Платье из черного бархата - Кэтрин Куксон

– А, вот и вы, мадам. – Ее тон не предвещал ничего хорошего. – Ну, с вами я разберусь потом, – произнесла она и с этими словами вышла во двор.

Они встретились снова часа через полтора. Бидди знала, что мать сильно на нее сердита, но все же надеялась, что за это время она успеет немного остыть. Но яростное лицо Рии не предвещало ничего хорошего.

– Я готова тебе шею свернуть, – выпалила она. – Думаешь, что чересчур умная и тебе все позволено?

– Мама, но он только хотел увидеть…

– Знаю, на кого он хотел посмотреть. И ему не следовало этого видеть. Ты вечно суешь свой нос куда не следует. – Рия схватила дочь за плечи и собиралась как следует встряхнуть. Но Бидди вырвалась из рук матери.

– Я лишь хотела сделать для него что-нибудь хорошее, отблагодарить его, потому что ты не хочешь это делать, – закричала она с пылающим лицом. – Хозяин умирает, и он так одинок. Все, чего он хотел, это взглянуть на нашего Дэйви в последний раз. Одному Богу известно, почему. А что на него смотреть, на этого бестолкового, неуклюжего балбеса!

Удар по лицу оказался таким сильным, что Бидди завертелась на месте и, не удержавшись на ногах, полетела на пол, ударившись головой о скамейку. С минуту она лежала, пытаясь сообразить, что произошло. Потом девочка почувствовала, как мать тащит ее с пола. Голос Рии, в котором не было и намека на раскаяние, звенел в ее ушах:

– Ну, получила? Ты давно на это напрашивалась, слишком много стала умничать. Если еще раз скажешь такое о нашем Дэйви, то я…

Услышав имя брата, Бидди пришла в себя. Слезы застилали ей глаза, пытаясь их смахнуть, она часто заморгала. Прерывисто дыша, Бидди снова высвободилась из рук матери и спустя мгновение уже оказалась по другую сторону стола. Упершись в него руками, она с вызовом посмотрела в глаза матери. Казалось, она повзрослела за эти несколько минут.

– Никогда больше не смей бить меня! – охрипшим от гнева голосом говорила она. – И знай, если ударишь меня еще раз, я отвечу тебе тем же, потому что не хочу, чтобы со мной обращались как с безмозглой деревяшкой. А если говорить о нашем Дэйви, то могу повторить еще раз: мой братец – безмозглый чурбан. Таким он был и останется. Да, твой любимый сын, не спорь, ты любила его больше нас, я всегда это знала.

Джонни и Мэгги еще этого не понимают, но очень скоро осознают и они, потому что ты живешь только ради этих несчастных воскресений. Вот что я тебе скажу.

Рия стояла спиной к огню, не чувствуя жара. Леденящий холод сковал ее внутри. Эта девочка, хотя не… она только что так по-взрослому упрекала ее. И все же это ребенок, потому что она оставалась еще ребенком, это была ее дочь, и после всего она ею гордилась. Господи, Бидди говорила правду. Никого из них она так не любила, как своего первенца. И она верно сказала, Дэйви действительно изменился. Но тупым, да еще и болваном, он не был, она не позволит его так называть. Он умел читать, писать и считать, был силен и здоров, имел хорошую работу, мог добиться повышения. Нет, он совсем не был бестолковым. Рия знала, что выйдет из ее сына: хороший, старательный работник, а что в будущем ждет дочь, она предсказать не бралась. Прищурившись, она взглянула на Бидди: одна ее щека горела огнем, другая – оставалась молочно-белой. Впервые мать обратила внимание на то, как красива ее дочь, как когда-то Дэйви, однако, быть может, вскоре изменится и она? Но пусть другим станет ее лицо, ум и характер, что позволяют ей говорить так смело, наверняка сохранятся прежними. Найдется ли где-нибудь еще девчонка, которая в четырнадцать лет осмелилась бы пригрозить матери, что ударит ее, если та поднимет на нее руку? Ей следовало бы сейчас подойти к дочери и избить ее до полусмерти. Рия была уверена, что именно так с ней поступила бы ее собственная мать. Рия отвернулась от дочери и, как всегда в минуты отчаяния, приложила руку к стене у очага и прислонилась к ней головой.

Наступившая тишина отдавалась в ушах Бидди оглушительным звоном. Она смотрела на мать сквозь пелену слез и спрашивала себя, как она осмелилась разговаривать с матерью подобным образом? Она не жалела, что высказала о Дэйви все, что думала, но как у нее язык повернулся сказать матери, что она может ее ударить? Что такое на нее нашло? Неужели так действует ученье? А если да, то, может быть, ей лучше было бы никогда не учиться? «Нет, нет», – мысленно твердила она, ударяя кулаком по столу, подкрепляя молчаливый протест.

Тягостное молчание нарушила Мэгги, влетевшая в кухню с криком:

– Мама, мама, знаешь, что случилось? Дилижанс ограбили!

Рия медленно повернулась к дочери и, успокаивая себя, скользнула пальцами по горлу.

– Откуда ты узнала? – через силу выговорила она.

– От Сэмми Пиггота, того, что живет в деревне. Он гулял со своей старшей сестрой. Они остановили нас с Джонни и обо всем рассказали: разбойник отобрал у леди, которые ехали в дилижансе, все ожерелья и кольца.

Мать не ответила, а принялась молча доставать из шкафчика тарелки. Тогда Мэгги перенесла внимание на Бидди и весело затараторила:

– Когда вырасту, у меня тоже будет ожерелье. Я буду копить деньги и потом куплю его у лудильщика. Они у него такие красивые. А тебе хотелось бы ожерелье, Бидди?

Бидди, не говоря ни слова, погладила сестру по голове и вышла из кухни.

– Мама, а что, у Бидди зубы болят? – спросила она, подходя к матери. – У нее все лицо такое красное.

– Да, у нее болят зубы, – подтвердила Рия, а про себя добавила: «А у меня болит сердце, так же сильно, как и у хозяина. И мне хотелось бы умереть, тогда бы все это закончилось».

Глава 2

Персиваль умер шесть дней спустя в воскресенье, в восемь часов утра.

– Странное время он выбрал, чтобы умереть, – удивился доктор Притчард, – в выходной, да еще в восемь часов. Обычно умирают около трех утра или ближе к полуночи. Но восемь часов – это как-то непонятно, на моей памяти такого случая еще не было.

Столь будничное отношение к смерти неприятно поразило Рию. Доктор рассуждал об этом как о чем-то обыденном, малозначительном, как, например, о времени прибытия дилижанса или о том, что Рождество выдалось на редкость снежным.

Она не предполагала, что смерть хозяина так огорчит ее. Рия принесла ему завтрак. В последние несколько дней хозяин почти ничего не ел. Слабым движением руки он попросил поставить поднос на столик и указал ей на стул.

– Хороший будет день, Рия, – сказал он ей, когда женщина села.

– Да, – согласилась она. – Пока морозно, но солнце поднимается, значит, потеплеет.

– Вам скоро придется принять решение. Не знаю, как вы поступите… знаю только, как хотел бы, чтобы вы поступили. Но я больше ни о чем вас не прошу.