Маша без медведя - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императрица сделала круг почёта, останавливаясь у некоторых особо понравившихся ей рисунков (ну, или она делала вид, что ей что-то понравилось — кто знает, может это всё та же политика?) и направилась к своему месту, предоставив остальным гостям также насладиться творениями мастериц.
Самым примечательным в этом моменте оказалось то, что прошла она не далее чем в пяти метрах от нас с Марусей. Не слишком близко, да. И разделяло нас множество людей. Но у меня была отличная возможность разглядеть камею.
Поначалу я даже глазам своим не поверила. Это что? Это вот — магия для императорской семьи? Да, вкачано сюда было от души и даже сверх того, но… Стоит ли мне опасаться вообще, учитывая грубый, буквально рубленый способ построения магической формулы? Или это специально — для отвода глаз? Маскировка?
Нет, вряд ли. Императору ещё — я могла бы поверить. Такой символ грубой силы. Но императрице… Нет. Это лучшее, что у них есть.
Я мысленно покачала головой. На рожон лезть не стоит, но эти маги мне не соперники. Выводите десятка три, а может пять, тогда поговорим.
— Ма-а-аш, у тебя лицо странное, — тихо сказала Маруся.
— Пардон, я задумалась.
— Пошли, вон распорядитель маячит.
Хвост пар для полонеза уже растянулся на пару десятков метров. Это был первый и единственный танец, в котором участвовали все без исключения, начиная с императрицы. Дальше шли гости воспитанниц, а уж после — сами гимназистки с курсантами. Поскольку нереально было представить всех всем (да и бессмысленно, полагаю), происходило так: молодой человек подходил, слегка кланялся и называл своё имя, потом уж приглашение и руку — в ответ девушка также называла имя и подавала руку ему. Отлично. Мы с Марусей благополучно прошли эту процедуру, попали примерно в середину молодёжной части строя, продефилировали круг по залу и были приведены на места для гимназисток.
Особых разговоров за это время у меня не произошло. Молодой человек сказал:
— Мария, вы очень трогательно пели.
Я ответила:
— Благодарю, очень приятно.
Разговаривать под ритм полонеза оказалось до крайности неудобно, ноги сразу начинали пытаться идти не туда. Я решила, что лучше уж буду мило улыбаться, чем опозорюсь с самого начала, и новых тем для бесед не выдвигала.
После полонеза поднялась и сказала краткое слово императрица. Я бы назвала его напутственным или благословляющим, так всё было по-отечески. Впрочем, так и должно быть, она же как бы общая мать для этих девочек, и всё такое. К тому же речи ей должны писать лучшие сочинители страны.
КАВАЛЕРЫ
— Дамы и господа… вальс! — объявил распорядитель.
Зал как-то весь задвигался, бело-золотые гардемаринские кителя слились в одну сплошную стену, смещающуюся и распадающуюся. Постепенно эта каша начала организовываться, отдельные пары выходили в круг, и оркестр уже начал наигрывать негромкое вступление.
Передо мной неожиданно оказался мужчина лет сорока, во фраке и узких очках в золочёной оправе. Он слегка склонил голову и отрекомендовался:
— Алексей Юрьевич, к вашим услугам. Позвольте, сударыня, иметь честь пригласить вас на вальс?
— Мария, — ответила я и подала руку, напрочь забыв право-лево и вообще куда…
Однако кавалер оказался достаточно уверен в своих знаниях, провёл меня к свободному месту в кругу, пара тактов, и всё задвигалось, закружилось. Я отметила для себя, что в нишах осталось стоять трое девушек, и, повинуясь жестам распорядителя, к ним уже спешили молодые люди. Не успели мы протанцевать и полкруга, как скучающих воспитанниц не осталось.
— Вы великолепно исполнили романс, — сказал мой кавалер, едва не заставив меня вздрогнуть.
Так! Улыбаться же надо.
— Благодарю! Однако основная заслуга успеха принадлежит нашей Анечке.
— Это та барышня, с которой вы пели дуэтом?
— О, да. Великолепные природные данные. Возможно, если когда-то состоится какой-нибудь праздник на открытом воздухе, ей разрешать спеть в полную силу.
— Именно на открытом? — заинтересовался кавалер (как там его зовут, я уж забыла…)
— Именно. В помещениях всегда опасаются, что окна вылетят.
— Неужели вы не преувеличиваете?
— Отнюдь. Думаю, Анна с лёгкостью могла бы перекрыть и весь этот оркестр, и зал вместе с ним.
Дальше я ещё немного похвалила Аню и заметила, что дядька начал искать её глазами. Боже, неужели я заразилась этим всеобщим стремлением выдавать девушек замуж?.. Ужас какой.
Следующие два вальса ко мне подходили гардемарины, прищёлкивали каблуками, отрывисто кивали, представлялись — и каждый хвалил, как я пела. Мда.
Потом случилась полька и, слава Богу, никто и ничего в это время не говорил. Да и не смог бы! Мечутся как угорелые все…
26. В ПРИЯТНОЙ КОМПАНИИ
РЕКЛАМА ДЛЯ ЖЕНИХОВ
После польки (должно быть, чтобы дать танцующим возможность маленько перевести дух) в центр зала внезапно вышел ещё один взрослый дядька (в мундире по виду похожем на гардемаринские, только с белыми брюками вместо чёрных и б о льшим количеством золота) и объявил, что по результатам последнего трёхнедельного морского похода особо отличившиеся курсанты будут отмечены наградными значками. Ах, это, наверное, гардемаринский завуч или как они у моряков называются.
А я-то думала, что женихов не прорекламируют — ан нет!
Парней начали вызывать поочерёдно, сперва кому третьей степени значок, потом второй и под конец, восьмерым — первой. Под бурные аплодисменты распорядитель объявил:
— Дамы и господа — «Амурские волны»!
«Амурские волны» — это был тот самый обязательный «длинный вальс», который вставляют в середине программы. Если бы вместо моряков пригласили артиллеристов, выбор мелодии мог быть и другим, но из уважения к морской службе, сами понимаете. А ради положенной длины оркестр мог играть неопределённое количество куплетов — пока не получат знак завершать от распорядителя. Вступление зазвучало сразу после объявления, и в круг начали выходить первые пары.
По длинному вальсу становилось понятно, сложилась ли у кого-нибудь с кем-нибудь какая-либо симпатия. Вон, я вижу, тот мужик во фраке (ну, забыла имя напрочь) снова к Анечке подкатывает. А ведь, кажется, со всеми певицами перетанцевал. Что за такой любитель вокала? Анечка думает… нет, пошла!
Вон ещё один гражданский подходит к старосте двадцатого, как её?.. Лена, кажется. Тоже ведь медичка, говорили: ах, такая принципиальная эмансипе, а поди ты — сияет как ясно солнышко. Или прикидывается опять? Не поймёшь их…
Меня немного раздражало, что Марусю отнесло на другую сторону танцевальной залы, и я никак не могла определиться: прилично будет, если я прямо к ней подойду? Я склонялась к подозрению, что всё-таки нет.
— Барышня, окажите честь…
Я моргнула и перевела взгляд на высокого курсанта, протягивающего мне руку. Я непроизвольно сморщила лоб, припоминая…
— Простите, мы уже танцевали сегодня?
Странное выражение мелькнуло в его глазах и исчезло:
— Прошу прощения, позвольте представиться: Дмитрий.
— Мария.
Мы вышли в круг и закружились по залу. Замелькали люстры с многочисленными лампочками в виде свечей, платья, мундиры…
— Вы прекрасно поёте.
О, а вот и комплимент!
— Вы уже пятый человек, кто говорит мне об этом сегодня.
— Значит, это правда. А кроме того, — он слегка усмехнулся, — наше руководство настаивает, чтобы курсанты прежде всего отмечали успехи гимназисток.
— Как сложно вам, должно быть, присутствовать на концертах. Всех нужно запомнить, да ещё не перепутать, иначе какой конфуз. Впрочем, всем можно говорить: «Вы блистательно выступили!» Или ещё что-нибудь эффектное. «Я был поражён глубиной ваших чувств», к примеру. Главное, не промахнуться, а то, может, девушка всю дорогу штору в постановке держала.
Он сдержанно засмеялся.
— А вы остроумная.
— Просто я устала, и меня немножко несёт. Но всё равно спасибо.
— Хотите присесть?
— Ой, нет, это ещё хуже. Сразу все начнут на нас таращиться.
— А как же усталость?
— Ногам-то всё равно. Это больше… в голове.
— Отчего же? На мой взгляд, довольно милый маленький бал.
— Я, знаете ли, как-то не привыкла к тому, что вокруг всё… одинаковое.
