Том 4. Статьи и заметки. Избранные стихотворения - Сергей Аксаков

Москва.

Элегия в новом вкусе*

Nugae canorae…

Молчит угрюмый бор… луч солнца догорает…Бродящий ветерок в листочках умирает…С безбрежной высотыПрохлада снизошла на лоне темноты,И ночь таинственным покровомКак тучей облекла природы наготу;И запад потухал… с мерцанием багровымБезоблачных небес сливая красоту.Молчанье мертвое настало,И тишина на ветвях возлегла.И ночи божество дремотой оковалоПрироду всю – людей, и мысли, и дела.Как бы окаменев, древ гибкие вершиныНахмурившись стоят,И вечно трепетной осиныЛисточки, опустясь, недвижимо висят.Река в родных брегах неслышима катится,Как будто жизни нет в живых ее струях…Невидимая тень на дне ее ложится,Повсюду бродит тайно страх.С душой отцветшею для милых наслажденийКак странник сирота – с улыбкой незнаком –И жизни молодой крылатых обольщенийУтративши зарю… унынием влеком,Иду бестрепетно под сосен мрачны сводыИ там беседую с приветною тоскойСлезой тяжелою (один сей дар природыНе похищен людей безжалостной рукой),Слезой тяжелою грудь скорбну омывая;Воспоминания о бывшем пробуждая,Лечу в туманну даль, мечтами окрылен…О сердце радости!.. погибши безвозвратно,Почто так рано вас лишен?..Почто ты было так превратно,О счастие моих весенних дней?..Едва блеснуло… и сокрылось!..Погас мгновенный блеск лучейИ солнце радостей навеки закатилось!..Стеснилась грудь моя… и вдруг как будто сномИли оцепененьемНевидимый одел меня крылом.И внял я тайный глас с безвестным мне веленьем:«О странник! – он вещал, – воспрянь и ободрись!О благах временных ты не крушись тоскою!Там, выше твой удел!.. Туда, туда стремись!Там обновишься ты душою!..Там вкусишь плод добра из бед!..Из мрака будет свет!..»И он умолк… неспавшие открыл я вежды.Душа присутствием небесного полна…На ней сиял луч кроткия надежды…Воззрел – окрест меня страна озарена,Бор черный – побледнел… и плавала лунаНад мной – и подо мною,И все вокруг – повторено коварною рекою.Познал я сладость слез: незримый спутник мой,Благое провиденье!Прости младенца дерзновенье,Посмевшего роптать на тайный промысл твой…

15 Апреля.

Уральский казак*

Настала священная брань на враговИ в битву помчала Урала сынов.

Один из казаков, наездник лихой,Лишь год один живши с женой молодой,

Любя ее страстно и страстно любим,Был должен расстаться с блаженством своим.

Прощаясь с женою, сказал: «Будь верна!»«Верна до могилы!» – сказала она.

Три года за родину бился с врагом,Разил супостатов копьем и мечом.

Бесстрашный наездник всегда впереди,Свидетели – раны, и все на груди.

Окончились битвы; он едет домой,Все страстный, все верный жене молодой.

Уже достигают Урала бреговИ видят навстречу идущих отцов.

Казак наш объемлет отца своего;Но в тайной печали он видит его.

«Поведай, родимый, поведай ты мнеОб матери милой, об милой жене».

Старик отвечает: «Здорова семья;Но, сын мой, случилась беда у тебя:

Тебе изменила младая жена;Зато от печали иссохла она.

Раскаянье видя, простили мы ей;Прости ее, сын мой: мы просим об ней!»

Ни слова ответа! Идет он с отцом,И вот уже входят в родительский дом.

Упала на грудь его матерь в слезах,Жена молодая лежала в ногах.

Он мать обнимает; иконам святым,Как быть, помолился с поклоном земным.

Вдруг сабля взвилася могучей рукой…Глава покатилась жены молодой!

Безмолвно он голову тихо берет,Безмолвно к народу на площадь идет.

Свое преступленье он всем объявил,И требовал казни, и казнь получил.

Послание к Васькову*

Ты прав, любезный Васьков мой,Чувствительность есть дар несчастный.Я прежде споривал с тобой,Но в вёдро ль видеть день ненастный.Когда лелеет счастье нас,То сильно чувствовать приятно,Но горести в ужасный часХолодным лучше быть стократно!

Роза и пчела*

В саду, цветами испещренном,В густой траве, в углу уединенномПрелестная из роз цвела;Цвела спокойно, но – довольна не была!Кто завистью не болен?Кто участью своей доволен?Она цвела в глуши; но что ж в глуши цвести?Легко ль красавице снести?Никто ее не видит и не хвалит;И роза всех подруг себя несчастней ставит,Которые в красивых цветникахУ всех в глазахЦвели, благоухали,Всех взоры, похвалы невольно привлекали.«Что может быть печальнее того?Невидима никем, не видя никого,В безвестности живу, и в скуке умираю,И тщетно всякий день на жребий свой пеняю», –Роптала роза так. Услыша речь сию,Сказала ей пчела: «Напрасно ты вздыхаешь,Винишь судьбу свою;Ты счастливее их, на опыте узнаешь».Что ж? так и сделалось! Все розы в цветникахЗа то, что были на глазах,Все скорой смертью заплатили.Тех солнечны лучи спалили,Те пострадали от гостей,Которые в жестокости своейУродовали их – хоть ими любовались:Один сорвет цветок,Другой изломит стебелек,А третий изомнет листок –И, словом, розы те, которые остались,Такой имели жалкий, скучный вид,Что всякий уж на них с холодностью глядит,А наша розочка, в углу уединенном,Древ тенью осененном,Росой до полдня освеженном,Была любимицей и резвых мотыльковИ легких ветерков;Они и день и ночь ее не оставляли,От зноя в полдень прохлаждали,А ночью на ее листочках отдыхали.Так долго, долго жизнь вела,Спокойна, весела и счастлива былаЗатем, что в уголку незнаема цвела.

8-я сатира Буало «На человека»*

Из тварей всех, в земле и на земле живущих,И зрячих и слепых, безгласных и поющих,Которые ползут и ходят на ногах,Летают в воздухе и плавают в водах,От Лимы до Москвы, от Темзы до Терека –Нет твари ни одной глупее человека.«Как, – спросят вдруг меня, – червяк, и муравей,И насекомое, чуть зримо для очей,Едва ль живущее, – умнее человека?»Так точно. Разве ум зависит наш от века?Я вижу, изумлен, смущен, профессор мой,Качаешь ты своей ученой головой.«В природе человек верховный повелитель, –Ты говоришь, – весь мир его страстям служитель.Ему леса, луга, и горы, и моря,И все животные в нем признают царя,И разум свыше дан ему лишь в достоянье».Профессор мой, ты прав: рассудком обладаньеЕдиный человек стяжал в природе всей,И потому-то он из тварей всех глупей.«Такие выходки в сатире лишь годятсяИ могут рассмешить, кто хочет рассмеяться, –Ты говоришь, – но мне их должно доказать,Взойди на кафедру, изволь мне отвечать».Что мудрость! – власть ума над чувствами, страстями,Спокойствие души, испытанной бедами,Неизменяемость чувств, мыслей, правил, дел.Кто ж менее людей сей дар благий имел?Все лето муравей проводит за трудами,Наполнить закром свой старается плодами:Когда ж дохнет борей, повеет зимний хлад,Спокойный муравей запасами богат,Смеется под землей метелей зимних воюИ ест, что собрано им летнею порою.Видал ли муравья, скажи, профессор мой,Весной ленивого, прилежного – зимой?А человек? Сие разумное твореньеКогда о будущем имеет попеченье?В дни лета красного свой не исправя кров,Не он ли, голоден, зимой дрожит без дров?И в мыслях, и в делах, и в чувствах до могилыНепостоянен он, как ветер легкокрылый!Его рассудок – раб, игралище страстей,Бессилен вырваться из чувственных сетей;А сердце слабое – челнок на океанеСредь бурь, без кормчего, сомнения в тумане.Он вмиг и добр и зол, и весел и сердит;Что хвалит поутру, то к вечеру бранит:Как мотылек летит с цветка к другому цвету,Кружится человек, меняя цель, по свету.В желаниях отчет не может дать себеИ – за худой успех пеняет злой судьбе.«Как? мне? сковать мой век супружества цепямиС кокеткой, женщиной? стать наряду с глупцами?Быть притчей в обществе, насмешкам жертвой злым?» –Так говорил наш граф приятелям своим;Но месяц не прошел, и вот уж две недели,Как брачное ярмо на хвастуна надели.Примерным мужем став, уверен всей душой,Что обладает он вернейшею женой,Что, к удивлению всего земного круга!..Родилась для него примерная супруга.

Таков-то человек: не верен он себе,Сегодня лучший друг, а завтра – враг тебе;Переменяет мысль, желания по моде,И плачет, и поет, и пляшет – по погоде.Что легкомыслен он и ветрен, знаешь сам;Он предан собственным обманчивым мечтам,Ты знаешь, и – зовешь его царем творенья!Но кто ж, ты говоришь, имеет в том сомненье?Я сомневаюсь, да! и льщусь вам доказать:Извольте выслушать. Не станем разбирать:Когда бы ты в лесу с медведем повстречался,Который бы из вас скорее испугалсяИ по указам ли нубийских пастуховТерзают Ливию стада барканских львов?А спросим – этот царь над тварию земною,Сколь многих он владык имеет над собою?Гнев, скупость и любовь, тщеславие и страхСодержат ум его, как узника в цепях!Едва покойный сон глаза его смыкает,Как скупость говорит: – Вставай, уже светает, –Оставь меня. – Вставай! Пора, сбирайся в путь. –Хоть час один… – Нет, нет, готов в минуту будь. –Помилуй, да куда? – В Ямайку плыть за ромом,Потом в Японию за амброй и фарфором. –К чему богатства мне? Я потерял им счет. –Глупец! богатства кто излишними зовет?Приобретая их, и знать не должно меры,Ни жизни не щадить, ни совести, ни веры:На голых спать досках, почти не есть, не пить,За денежку себя позволить удавить. –Но для чего, скажи, такое сбереженье?–Не знаешь? Для того, чтоб все твое именье.На диво промотал наследник пышный твойИ занял бы столиц внимание собой… –Что делать? – Плыть скорей, матросы уж готовы…

Все скажут: человек один из всех скотовЖивет средь общества обширных городов;Он ввел приличия, полезные обряды,Любезность нравов, вкус, веселости, наряды;Поставил над собой законы и царей,Завел полицию, судилища, судей…Конечно, нет в лесах полиции устава,И неизвестна там судебная расправа;Для дел бессовестных – нет совестных судов,Лисиц-секретарей, исправников-волков;Не размежеваны бесспорные владенья,Нет межевых контор запутывать именья;Не ездит земский суд с указом на разбой,Чтоб собственность отнять законною рукой.Нет формы и суда, и нет формальных споров;Нет исков, нет тюрьмы, нет стряпчих, прокуроров;Нет департаментов ни горных, ни лесных,Приказной саранчи не слыхано у них;Невинных барышей – нет и по винной части,. . . . . . . . . . . . . . .Но между зайцами видал ли кто воров?Но волки грабят ли когда-нибудь волков?Бывало ль, замыслов своих для исполненьяДругими жертвуя – себя для возвышенья,Чтоб тигр Гиркании крамолой возмущал,Чтобы медведь когда с медведем воевал?И лев противу льва, отец противу сынаСражался ли когда за выбор властелина?И лютый зверь свой вид в другом животном чтитИ ярость, зря себе подобного, смирит!Как братья твари все живут между собою;Ни злата, ни честей не мучатся алчбою,Ни гнусной завистью; у них нет тяжеб, ссор;Друг друга не теснят, и всякому простор;А мы? за горсть травы – прошенье исковое;Безделки стоит вещь, а мы заплатим втрое.Да что – к безделке сей придравшись, наконецОтнимут, чем владел и дед твой и отец.Кто нажил взятками кровавое именье,Тот в славе, в почестях и у людей в почтенье;Служить – уж значит красть; а кто не мыслит так –По мненью общему, конечно, тот дурак;А мы, разумные, в неистовстве развратаЩадим ли ближнего, иль друга, или брата?Пороки гнусные себе мы ставим в честь.Тот славится, что мог он много пить и есть;Тот картами своих друзей был разоритель;Тот честных жен, девиц счастливый обольститель;А этот дуэлист, славнее всех других:На поединках он зарезал семерых;Но мало! человек с чертовским ухищреньемНе занят ли всегда подобным истребленьем?Он порох изобрел, железо изострил;Вдруг тысячи губить науку сотворил.

«Потише, говоришь, к чему так горячиться?Имеем страсти мы, в том всякий согласится,Подобно иногда волнению морей;Но добродетели малейшие людейВознаграждают их все слабости, пороки.Скажи: не их ли ум и смелый и высокийИзмерил небеса, нашел пути планет,На утлом челноке кругом объехал свет,Обширным знанием объемля и пучины,Проник природы ход, явления, причины?Ужели мы и сим не превзошли скотов?Цветут ли, как у нас, в глуши твоих лесовИ академии и университеты,И выпускают ли ученых факультетыПоэтов, химиков, юристов, докторов?»Нет, доктор ни один не отравлял лесовСвоей убийственной и дерзкою наукой,И без болезней жизнь зверей – тому порукой:Не мучатся они над путаницей прав;Природы таинства, природы не познав,Проникнуть не хотят; и в гордости свободнойНе силятся они забыть язык природной.Пустыми бреднями, набором пышных словНе затмевается врожденный свет умов…Но это в сторону. Оставя древних мненья,Что наши знания едва ль не заблужденья,Я сам спрошу тебя: в наш просвещенный векГде ж по учености ценится человек?..«Когда желаешь быть в больших чинах, в почтенье(Родитель говорит сынку нравоученье,Который выходить из детских начал лет),Последуй мне во всем, прими ты мой совет.Во-первых: книги брось и школьное ученье;Науки сущий вздор, знай только умноженье;В нем заключается премудрость всех наук.Спеши не торопясь, всего не можно вдруг;Но всякий день и час – приобретать старайся.Бессильного – дави, пред сильным – пресмыкайся.На помощь призови: обманы, подлость, ложь,Прижимки, воровство, подлоги и грабеж.Богатство наживать – все средства благородны.Честные бедняки к чему на свете годны?Поверь, мой сын, когда ты будешь богачом,Толпою набегут ученые в твой дом,Хоть не бывали ввек они с тобой знакомы:Артисты, физики, поэты, астрономыПревознесут тебя напыщенной хвалойИ к Цезарю причтут ближайшею родней.Тебе припишутся огромные творенья;Ты будешь фаросом наук и просвещенья!Знаток изящного, хоть сам тому не рад,И грамоте не знав, ты будешь Меценат!Богач имеет все: познания, свободу,Чины, любезность, ум, достоинства, породу;Он знатными – почтен, прелестными – любим;Честь строгая – как воск растает перед ним;Свет полон для него друзьями и родными –Все отпирается ключами золотыми.Богатство – дурноте даст прелесть красоты,А бедность – красоте ужасные черты!..»Вот так-то облечен родительскою властью,Сыночку батюшка путь открывает к счастью,Которого всегда скорей достигнет тот,Кто пальцам на руках едва ли знает счет!Итак, трудись теперь, профессор мой почтенный!Копти над книгами, и день и ночь согбенный,Пролей на знания людские новый свет,Пиши творения высокие, поэт,И жди – чтоб мелочей какой-нибудь издатель,Любимцев публики бессовестный ласкатель,Который разуметь язык недавно стал –Подкупленным пером тебя везде марал;Конечно, для него довольно и презренья…Холодность публики – вот камень преткновенья,Вот бич учености, талантов и трудов!Положим, перенесть ты и его готов:Переплетя свои творения сафьяном,С поклоном явишься пред счастливым болваном,Который, на тебя с презреньем посмотря,Движеньем головы едва благодаряИ даже ласковым не удостоя словом,Заговорит с другим – о балансере новом…Вот тут-то в бешенство придет нрав тихий твой,И согласишься ты на мой совет благой,Хоть будет он тогда немного и не в пору:Проститься с музами и сесть скорей в конторуК банкиру иль к кому из знатных…. . . . . . . . . . . . . . .

Осел, не к пению природой сотворенный,Определению покорствует смиренноИ диким голосом не гонит из лесовПрелестныя весны пленительных певцов.Осел без разума, а действует, как должно;Мы им озарены и вечно судим ложно;Противу склонностей природных восстаем,И потому успеть не можем мы ни в чем;В поступках наших нет ни цели, ни причины:Иль глупо искренни, иль носим век личины;Иль хвалим без ума, иль без толку браним;Сегодня выстроим, а завтра разорим.Лев, тигр или медведь, хотя без просвещенья,Страшатся ль собственной мечты воображенья?Имеют ли в году несчастливые дни,Числа тринадцати боятся ли они?От встреч дурных не ждут несчастного успеха,И понедельник им в делах их не помеха;Видал ли кто в лесах, чтоб полусгнивший пень,Колени преклоня, боготворил олень,Когда кто из зверей как бога обожалОбтесанный болван иль сплавленный металл?А мы каких скотов в числе богов не чтили?Мы кошек, обезьян, быков боготворили.Народы славные на нильских берегахПред крокодилами не падали ль во прах?«К чему, – ты скажешь мне, – столь гнусные примеры?Лжебоги египтян, постыдные их веры?Ты хочешь доказать набором дерзких слов,Что человек глупей бессмысленных скотов,Что будто бы осел – профессора умнее…Осел, который всех животных уж глупее,Которого одно названье значит брань…Ты можешь рассуждать, браниться перестань».Напрасно ты осла так много унижаешьИ имя честное его за брань считаешь;Хотя смеемся мы большим его ушам,Но если б как-нибудь заговорил он сам?Смотря на наши все дурачества, пороки –Какие бы он мог наговорить уроки!Когда ж бы заглянул еще в столицу к нам,Чего б, профессор мой, он не увидел там?Глядя на пестрые, смешные одеянья,Услыша плач, и смех, и песни, и рыданья,И громы музыки, и пенье похорон,Ученье, и пальбу, и колокольный звон,Услыша, как в глаза один другого хвалитИ третьему его ж – поносит и бесславит,Увидя меж купцов не торг, а плутовство,В одежде нищенской обман и воровство,Увидя скачущих к больным, со смертью рядом,Убийц морить людей позволенным обрядом?За ними же купцы с атласом и парчой,И нищие, <и поп>, и мастер гробовой;Увидя, как ведут к суду воришку – ворыВыслушивать воров важнейших приговоры;Увидя грабежи и частных и квартальных,Денной разбой в судах, в палатах у приказных –Осел от ужаса не мог найти бы слов.По справедливости вдруг ставши мизантропом,Сказал бы нам, как он говаривал с Езопом:«Благодарю творца, что я в числе скотов!Божусь, что человек глупее нас, ослов!»

Послание к брату*