Цербер - Николай Полунин

- Подумаю, - согласилась Елена Евгеньевна-первая.

Глава 39

Спустившись, Андрей Львович снял очки и сильно растер переносицу. Без очков он совсем не выглядел беспомощным и наивным, как это бывает у большинства близоруких людей. В эту минуту он был доволен, как обычно бывал доволен правильно сделанной весьма сложной работой. Хотя, конечно, сомнения у него остались. Чертова девчонка.

Поднял в "Порше" телефонную трубку, которая здесь помещалась не между передними сиденьями, а в подлокотнике сзади. Набрал семь цифр и еще четыре.

- Срочная для "Семнадцатого", - сказал он, когда там ответили. - Любыми средствами обеспечить возвращение объекта со всеми сопровождающими. Любыми. Срочно.

"Никудышный актер", - вспомнились слова Елены Евгеньевны. Повторил вслух:

- Чертова девчонка! Подумав, он набрал еще один номер. ...В своей огромной квартире Елена Евгеньевна-вторая тщательно изучала колье, держа его распятым на пальцах перед глазами. Елена-вторая вернулась на место несколько позже, чем следовало.

"Но хоть скандала не устроила, и то слава Богу, - подумала она. - Купили тебя все-таки, глупышка. За горсть камешков и теплые слова. Ты, моя голуба, хороша, что и сказать. Вечно распустишь слюни..."

Она успела увидеть из окна, как черная машина, вывернув со двора, ушла по набережной в сторону вокзала. Лишь мельком успела, но это ничего.

"Если нам с тобой будет нужно, мы его достанем, правда?"

Прислушавшись к себе, проверила правильность своих ощущений. Все было так. Она могла.

Она уложила колье в футляр, который сунула на полку со своим бельем. Взгляд остановился на телефоне, который предательски показывал из-под подушки краешек своего бока.

Елена Евгеньевна откинула подушку, взяла трубку, ткнула в повтор, отметив себе с некоторым недоумением, что, оказывается, за эти дни никуда больше не звонила.

Михаил не отвечал.

Глава 40

Дорога.

Ему уступили место рядом с водителем, остальные набились сзади, причем рессоры лишь едва просели. Какое-то время Михаил разглядывал обилие аппаратуры - радиостанцию он узнал, мощная, вроде Батиной - перед собой и сбоку, меж сидений, затем на него напала зевота. Не все ли равно.

Дорога. Как он устал от них за последнюю неделю. ОНА начала использовать его на износ. Видно, и его существованию здесь наступает предел. Он даже ничуть не взволновался от этой мысли. Похожее не-волнение он испытывал давно, в самом начале, когда все-таки приходил ему вопрос, в своем ли он уме, да и наяву ли все происходит. Вопрос чисто риторический, как бы заведомо проходной.

"Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова". Расхожая шутка. Ему в ней нравилась та самая доля правды, а вовсе не шутки.

Михаила несколько беспокоило, что пришлось вступить в контакт если не с официальными властями, то с кем-то достаточно организованным, но это была скорее легкая досада.

Чувства, запахи, звуки, все восприятие окружающего замедлилось в нем. Жук с заднего сиденья пытался что-то спрашивать, придавленный тушей Павла, но отстал. У них там и без Михаила нашлись собеседники.

Дремота накатывала горячими тугими валами. Это была не просто реакция на бой, погоню, на кутерьму, как выразился Жук, нет, он засыпал неотвратимо и целеустремленно. Его звали. Звали, чтобы сказать.

вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка

Дорога.

Опять дорога?

И опять тьма. Дорога во тьме. Он должен пройти по ней. Все должны пройти по ней, и он отвечает за это. Не его дело, как они пройдут по этой дороге, но он обязан заставить их вступить на нее.

Они должны быть там, где им назначено...

Жить?

Они должны быть там. Где их ждут, где печалятся о них.

Где? Кто?

вспышка - вспышка - вспышка

ТЫ ЗНАЕШЬ.

вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка

Михаил сцепил зубы и подавил в себе ругательство. Блондин осторожно покачивал его за плечо.

- Здесь можно перекусить и вам подберут одежду.

"Жигули" стояли у подъезда шикарной двухэтажной дачи с высокой стрельчатой крышей. От дома до самых ворот, что остались позади, вела подъездная дорожка из красной гранитной крошки.

Михаил с трудом распрямил затекшее тело. Доски ступенек крыльца были теплыми от солнца.

- А на озере дождь небось ударил.

- Пришлось сделать небольшой крюк, чтобы заскочить сюда, - чуть виновато, как показалось Михаилу, объяснил Жук.

- Это хорошо, что дождь, - деловито сказал Павел. - Пожар потушит, а то у меня сердце не на месте.

- Топай давай, - проворчал Михаил. - Друг леса.

От странной помеси "рассказки" с "визией" оставался осадок, как от изжоги, только гораздо сильнее. Михаил моргнул. Текст горел перед ним. От огненных букв было не избавиться. Чего бы он только не дал сейчас за возможность хотя бы на десяток минут отключиться от всего, спокойно обдумать, просмотреть и перечитать еще раз.

Это стоило того.

Войдя, он остановился как вкопанный и остро почувствовал, что он в одних плавках.

Стол в углу обширного зала сервировали две девушки, от одного взгляда на которых перехватывало дыхание. Обе брюнетки, выше среднего роста, волосы волной по плечам. Одна в легком желтом, другая в легком сиреневом. Летние полупрозрачные сарафаны, и видно, как тело ходит под тонкой тканью.

Тезка-Мишка за плечом шумно сглотнул, Павел ухмыльнулся.

- Кушайте, пожалуйста, а мы быстро. И машину вторую подгоним.

Жук радушным жестом указал на стол, где было наворочено на взвод, даже отсюда видно.

- Это без шапки за стол садятся, а без штанов не принято, - сказал Михаил и, чуть подумав, добавил: - молодой человек.

- Извините. - Жук повернулся к лесенке на второй этаж. Оттуда уже спускался Блондин, неся ворох одежды.

- Попробуйте, должно подойти. Правда, на вашего товарища...

Нимало не смущаясь, словно ему только и дел было в жизни, что растелешиваться в гостиных шикарных вилл, Павел уже стоял рядом в том же, что и Михаил, виде. Заскорузлые от крови лохмотья, в которые обратилась его одежда, одна из девушек, желтая, быстренько подхватила и унесла.

Михаил не заметил на хорошеньком личике и следа брезгливости или испуга. Что, каждый день они вернувшихся с боевых действий встречают?

Зато на самого Павла и желтая и сиреневая бросали такие взоры, что Михаил со вздохом оглядел самого себя, копаясь в предложенных вещах.

"А ведь, казалось бы, не последний я мужик, - подумал он. - Но, конечно, куда мне до Геракла. И шрамы его колоссальные их не отпугивают, шлюшек дрессированных, скорее наоборот".

Себе он выбрал джинсы по размеру, на Павла нашлись широкие брюки достаточной длины и подходящая рубаха с длинными рукавами. Один тезка-Мишка все ковырял кучу. Рядом он выложил "стечкин", и видно было, что, одеваясь, смотрит только на него, готовый в любую секунду прыгнуть, схватить, отразить атаку, путаясь в недонатянутых портках.