Ориан, или Пятый цвет - Поль-Луи Сулицер

Орсони принялся рассказывать о своих давних приключениях, пережитых на реке Сенегал. И африканки развеселились. Они закурили и погрузились в глубокие кресла, приняв соблазнительные позы.

Чтобы доставить удовольствие гостям, Шан поставила диск с африканскими песнями. Из усилителей, расположенных в четырех углах салона полились звуки, доселе неслыханные в роскошных апартаментах 16-го округа Парижа. Их издавали балафоны, гармошки, приглушенные ударные инструменты. Сенегалки пустились в пляс под зажигательную и веселую мелодию Альфа Блонди. Они вынудили танцевать и Октава Орсони — вытащили его из кресла. С большой неохотой присоединился к ним и Ладзано. Он никогда не умел танцевать и находил смешной эту тряску с вымученной улыбкой. Артюру пришлось несколько раз звонить в дверь, прежде чем одна из бирманок услышала и открыла ему. Приход Артюра прошел незамеченным. Он расцеловал трех молодых негритянок, как старых знакомых, потом освободился от накидки и шляпы. Ладзано, всегда пользующийся случаем, чтобы разглядеть его, тотчас заметил, что у Артюра осунулось лицо, словно он силился дать себе отдых после какого-то напряжения. Через несколько минут, после двух бокалов шампанского, Артюр расслабился. Ладзано часто наблюдал, как этот несравненный соблазнитель отпускал комплименты и любезности, затем едва уловимо клал руку на плечо, касался груди, небрежно ласкал подставленное бедро. Это было большое искусство, утонченная завершенность, когда поэзия слов соединялась с поэзией рук. Иногда Орсони, смеясь, говорил: Артюр — человек, способный сочетать слово с делом.

Настала минута, когда бирманки притушили свет в люстрах. По заведенному обычаю «новая добыча» всегда доставалась Артюру, обладавшему ненасытным аппетитом. Шан не гнушалась присоединиться к этим играм, так как была очарована этим экспертом по ласкам. Орсони раньше тоже не пренебрегал новыми, телами, но с тех пор, как Сюи поселилась в его доме, он никого не хотел и к любви «втроем» допускал только Шан.

Ладзано удалился в игорный зал и стал слушать музыку: кантаты Баха. На улице Помп ему просто необходимо было показаться, чтобы не вызвать подозрений по поводу недавнего отсутствия, к тому же надо было сказать Орсони и Артюру, что на яхте все в порядке и они могут по своему усмотрению пользоваться ею следующим летом, не боясь досмотров береговой охраны.

Он отдыхал, когда вдруг открылась дверь игорного зала. Вошла Сюи. У нее был потерянный и печальный вид.

— Ты одна? А где Шан? — спросил он.

— Она с Артюром, — ответила бирманка.

— Почему ты не с ними?

— Сегодня вечером у меня нет желания. Октав занят с африканкой. А я не хочу вмешиваться, — с досадой ответила она.

Она принесла поднос с двумя чашечками чая. Они молча выпили. Сюи села на ковер у ног Ладзано, облокотилась на огромный пуф.

— Не печалься, он скоро к тебе вернется. Сегодня вечером он поразвлечется немного, а завтра все забудет. Ты ведь знаешь, что он любит играть.

Не очень убежденная, молодая женщина покачала головой.

— Он больше не берет меня часто, — внезапно проговорила она с обезоруживающей невинностью.

— Ты хочешь сказать, он не занимается с тобой любовью?

Она подумала.

— Да нет, но, мне кажется, у него пропало желание…

— А тебе известно, — прервал ее Ладзано, подавляя улыбку, — что красивая женщина вроде тебя и старый мужчина, как он… Ему уже нужно беречь себя.

Но у малышки не было настроения шутить. Ей явно было не по себе.

— Здесь все для Шан. Потому что она старше и красивее меня. Так думают мужчины, Я считала, что по-настоящему нравлюсь месье Октаву. А теперь я не уверена, И вообще я не понимаю их дела с Артюром. Иногда все спокойно, а потом вдруг надо уезжать.

Ладзано насторожился:

— Уезжать? Куда?

— Я вспоминаю, это было несколько недель назад. После обеда месье Октав любит ласкать меня на канапе. Моя сестра Шан вышла. Мы остались вдвоем, Нам было хорошо. Кто-то позвонил. Октав встал, а я оделась. Вошел какой-то мотоциклист, на голове у него был шлем. Он казался очень довольным. Я слышала, как он говорил: «Все прошло отлично. У женщины не было никаких шансов. Документы у меня». Я не знаю, о чем шла речь. Он отдал пакет Октаву и ушел. Я слышала, как он бегом спускался по лестнице.

— А ты видела, что было в пакете? — настороженно спросил Ладзано.

— Нет, нужно было немедленно уезжать. Октав сказал, что вечер будет у Артюра, в его загородном доме.

— Где?

— Думаю, у него не один дом, но тогда, чтобы испугать меня, Октав все время говорил: «Мы поедем в дом Ландрю». Это убийца женщин, полагаю?

Ладзано понял, что они уезжали в Гамбе, где у Артюра действительно был старинный особняк. Шутки ради Октав часто называл его домом Ландрю.

— И там состоялась вечеринка? — спросил Ладзано.

— Нет. Помню, Октав передал пакет Артюру, тот положил его на книжную полку в библиотеке. Все было готово для вечеринки. Ждали только девушек, я думаю. Но после телефонного звонку Артюр объявил, что, к сожалению, его вызывают в Париж. Ну и мы все уехали. В машине Октав включил радио. Рассказывали о новом правительстве. Я и подумала, что Артюр — журналист.

Ладзано не старался узнать больше. Он пытался восстановить ход событий. Если все происходило так, как он предполагал после неожиданного признания бирманки, значит, он напал на прочный след, способный заинтересовать следователя Казанов. Глядя на печальную девушку, он отметил, что ни за что бы не бросил красивую молодую женщину: эти цветы слишком нежны, их можно сломать походя. Не шевельнув мизинцем, он добился больше, чем за годы, проведенные в окружении загадочного Артюра.

Ладзано тихо вышел. В полумраке парадного салона колыхались тени, гибкие и томные, как лианы. Африка завладела домом.

40

Помещения «Финансовой галереи» понемногу освобождались от запаха гари. Ориан большую часть времени проводила у своего окна, бродила по кабинету, как лев в клетке, надеясь, что в конце концов Эдди Ладзано появится. Она даже припомнила суеверия детства, когда маленькой девочкой ждала прихода очаровательного принца. Она закрывала глаза, считала до десяти, потом открывала их, разочарованная. Было больше четырех часов пополудни, когда она встала еще раз, подошла к стеклу и уперлась в него носом. Что подумал бы Гайяр, войди он к ней в этот момент? Она опять закрыла глаза, посчитала. Открыла их. И на этот раз из нее вырвался победный вскрик. Это было так невероятно, что она ущипнула себя. Но нет, она не спала — он был там. С неимоверной радостью она смотрела, как он ставит мотоцикл на подножки, медленно стаскивает шлем, поворачивает голову в ее сторону. Как он узнал, что Ориан стоит у окна и ждет его? Неужели это и есть магия любви? Она сделала ему знак, на который он из осторожности подчеркнуто не ответил. Она приняла это за приглашение, и у нее полегчало на душе. Не задерживаясь, она вышла из кабинета, стараясь не бежать. Они впились друг в друга глазами.

— Не здесь, — тихо произнес он в то время, как Ориан тянулась к нему, чтобы поцеловать. — Сматываемся отсюда.

Она надела шлем, и болид стартовал. У первого светофора Ладзано остановился у обочины и снял шлем. Она сделала то же самое. Их поцелуй был гарантией того, что ничего не изменилось в его сердце после Кабура.

— Куда едем? — спросила Ориан.

— К Артюру, — улыбаясь, сказал Ладзано.

— Что за Артюр? Не знаю никакого Артюра.

— Не важно. В любом случае его не окажется на месте.

— Ничего не понимаю! — крикнула Ориан, когда мотоцикл набирал скорость.

Вместо ответа Ладзано засмеялся.

Они выехали из Парижа через Булонский лес и помчались по четырехполосной дороге Сюресне. Она была еще более-менее свободной. Ладзано правил уверенно. Наконец-то она снова держалась за него. Одежда у него была спортивной: светлые джинсы и голубая майка под курткой из мягкой кожи. Заметила Ориан сзади и багажник. Они промчались мимо летного поля, затем мотоцикл преодолел склон, уходящий в сторону от автострады. Миновав дорожное ограждение, они очутились в поле. Проехав перекресток, он снизил скорость, остановился. Вся дорога заняла у них минут сорок. Ладзано знал, что Артюр три дня пробудет в странах Бенилюкса. Дом его был закрыт, но доступен. Проникнуть во владения площадью в сотню гектаров в поисках документов — плевое дело. Но прежде он должен был предупредить следователя о своих намерениях. Для очистки совести, А еще потому, что он втянул ее в кражу со взломом.

— Что ты замыслил? — спросила Ориан.

Она колебалась, обратившись к нему на ты после нескольких дней разлуки. Она все еще сомневалась в осязаемой реальности, несмотря на сохранившиеся в ней яркие воспоминания.

— Ты разве не хочешь уличить убийц Леклерка и его жены?