, и судьба-насмешница восполнила этот пробел.
Месяц в больнице, где первые несколько дней врачи боролись за жизнь Марковцева с таким рвением, будто выхаживали не преступника, а президента страны, прошел в наручниках. Даже в реанимационном отделении Марк был пристегнут к спинке кровати, а в коридоре и на выходе с этажа постоянно дежурили бойцы спецназа.
Отдельная палата, отличное питание, классная охрана — все для того, чтобы судить террориста. В крайнем случае, если преступник сделает на следствии рискованное заявление, грозящее докатиться до судебного зала, повернуть реабилитационный процесс вспять. Рады бы осудить, да ранение оказалось слишком серьезным.
В палате Сергей подумывал и над тем, что его могут объявить мертвым. Он опасен настолько, насколько информирован. И жить будет, пока дает показания. В одной из камер раздастся пистолетный выстрел, и он безымянным трупом переедет на такой же безымянный погост.
Да, следствию, равно как и властям, выгодно преподнести средствам массовой информации следующую версию: террористы, захватившие самолет, обезврежены, однако Султана Амирова задержать не удалось. Пока. Обкакались как бы наполовину.
Такой формулировкой на время можно отширмоваться от назойливых журналистов, тех, кто творит общественное мнение, а самим тем временем активно допрашивать террориста.
Следствие по делу захвата самолета вела Генпрокуратура совместно с ФСБ. Высокие чины с Лубянки рады были бы не подпускать к нему прокурорских работников, да мешало все то же общественное мнение, вооруженное лозунгом «Спецслужбы — под контроль народа». Ушлые журналисты в два счета пронюхали бы, что Генеральная прокуратура, которая, по определению, занимается особо важными делами, не допущена к материалам следствия.
Следственную бригаду прокуратуры возглавлял следователь по особо важным делам Пинковский — небольшого роста гнида, едва увидев его в своей палате, определился Марковцев. Глядя на засаленные лацканы и клапаны карманов его синего пиджака, Сергей подумал, что это спецовка, а отутюженный и безукоризненно чистый костюм Пинковский оставил в коридоре. Такие серые и озлобленные личности подходят на роль палачей; в жизни они, как правило, чистюли.
Свой первый допрос прокурорский полковник начал с вопроса о деньгах. Пять миллионов долларов — большая сумма. Выходит, Костю Горохова пока не взяли. Уже лучше, хищно щурился Марк, надеясь неизвестно на что. Он отдал бы одну руку, чтобы второй задушить эту мразь.
На все вопросы следователя Сергей отвечал полным молчанием. Пинковский запускал руку в пакет с чипсами, вытирал пальцы о лацканы пиджака, челюсти находились в постоянном движении — когда хрустел жареным картофелем и когда задавал вопросы.
— Где вы договорились с сообщником о встрече? Как его фамилия? Кто еще претендует на долю?
Пинковский часто кивал и проводил языком под нижней губой, отчего его физиономия напоминала обезьянью морду.
— Молчишь?.. Ну-ну, молчи, пользуйся 51-й статьей. Для тебя она — расстрельная. С тобой, подонок, церемониться не будут. А твоего напарника возьмут, это вопрос времени. Нашли машину, на которой вы разъезжали, установили связи твоего покойного дружка Мезенцева.
Свято место пусто не бывает…
Вот и камеры для допросов почти никогда не пустуют. В одну из них, после двухчасового пребывания в «отстойнике», привели Марковцева. На месте следователя — Гиббон Пинковский, как окрестил его Сергей еще в больнице.
— А, — растянул губы в отталкивающей улыбке следователь, — Сергей Максимович… Проходите, садитесь. Как самочувствие?
— Неплохо, — вдруг прозвучал ответ.
Гиббон едва не вздрогнул от прозвучавшего в камере голоса.
На этот раз при нем не было пакетика с чипсами, на столе лежали сигареты, зажигалка, открытый «дипломат», повернутый к себе, как ноутбук в рабочем положении.
Сергей действительно чувствовал себя неплохо. Всего за месяц врачи буквально поставили его на ноги. Другой на его месте задумался бы, к примеру, о сущности бытия, — атмосфера тюрьмы, как и стерильной палаты клиники, располагает к философии, к мыслям о вечном. Либо впал, как многие, в депрессию или буйство, что тоже не редкость для таких стен, как Лефортово.
Марк часто ставил перед собой трудные задачи. Одни решал, другие волею судьбы оказывались неразрешимыми. Сейчас же он поставил перед собой и вовсе сумасшедшую цель: оказаться на свободе и поквитаться с предателем.
Поделись Марк подобным бредом с Гиббоном Пинковским, он бы порекомендовал закрыть дело по причине сумасшествия арестанта.
— Отлично-отлично, — скороговоркой подбодрил следователь заговорившего подопечного. — Хочешь курить — кури. — Он пододвинул на край стола пачку сигарет и предупредительно щелкнул зажигалкой. — Скажешь имя своего сообщника?
— Не сегодня, — Сергей затянулся и выпустил в потолок струю дыма.
— А когда?.. Будешь тянуть резину?
— Мне нужно подумать.
— Месяц думаешь, пора бросать вредную привычку.
— Вас интересуют только деньги? Оставшаяся часть вооружения боевых пловцов побоку?
— Давай поговорим на эту тему, — согласился следователь. — С чего-то ведь надо начинать.
— Что, новоградские банкиры поставили ФСБ на счетчик?
— Завязывай борзеть, говори по делу.
Марк покачал головой. Гиббон не тянул на следователя прокуратуры по особо важным делам, максимум на младшего лейтенанта милиции на гужевом транспорте. Не в меру развязный, пожалуй, преувеличенно развязный, состоящий, видимо, на откупе у братков. Грубое давление — единственная, наверное, тактика, которой владел Пинковский. О других или забыл, или не знал вовсе.
— Еще один вопрос. Султан Амиров вас также не интересует?
— Кончай агитировать. А то я вспомню, что ты освободил его.
«Сегодня же, — решил Сергей, — как только меня определят в камеру, действительно нужно позаботиться о здоровье». Правая рука в норме, левая же поднималась с болью в грудной клетке. Ноги в порядке, дыхание… Дышится нелегко, но забега на длинные дистанции не предвидится.
— Ну, говори, где остальное вооружение?
— Для начала ответьте: в этом вопросе вас курирует Прохоренко?
— Прохоренко? — прикинулся дураком Пинковский. — Кто это?
— Я ничего не скажу, пока не услышу ответа на свой вопрос.
— Тогда я спрошу: раны-то хорошо затянулись? Марковцев затушил сигарету о край стола и скрестил на груди руки, давая понять, что отвечать на вопросы следователя он не намерен.
— Ладно, умник… — Пинковский решил, что ему не резон затыкать рот своему подопечному. — Знаю такого человека. Больше того — говорил с ним. Теперь очередь за тобой. Но учти: не развяжешь большой язык, будешь отвечать маленьким. Ты — никто, дважды покойник…
Агрессия Гиббона отчасти доказывала, что Марк в своих рассуждениях оказался прав. Что жить будет, пока дает показания.
— …столько навешано на тебе, — продолжал следователь, — что дальше некуда. Думаешь, оружие с базы твой козырь? — Пинковский, скривив губы, покачал головой.
— Почему нет? — возразил Сергей. — Вы все время спрашиваете о сообщнике. А ведь он может…
— Ничего он не может, — перебил следователь. — Не станет он связываться с оружием, у него денег хватит на пять жизней.
— Отложим разговор на завтра, сегодня я устал.
— Ладно, как скажешь, — легко согласился Пинковский. — Иди, устраивайся. Лысая кастелянша с волосатой задницей сейчас выдаст тебе матрас, подушку… Хочешь, похлопочу, чтобы тебя поместили в камеру Султана Амирова?
— Там что, уже табличка висит?
— А вот завтра ты мне об этом и скажешь, умник.
Завтра…
А хотелось сегодня. Гиббон не подозревал, что даже этот короткий разговор имел прямое отношение к намерению Марковцева навсегда покинуть эти старинные стены. Впрочем, он не знал даже главного. Зато был наслышан о дерзком побеге подполковника из колонии строгого режима. В деле наверняка есть строка: склонен к побегам.
Вообще Марк думал, что вскоре Гиббона заменят на другого, «доброго» следователя, потом его место снова займет предок гомо сапиенса. Трудно представить, что такое серьезное дело доверили одному следователю. Умный он или нет, злой или добрый, не имеет значения.
В своей камере Сергей по случаю его неудовлетворительного — по заключению лефортовских медиков — состояния обнаружил откинутые нары, матрас и застеленную простыню. Здесь не обошлось без представителей Красного Креста, которые запретили откидывать нары в камере с больным. Положив под голову руки, Марковцев мысленно составлял порядок вопросов и ответов, которые завтра прозвучат в камере для допросов. Сегодня Марк прекратил начатое по двум причинам: устал и запутался именно в порядке вопросов. Малейшая ошибка, и он навсегда потеряет шанс выбраться на свободу.