Ничейной земли не бывает - Вальтер Флегель

— Как ловко это у вас получается! — заметил Шанц.

— Научишься, если в семье, кроме тебя, еще пятеро братьев и сестер, — ответил капитан, не вставая.

— А для меня в вашем термосе что-нибудь найдется? — спросил Шанц.

Капитан молча наполнил чашку кофе и положил на листок чистой бумаги бутерброд с колбасой.

Полковник пододвинул к себе табуретку, сел, а затем спросил, чем капитан занимается у артиллеристов.

— Полковник Хемпель направил меня сюда в качестве инструктора, — ответил капитан.

— Значит, вы из политотдела, не так ли?

Капитан молча кивнул, а Шанц поинтересовался:

— И поэтому вы занялись бутербродами? Лучшего занятия себе не нашли?

Капитан стиснул зубы и продолжал делать бутерброды, как будто от этого зависел успех учений. Чем дольше Шанц смотрел на нож, которым орудовал капитан, тем больше злился.

— Положите нож! — вдруг потребовал он.

Капитан воткнул нож в кусок хлеба. Молча и неподвижно он сидел перед полковником, глядя на свои острые колени, обтянутые ватными брюками. Это было беспомощное молчание не уставшего человека, а, скорее, равнодушного ко всему. Так обычно молчат перед учителем или отцом дети, которых застали за глупой шалостью. Так же молчат и подчиненные, когда не понимают приказа или распоряжения начальника, а выслушать его и выполнить все равно надо. Человек, который так молчит, рано или поздно сдается и делает то, что от него требуют, но делает без души.

«Интересно, похож ли он чем-нибудь на старшего лейтенанта Фрейера? — невольно подумал Шанц. — Вот к нему-то и нужно было направить этого капитана, но только не инструктором, а простым практикантом: пусть бы еще раз начал службу с роты. Но капитан — офицер политотдела дивизии и там, видимо, занимается делом, до которого явно не дорос. Кто направил его на работу в штаб? На свете немало людей, по роду своей служебной деятельности облеченных ответственностью, которая им не по плечу. Однако у них не хватает мужества признаться в этом, к тому же им часто везет, и их некомпетентность долго не обнаруживается…» Вот какие мысли пришли в голову полковнику Шанцу, когда он смотрел на капитана, показавшегося ему таким несимпатичным.

— Где сейчас подполковник Койнер? — спросил Шанц.

— В артиллерийском полку.

— А почему вы не поехали с ним?

— Потому что в машине не оказалось свободного места.

— И вы успокоились?

— Я всего лишь капитан…

— Вы офицер политотдела дивизии, — резко перебил его Шанц. — Вы политработник и потому ваше воинское звание в данном случае не играет никакой роли! Вы же предпочитаете политработе приготовление бутербродов, а когда наготовите их вдоволь, возможно, приметесь за чистку сапог. Политработник, не занимающийся своими прямыми обязанностями, как правило, со временем деградирует. Знаете ли вы, что сделал бы я, если бы Койнер не нашел для меня места в машине? Я побежал бы бегом или же отправился в полк пешком!

— А зачем? — спросил капитан, подняв глаза на полковника. — Чтобы мешать другим, чтобы видеть и слышать, как другие считают меня лишним? Если бы я был командиром батареи, тогда другое дело! — И, снова взяв в руки нож, капитан отрезал еще несколько кусков хлеба для бутербродов.

Шанц вспомнил ту ночь, когда он пришел в палатку, разыскивая оружие. Никто тогда не приказывал капитану встать и помочь ефрейтору Айснеру, а ведь он действовал вопреки желанию подполковника Кристиана и полковника Бредова. А сейчас он сидел и готовил бутерброды. Тут он оказался явно не на месте.

— Вы могли бы уйти отсюда? — спросил Шанц офицера. Капитан кивнул и положил нож. Затем он встал и направился к двери.

— Подожди-ка, сядь, я еще не все сказал, — остановил его Шанц, неожиданно переходя на «ты». — Кто хоть раз сдался и побежал, тот всегда будет бегать. А с офицером, который вдруг решил, что ты человек лишний, ты не должен был соглашаться. Надо было проявить упрямство, и тогда бы ты убедился в том, что нужен. А теперь отправляйся!

Капитан молча надел фуражку, затянул покрепче портупею и взял папку, из которой торчал свернутый в несколько раз боевой листок. На столе, на котором лежала топографическая карта, он отыскал клочок бумажки, схематически изобразил на нем свой маршрут и направился к двери, которую в этот момент кто-то распахнул. На пороге показался майор Хотте. Капитан, даже не поприветствовав его, протиснулся наружу и, спрыгнув на землю, направился в глубь леса.

Майор Хотте, покачав головой, посмотрел ему вслед и крикнул:

— Смотрите не заблудитесь! — Он рассмеялся, вошел в машину и захлопнул за собой дверь.

Поздоровавшись с Шанцем, майор подошел к карте и принялся ее разглядывать. Он был маленького роста, но такой подвижный, что казалось, он секунду не может постоять спокойно, даже если его поставить по стойке «смирно». Две трети своего рабочего времени майор проводил непосредственно в частях. Если порой ему приходилось несколько дней подряд сидеть в штабе, где он не видел ни орудий, ни тягачей, он терял покой и начинал нервничать. Долгое отлучение от пушек и гаубиц действовало на Хотте гораздо хуже, чем голод, жажда или даже разлука с женой и детьми, которых у него было семеро. В самой дивизии и за ее пределами его за глаза называли Архихоттом. Он так давно служил в штабе, что его в шутку причисляли к штабному инвентарю.

Майор обладал огромным опытом и знаниями, что было особенно ценно сейчас, когда в части поступало новое артиллерийское вооружение. Как только в дивизии получали орудия новой серии, майор Хотте немедленно приезжал в полк и забирался в тот бокс парка вооружения, куда ставили новую пушку. Оставшись около орудия (об этом рассказал под большим секретом один офицер из артиллерийского полка, которому совершенно случайно удалось подсмотреть интересную сценку), майор Хотте несколько раз обходил вокруг пушки, беседуя с ней, как с живым существом. С каждым кругом он все ближе подбирался к орудию, начинал ощупывать его руками и наконец даже принюхивался. Потом он открывал затвор, заглядывал в ствол, крутил маховики, поворачивая ствол в разные стороны. И все эти движения сопровождал ласковой речью, правда, такой тихой, что разобрать слова было невозможно. И только после этого он принимался за чтение инструкции, прилагающейся к комплекту. Тщательно изучив инструкцию, он проверял все, что можно было проверить у пушки, и лишь потом начинал знакомить с новой системой артиллеристов.

Немного постояв над картой, майор подошел к радисту и ознакомился с последними донесениями, записанными в специальный журнал, после чего снова вернулся к карте и, низко склонившись над ней, долго и внимательно рассматривал, раздувая ноздри, словно намеревался вступить с кем-то невидимым в серьезный спор. И хотя майор уже прослужил в армии двадцать пять лет, уходить в запас он не собирался, однако и на место подполковника Койнера не зарился. Архихотт принадлежал к числу офицеров-практиков, без помощи которых многим пришлось бы туго.

Полковник подошел к майору, и Хотте показал ему на карте место, куда выехал Койиер.

— И что же он там собирается делать? — поинтересовался Шанц.

Майор Хотте только пожал плечами.

Шанц вышел из машины и увидел Кинцеля, который крепко спал на вынутом из машины сиденье, положив под голову шапку. Полковник разбудил водителя и сказал, что они поедут на огневые позиции.

Постепенно палатка наполнилась людьми. Майор Виттенбек сидел в углу, прислонившись головой к брезентовому боку, и курил трубку с коротким мундштуком и такой крупной головкой, что она занимала почти всю ладонь. Майор курил спокойно, делая редкие, но глубокие затяжки.

Тепло горящего табака нагрело дерево и приятно растекалось по руке. Виттенбека охватило блаженство, однако он не позволил себе расслабиться и задремать. Мысленно майор стащил с себя сапоги, каску да и обмундирование тоже, на время забыл о своей должности и лежащей на нем ответственности и с каждой затяжкой чувствовал себя все свободнее. Это кратковременное отделение духа от плоти, видимо, испытывали все, кто находился в палатке.

Здесь собрались курильщики, которым было о чем поговорить. Во времена Фридриха Великого в таких палатках собирались только ординарцы, которые набивали и раскуривали трубки своих господ. Туда приглашали и ученых, и придворных шутов, для того чтобы поддерживать ученые беседы или развлекать присутствующих.

В эту же палатку смело мог войти каждый, без различия званий и должностей. К тому же майор Виттенбек был вовсе не прусским королем, а обычным майором, командиром артиллерийского дивизиона Национальной народной армии ГДР. Если кто из присутствующих хотел немного перекусить или утолить жажду, он должен был протиснуться через ряды сидящих в задний угол палатки или просто передать деньги и сказать, чего он хочет: бутылку «колы», пирожного или конфет. Торговал всем этим солдат, сидевший за узким столиком, на котором стояли две свечи и телефонный аппарат. То один, то другой офицер звонил в свои подразделения, чтобы узнать, что же там делается.