Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крён

— Смотри, вот это я хотела тебе показать!

Взяв Вивею за руку, Матильда подвела ее к постройке с черепичной крышей. В лицо девочкам пахнуло жаром: там горел огонь, и темноволосый мужчина бил молотом по раскаленному железу.

— Этот кузнец перерабатывает железную руду. Ее плавят, освобождают от примесей, перекладывая древесным углем в плавильной печи. Потом из нее можно делать шарниры, замки, котлы и инструменты.

Вивея, похоже, была в восторге, в отличие от Гунноры.

Матильда заметила недовольное выражение ее лица.

— Девочке нравится все блестящее, верно? — приветливо сказала она. — И я подумала: почему бы ей не узнать об этом побольше? Хорошо, когда человек находит что-то для себя. Моя дочь любит ткать гобелены, поэтому я еще в детстве водила ее к лучшим мастерам.

— Я вижу, тебе больше нравятся украшения, и о них ты тоже узнаешь, — обратилась она к Вивее. — Но как женщины любят украшения, так мужчины любят мечи. Этот кузнец славится тем, что делает самые изысканные гарды и самые острые клинки в Руане. Посмотри, как он работает: он сковывает разные сорта железа, а режущую кромку делает из закаленной стали.

Вивея слушала ее, открыв рот. Она даже решилась немного отойти от Матильды и восхищенно вскрикнула, увидев в углу кузницы бронзовые броши и пряжки.

— Да, и это он умеет, наш мастер Годхард. — Матильда подмигнула кузнецу, и тот улыбнулся в ответ, не отвлекаясь от своей работы. — Когда нужно отлить что-то в бронзе, вначале делают восковую модель, — продолжила она. — Ее заключают в глину, смешанную с песком. Глину обжигают, а поскольку воск при этом плавится, образуется пустое пространство, куда вливают расплавленный металл. Когда металл застывает, глиняную форму разбивают, и получается готовое украшение. Конечно, украшения делают не только из бронзы, но и из золота или серебра. На тонких пластинах из благородных металлов выбивают узоры, а потом украшают крошечными шариками или филигранными нитями. Мастер Годхард может показать тебе, как это делается, но сегодня он занят.

Вивея кивнула кузнецу, а когда они чуть позже вышли из кузницы, девочка взяла Матильду за руку. При виде этого у Гунноры болезненно кольнуло сердце, и хотя Матильда нисколько не была похожа на Гунгильду, ей вспомнилась мать, такая же терпеливая и умная, стремящаяся научить своих дочерей всему необходимому.

— Как бы мне хотелось, чтобы у меня было жемчужное ожерелье! — вздохнула Вивея.

— Почему тебе так нравятся украшения? — Матильда наклонилась к ней.

Гуннору удивил этот вопрос. Ей самой и в голову не приходило поговорить об этом с Вивеей, она просто смирилась с одержимостью девочки всем, что блестит.

— Наших родителей убили, — прошептала Вивея.

Гуннора оцепенела. Она не хотела, чтобы кто-то узнал, что с ними случилось, к тому же она не понимала, почему Вивея заговорила об этом.

— Молчи! — прошипела она.

Но Вивея ее не слушала.

— У мамы была такая красивая цепочка, — продолжила девочка. — И она была на маме, когда та умерла.

Гунноре хотелось прикрикнуть на нее, но девушка словно потеряла дар речи.

Матильда нежно погладила Вивею по щеке.

— И тебе кажется, что когда ты носишь такие же украшения, как твоя мама, то она становится ближе к тебе и ее смерть уже не так пугает.

Гуннора схватила Вивею за плечо.

— Ну все, достаточно!

Она потащила младшую сестру за собой в гущу толпы. Люди и шум уже не пугали ее, напротив, помогали, заглушали воспоминания: стук копыт, звон клинков, крики, глухой удар о землю, когда покатилась голова ее отца.

Матильда вскоре догнала девушку, но держалась на расстоянии и ни о чем не спрашивала. Она дала Гунноре время прийти в себя, и это укрепило доверие к ней. Все равно Гуннора сейчас не стала бы говорить с ней.

— Мы прибыли из Дании, — вдруг прошептала Гуннора. — Надеялись начать тут новую жизнь. Мой отец разводил коней. Он говорил, тут земля плодороднее, зима не такая холодная, да и погода лучше.

— И он был прав. Нормандия — красивая страна.

— Красивая страна! — возмущенно воскликнула Гуннора. — Здесь нас ждала смерть! Какой-то норманн… христианин… поджидал нас у причала и убил всех переселенцев.

Матильда задумчиво кивнула.

— Герцог Ричард делает все, чтобы объединить население страны, но это нелегко. Тут живут франки, переселенцы из Норвегии и Дании, даже ирландцы. Кто-то принял христианство, кто-то остался язычником. Некоторые хотят остаться, другие мечтают вернуться на север. И всегда есть какой-то вождь, стремящийся обрести больше власти, чем Ричард готов позволить. В те времена, когда нам особенно угрожают соседи, эти повстанцы чуют легкую наживу. А сам Ричард мечтает только о мире.

— И все же он слишком слаб, чтобы наказать убийц. Или просто не хочет этого. Не будет тут мира, пока убивают простых людей. Я… я ненавижу эту страну! — Гуннора топнула ногой.

Матильда не стала с ней спорить. Женщины помолчали.

— Мне жаль, что такое случилось с твоей семьей, но ведь и в Дании есть бесчестные люди, мошенники, воры и убийцы. А есть те, кто хочет вести достойную и праведную жизнь. Не все здесь враги тебе.

— Я этого и не говорила.

— Но на твоем лице читается презрение.

Гуннора потрясенно остановилась.

— Ну, тебя я не презираю, — помедлив, протянула она.

Матильда мягко улыбнулась.

— Это хорошо. Значит, ты можешь помочь мне с домашними делами.

— С чего бы это?! — Гуннора тут же позабыла обо всех своих добрых намерениях.

— Мне кажется, ты тут заскучала, — ответила Матильда. — Другим женщинам достаточно расчесываться и купаться, но тебе нужно что-то, чем занять свой ум.

«Знала бы ты, чем занят мой ум», — подумала Гуннора. Уж точно не тем, как варить пиво и жарить мясо, чтобы накормить Ричарда! Но в чем-то Матильда была права. Скука становилась все невыносимее.

— Разве тут недостаточно людей, которые помогали бы тебе? — грубо спросила Гуннора.

— Это правда. Но лишь немногие из них так умны и внимательны, как ты.

Гуннора задумчиво посмотрела на свою спутницу. Ей вновь вспомнилась мать, и вдруг так захотелось наконец-то подчиниться кому-то, позволить себе помочь. Но Гуннора не собиралась признавать это.

— Ну и ладно, — отрезала она.

Пусть Матильда думает, что это Гуннора делает ей одолжение, а не наоборот.

— Как ты могла, мама! Почему ты доверяешь этой женщине?!

Альруна была в ярости. Она только что узнала, что Гуннора теперь будет помогать Матильде по дому, более того, Матильда сама попросила об этом датчанку. До сих пор Альруна не говорила с родителями об этой дикарке, но теперь, когда оказалось, что мать не видит ее мучений, не понимает ее тоски, Альруна восприняла это как предательство. Она чувствовала, что ее бросили в беде.