Трудно быть хорошим - Ричард Форд

А его подруга продолжала перечислять все «достоинства». Уже во весь голос она визжала: «Жареный ты петух на Северном полюсе! Полковник Сандрес в парке и бутсах! Расходимся! Теперь уже окончательно!»

Тот, кому был адресован разгневанный монолог, молча продолжал свою «кругосветку» по залу. Подойдя к окну, остановился и стал смотреть на пустую площадь перед вокзалом.

Тем временем итальянка, нервно одергивая платье, повернулась к мисс Дент:

— В другой раз, когда надумаю смотреть видео о местечке Барроу на Аляске и его коренных жителях — эскимосах, то уж обязательно обращусь к той компашке. Главное — бесплатно! Боже! До чего докатились! А кое-кто душит своих врагов скукой! А ты сидишь, как загнанный зверь в яме! — это был определенно вызов мисс Дент.

Дент посмотрела на часы, отметив про себя, что стрелки движутся слишком медленно.

— Смотрю, вы все время молчите, — обратилась женщина к Дент. — Держу пари, много могли бы порассказать, если бы кто-нибудь вас заставил. Ведь правда? Ишь хитрюга! С гонором! Застыла, сжала маленький ротик, а вокруг говорят бог знает о чем! Ну, права? «В тихом омуте…» У вас наверняка и имя соответствующее? Как все-таки вас зовут?

— Дент. Но вы мне не представились…

— А, черт с вами. Не знала и знать не собираюсь! Сиди и думай, что хочешь! Ничего не изменится. Но я-то знаю, что я думаю. Отвратительно, вот что!

Тем временем мужчина покинул свой вынужденный пост у окна и вышел на улицу. Когда он вернулся минутой позже, в мундштуке дымилась сигарета и, похоже, был в лучшем расположении духа. Шел он, распрямив плечи и гордо задрав подбородок. Присел чуть позади своей спутницы.

— Спички нашел! — радостно провозгласил он. — Прямо здесь были! На краю тротуара коробок лежал. Обронил кто-то.

— Определенно, тебе везет, — отозвалась та. — Один — ноль в твою пользу. Я, как никто другой, знала, что удача тебе сопутствует. Везение — это всё!

Она снова взглянула на мисс Дент и решила продолжить беседу с ней.

— Уважаемая мисс, снова клоню к тому, что и на вашу долю наверняка выпало немало испытаний и ошибок. Знаю, знаю, есть кое-что! Ваш взгляд говорит мне об этом. Отводите глаза? Продолжайте в том же духе! А мы поговорим! Но и вы состаритесь! И тоже захочется, чтобы кто-то выслушал. Дождитесь, когда будете моего возраста или его! — заключила она, резко повернувшись спиной к своему знакомому. — Видит бог, так будет! В свое прекрасное времечко! За этим не придется охотиться: старость сама отыщет!

Взяв сумочку, Дент поднялась и отправилась к фонтанчику. Попив, обернулась. Старик закончил курить, вытащив окурок, бросил под скамью. Выбил и продул мундштук, сунул в верхний карман. Теперь и он внимательно смотрел на девушку.

Дент собиралась с мыслями. Не знала, что сказать, с чего начать, но надо наверняка с того, что в сумочке — оружие. Можно даже рассказать, что она едва не убила человека сегодня!

Но в этот момент они услышали поезд. Сначала — свисток, затем лязгающий звук — предупредительный сигнал — значит, перевели стрелку. Двое пожилых людей встали и направились к выходу. Мужчина открыл дверь перед своей дамой, затем, улыбнувшись, обернулся к Дент и сделал приглашающий жест. Она, повесив сумочку спереди, вышла.

Приблизившись к станции, поезд еще раз дал свисток. Замедлил ход. Свет от локомотива упал на рельсы. Два вагончика, которые и составляли этот короткий поезд, были ярко освещены, поэтому трое на платформе прекрасно видели почти пустые салоны. Но это неудивительно: в этот час вообще странно, что в поезде кто-то есть.

Те немногие пассажиры, смотревшие сквозь стекла, тоже, вероятно, подумали: почему эти люди на станции? Что их сюда привело? В такое время скорее собираются лечь в кровать. В домах, которые виднеются на пригорке за станцией, кухни чисты и убраны, посудомоечная машина уже давно остановлена, а утварь разложена по местам. В детских потушены ночники. Разве что какая-нибудь девчушка еще читает роман, пальцем накручивая прядь волос. Телевизоры выключены. Супруги готовятся ко сну, и лишь дюжину, или около того, пассажиров занимает вопрос: почему эти трое стоят на платформе?

Поезд остановился, они увидели, как по ступенькам поднимается средних лет женщина, грубо накрашенная, в платье розового цвета. За ней в вагон вошла, защелкивая сумочку, женщина гораздо моложе, в легкой блузке и летней юбке. За дамами важно следовал пожилой мужчина, седовласый, с шелковым платком на шее, но почему-то босой… Стороннему наблюдателю казалось, что эти трое — вместе. И что совершенно не оставляло сомнения — если какое-то дело и было у них этим вечером, завершилось оно не совсем удачно. За всю свою жизнь люди, ехавшие в этих двух ночных вагончиках, попадали в разные ситуации. Всякое случается: и хорошее и плохое. Поэтому, едва взглянув на новых пассажиров, они вернулись к мыслям, прерванным остановкой. А девушка, мужчина и женщина прошли в салон и заняли там места: двое — рядом, девушка села чуть позади.

Дежурный взглянул, свободен ли путь. Затем обернулся назад, туда, откуда пришел поезд. Поднял жезл и дал знак машинисту. Машинист, давно ждавший этого сигнала, повернул рукоять, дернул рычаг. Поезд тронулся. Сначала шел медленно, затем быстрее. Он набрал скорость, когда пригородная станция осталась позади. Ярко освещенные вагоны летели в темноте, ночь прорезали огни локомотива.

Джойс Кэрол Оутс

Наша стена

Перевела М. Бородина

Стена уже существовала, когда многих из нас еще не было на свете.

Как все это было, когда Стены не было, не представляют даже те, у кого обычно с избытком воображения и дерзости.

Однако есть среди нас люди — пожилые, конечно, — которые, по их утверждению, помнят не только то, как Стена строилась (в тот начальный период Стена была довольно примитивной: просто колючая проволока под охраной часовых и собак), но даже время, когда Стены вообще не существовало.

Неужели тогда можно было свободно войти в Запретную Зону? Этот вопрос не давал нам покоя, и мы задавали его взрослым, краснея и еле сдерживая хихиканье, будто речь шла о чем-то стыдном. Но старшие говорили, что в пору их юности никакой Запретной Зоны не существовало.

Никакой Запретной Зоны? — Нам не верилось.

Никакой Запретной Зоны? — Делалось даже страшновато.

Наиболее сообразительный из нас (вопросы задает всегда рискованные и непочтительные) разумно замечает: если Запретной Зоны не было, зачем же тогда строили Стену?

Но вопрос его никто не воспринимает. Он же набирается дерзости повторять его: если не было Запретной Зоны, зачем же тогда строили Стену? Однако даже самые почтенные наши граждане не понимают вопрос.

Конечно, если взять каждое слово в отдельности, то все ясно, но вопрос в целом звучит странно… Зачем построили Стену? Гораздо разумнее — многие из нас так и делают — считать, что Стена эта нечто вечное, она всегда была и всегда будет. И Запретная Зона (которую, конечно, никто из нас в глаза не видел) тоже вечна.

Несколько раз в году, правда, когда именно — никто не знает заранее, наши руководители провозглашают День Благоволения. В этот день граждане, достигшие восемнадцати лет, не имеющие долгов, семейных обязательств или других препятствий личного или государственного характера, могут попытаться взобраться на Стену, не боясь, что они будут наказаны или подвержены преследованию. В День Благоволения все запрятанные в землю мины выведены из действия, ток, проходящий по колючей проволоке, отключен, овчарки посажены на цепь, часовые сидят в будках и не показываются, дула автоматов не высовывают и не стреляют. Говорят, что в День Благоволения всегда находятся отдельные граждане, готовые перебежать выжженную полосу земли перед Стеной (в некоторых районах она не шире десяти метров, а в других все пятьдесят, и можно себе представить, чего стоит одолеть их), некоторые даже добегают до Стены, перелезают через нее и исчезают по другую сторону. Никто их не останавливает, никто даже не ругает. Так говорят.

Что с ними происходит там, по другую сторону? Этого никто не знает.

Конечно, люди есть люди, и поэтому распускают всякие слухи, сочиняют дикие, совершенно невероятные истории, передают их, приукрашивая, и никто не знает, чему верить. Иногда вдруг начинают говорить, что объявили День Благоволения для какого-то одного района — особо привилегированного, а для других — нет; или что День этот начнется с первым ударом пополудни, а не с последним, как говорили раньше, или же, наоборот, с первым, а не с последним ударом в полночь, а то еще утверждают, что не будет никаких ограничений относительно возраста, финансового положения и тому подобного. И нетрудно вообразить, какая из-за этих зловредных слухов начинается кровавая бойня: бросаются к Стене то слишком рано, то слишком поздно, а то и вообще не в тот день, и падают под пулями, или подрываются на минах, или буквально раздираются на куски овчарками. Ведь наш народ, историческому опыту вопреки, всегда полон надежды.