Тщеславная мачеха - Фиделис Морган

Перенеся книгу в будку и пристроив на подставку, Элпью села, зажгла огонь и закрыла дверцу.

Удобно, уютно и безопасно. Она открыла внушительный фолиант на Откровении Иоанна Богослова:

Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном. Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая. [99]

Элпью так увлеклась, переписывая этот отрывок, что услышала шаги, эхом отдающиеся в выложенным каменными плитами проходе, когда они раздались слишком близко от нее и предпринимать что-либо было уже поздно.

Быстро задув свечу, она сидела не шевелясь. А вдруг этому человеку нужно в ее кабинку? Как она объяснит свое присутствие здесь?

Затаив дыхание, Элпью прислушивалась и съежилась, когда шаги на мгновение затихли, а потом медленно приблизились к маленькой деревянной кабинке.

Элпью услышала такой звук, словно металл звякнул о металл, отдернулась шторка.

По другую сторону деревянной перегородки послышалось шуршание шелковой одежды, потом кто-то негромко позвал:

– Святой отец? Святой отец?

Дрожащий голос принадлежал женщине.

Через плотную медную решетку в перегородке Элпью различила смутный женский силуэт. Она всё еще не решила, броситься ли ей наутек, и на всякий случай поставила ноги так, чтобы было удобней сорваться с места и бежать.

– Святой отец? Могу ли я исповедаться?

Исповедаться? О Господи! Элпью заерзала, сожалея, что не убежала. Эта кабинка, должно быть, и есть исповедальня.

Усилив для правдоподобия ирландский акцент, Элпью проговорила низким голосом, стараясь подражать манере священника:

– Да, дитя мое.

– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила…

От удивления у Элпью глаза на лоб полезли. Как только женщина произнесла законченное предложение, Элпью поняла, кто сидит по ту сторону перегородки. Каяться в своих грехах собралась не кто иная, как леди Прюд.

– Итак, Вирджиния, когда точно Джон объявил о том, что он аристократ? Видимо, после страшных событий прошедшей ночи? – Девушка закрыла лицо руками. – Скажи мне, дитя… – уговаривала графиня. Ей хотелось узнать, долго ли они находились вместе в той комнате, так близко от совершившейся на чердаке трагедии. И может быть, что-то слышали или видели. – Вы наверняка провели вместе романтический вечер, поскольку завершился он столь бурно.

– Вот и нет. – Вирджиния саркастически засмеялась. – Этот мерзавец ворвался ко мне в комнату, растрепанный, рубашка расстегнута, ладони мокрые, схватил меня за руку и, не говоря ни слова, потащил на чердак, все время целуя в шею. Тогда это казалось романтичным. Теперь я чувствую себя извалявшейся в грязи.

– Ага. Значит, Джон где-то был, так? Ты думала, что он уехал со старой ведьмой. Ты знала, что он вернется?

– Теперь я понимаю, что никогда ничего о нем не знала.

– Как же в таком случае тебе удалось настолько с ним сблизиться? Растолкуй мне.

– Он поступил на освободившееся место в конюшню моего отца. Джон заигрывал со мной, а я… ну, я отвечала ему. А когда я поехала сюда, он последовал за мной во Францию, потом бросил меня, затем вернулся.

– Но зачем виконту работать грумом у твоего отца? Это он объяснил?

– Я же вам сказала! – рассердилась Вирджиния. – Джон хотел узнать, удастся ли ему убедить других, что он грум.

– Извини, Вирджиния, но зачем Джону это понадобилось? Он надеется стать актером? Но тогда ему лучше бы попытаться убедить окружающих, что он лорд. Хороших ролей грумов мало, поверь мне. – Графиня покачала головой. Ну и задачка. И какой несчастный вид у бедного ребенка. Леди Анастасия искренне пожалела девушку. – И где же теперь этот повеса?

– Откуда я знаю? Я дала ему пощечину и убежала, когда он мне признался.

Графиня подумала, что Вирджиния, видимо, навсегда избавилась от молодого человека.

– Почему он открылся тебе именно этой ночью? Не знаешь?

– Он предлагал мне сбежать.

– Снова?

– В прошлый раз я не знала, что мы убегаем. Я думала, что меня отсылают в одинокое изгнание.

– Ты была действительно дорога ему, если он последовал за тобой.

– Он следовал не за мной. – Лицо Вирджинии снова напомнило трагическую маску. – Его послали сюда с письмом. А тут, кстати, подвернулся мой отъезд.

– С письмом… да для кого же?

– Не знаю. Для какой-то женщины. Это еще одна причина, по которой я не могу ему доверять. Я знаю, где-то здесь живет старуха, и именно для встречи с ней Джон приехал сюда. Мне кажется, что ко мне он приходит, только когда не может быть с ней, потому что у нее то ли муж, то ли кто-то еще.

– Он назвал тебе ее имя?

– Джон заставил меня поклясться, что я никому не скажу. Но после того как он столь гнусно со мной поступил… Уверена, будет правильно, если я вам скажу. Ее зовут Дениза.

– И где живет эта Дениза? Он не сказал?

– Я не понимаю, графиня. – Вирджиния опять сморщилась. – Что во мне не так? Я не уродина, не толстая. Почему он не любит меня?

– Сожалею, что именно мне выпало просветить тебя, да еще после того, как дело сделано, но любовь, какой бы всемогущей она ни была, утрачивает большую часть своей божественности, когда все совершается.

– Я велела ему убираться прочь. Пусть идет к своей драгоценной Денизе. – Эти слова вызвали у девушки новый приступ рыданий. – И он ушел!

– Он точно сказал тебе, что эта Дениза занимается черной магией, что она ведьма? Ты не придумываешь из ревности?

– Он сам называл ее василиском. А я бывала в театре и знаю, что если в первом акте мужчина называет женщину василиском, то в пятом он обзывает ее мегерой, строптивицей, каргой и ведьмой.

Графиня вздохнула. Она не могла не согласиться. Когда мужчина, описывая женщину, использует слово «василиск», это дурной знак, особенно если этот мужчина так красив и такой завидный жених, как Джон, в прошлом грум, а ныне виконт Вентнор.

Элпью ухватилась за лежавшую перед ней книгу. Что делать теперь, когда женщина начала говорить? Она понятия не имела, как ведут себя папистские священники, затворившись в этих непривычных деревянных будках.

– Благословляю тебя, дитя. – Элпью выхватила из кармана платок и прикрыла рот.

– Я уже исповедовалась сегодня утром, святой отец. Но, увидев закрытую дверь, решила снова войти в исповедальню. Ибо душа моя изнемогает под тяжким бременем и я не в силах вынести его ни минутой дольше.

Элпью открыла рот и – закрыла.

Леди Прюд тоже молчала, словно решая, продолжать или нет.

Элпью затаила дыхание. Тишина сделалась осязаемой.

– Вы не спросите меня?…

– Говори, если желаешь, дитя, – пробормотала Элпью, для верности добавив: – Благослови тебя Бог.

Было слышно, как шуршит парчовая накидка леди Прюд. Потом раздался другой звук. Что это? Похоже на сипение. Возможно, леди Прюд страдает астмой.

– Я оглядываюсь на свою жизнь… или лучше сказать, на бурные потрясения и трудности моего прошлого, на то, как я попала сюда… и размышляю над некоторыми страшными ошибками, которые совершила на этом пути.

Элпью поморщилась. Господи, надо же было попасть в такую переделку.

– Продолжай, – проворчала она.

– Я была блудницей, – объявила Прюд. – Я исправилась, но теперь мне кажется, что в своем исправлении я зашла слишком далеко. – Леди Прюд шмыгнула носом. Элпью поняла, что женщина плачет. – Любовь – это благо, святой отец, ведь так?

Элпью молчала.

– Скажите мне, что любовь – это благо, святой отец. Ведь если один человек готов пожертвовать чем-то ради любви к другому, как это может быть грехом в глазах Господа? И вместе с тем я сурово осуждала тех, чьим единственным грехом была любовь. В результате здесь, в замке, я выпустила на свободу страшное, подлинное зло. – Она умолкла. – Это все из-за меня. – Снова тишина. – Я думала, что избегла возмездия. Но моя мстительница вернулась. Она приходила уже дважды. – Снова длительное молчание. – Я желаю покаяться в моих прошлых грехах, святой отец. В молодости я совершила ошибку. И эта ошибка вернулась, чтобы преследовать меня. – Леди Прюд опять замолчала. Элпью услышала всхлипывание, прежде чем женщина продолжила: – Я была двоемужницей. И хотя в то время это было довольно просто, теперь ко мне явился призрак прошлого. И я отягощаю свой грех новыми и новыми ошибками.

Минуту или две леди Прюд тихо плакала.

– Да? – Элпью надеялась, что заставит ее продолжить и объясниться яснее.

– Чтобы защитить себя, я сообщила ложные сведения. И это привело к смерти невинных людей.

Мгновение Элпью прикидывала, просят ли священники подробных разъяснений. Она помычала – понимающим и в то же время осуждающим тоном – и сказала: