Путь волшебника - Джон Адамс

На протяжении двух дней Ганнин оставался под впечатлением случайной встречи, хотя насчет нее ни словом не обменялся с наставницей. Он и помыслить не мог, что такая простая картинка, как мельком увиденная нагая женщина, способна запасть глубоко в душу. Конечно, налицо и другие обстоятельства — мимолетное увлечение молодого человека красивой сверстницей, проживание под одной крышей в тесной квартирке, где их спальни разделяло не больше двадцати шагов, тесное общение между учителем и учеником, не знавшим более никого из городских чародеев. Ганнин задавался вопросом: не опробовала ли на нем Халабант новое приворотное заклинание просто забавы ради, не запустила ли крошечное колдовство, чтобы потом наблюдать, как он места себе не находит, да, ко всему прочему, нарочно показалась голой в то утро.

С одной стороны, не верилось, что Халабант на такое способна, а с другой — что он о ней знал? Временами Ганнин Тидрих замечал в ней легкую злость, нечто такое, что побудило бы ее наблюдать за мучениями несчастного ученика, подобными мучениям выброшенной на берег рыбы. Да, он не верил, но поскольку сталкивался с такими женщинами ранее, то вполне допускал возможность.

В изучении волшебства ему сопутствовал успех. Он узнал, как вызвать незначительных демонов, как готовить настойки, увеличивающие мужскую силу, как использовать солнечный свет, как проверять серебро и золото на чистоту одним прикосновением, как предсказывать погоду и многое другое. Голова шла кругом от новых знаний. Но он оставался ослепленным необычной красотой Халабант, близостью совместного проживания в тесном доме, памятью о той яркой встрече на рассвете. И вот на четвертой неделе ему показалось, что обычная прохладца сменилась более теплым отношением — Халабант улыбалась время от времени, хвалила его за успехи в изучении волшебства и даже задала пару вопросов о прошлой жизни. Приняв уменьшившееся безразличие за пробуждающуюся взаимность, он в конце утреннего урока не выдержал и решительно признался в любви.

На ее бледных щеках появился недобрый румянец. Темные глаза вспыхнули.

— Не пытайся все испортить! — предупредила Халабант. — Пока все складывается отлично. Поэтому советую забыть то, что ты мне наговорил.

— Но как я могу? Мысли о вас не покидают меня днем и ночью!

— Значит, пересиль их. Я не желаю больше ничего слышать. И если хотя бы попытаешься прикоснуться ко мне, я превращу тебя в песчаного таракана, уж поверь.

Ганнин сомневался, что она дословно выполнит обещание, но выполнял ее приказ на протяжении восьми дней, так как не желал ставить под угрозу дальнейшее обучение. А потом, получив задание по ворожбе, написал ее имя, прочитал надлежащее заклинание и спросил о вероятности взаимной любви, получив ответ, который как будто предсказывал успех. Не помня себя от накатившего счастья, он схватил в охапку неожиданно вошедшую Халабант, притянул к себе, прижался щекой к щеке и неистово провел ладонью от лопаток до бедер.

Она прошипела шесть коротких, резких слов на неизвестном Тидриху языке и укусила его за мочку уха. Через мгновение он осознал, что копошится на полу среди огромных пылинок. Одна из них, блестящая и угловатая, плавала над ним, как небесное светило. Его глаза стали пугающе зоркими, они видели мельчайшие штрихи, но цвета словно бы исчезли из окружающего мира. Когда Ганнин в ужасе схватился за голову, то обнаружил, что его рука превратилась в зубчатую лапку, а щеки покрылись прочным хитином. Халабант сделала его тараканом, как и обещала.

Оцепенев, он попытался разобраться в ситуации. Отсюда, снизу, он не видел волшебницу — она находилась на невообразимой высоте, в верхних слоях атмосферы, — и к тому же не мог разглядеть комнату: ни знакомых стульев, ни кушетки, только сверхчетко видимые мелочи. Быть может, в следующий миг ее нога обрушится с небес, и Ганнина Тидриха не станет. И все же он не до конца верил, что стал песчаным тараканом. Он уже имел достаточно магического опыта, чтобы понимать: человеческий разум со всем содержимым нельзя уложить в крошечную головку насекомого. А ведь все оставалось с ним в тараканьем мозгу: вся человеческая личность, надежды, страхи и упования. Он оставался Ганнином Тидрихом из вольного города Сти, который прибыл в Триггойн, чтобы глубже постичь волшебство, и поступил в ученики к женщине по имени В. Халабант.

Значит, он имеет дело с иллюзией. Он не стал песчаным тараканом, просто его заставили поверить, что он таракан. Тидрих убедил себя в этом, и убежденность помогла ему не сойти с ума в первые, самые страшные мгновения.

Однако, если рассматривать существующее положение дел, какая разница, являешься ли ты шестиногой хитиновой тварью размером с фалангу пальца или только воображаешь себя ею? Так или иначе, положение было ужасным. Ганнин Тидрих не мог произнести слова, чтобы запустить заклинание освобождения. Следовательно, он не мог вернуть себе человеческий облик и размер. Он вообще ничего не мог сделать сверх того, что доступно песчаному таракану. Поэтому он поступил так, как поступило бы любое шестиногое существо, дорожащее своей жизнью: скрылся под кушеткой, где обнаружил других песчаных тараканов, по всей видимости, здешних старожилов. Тидрих обвел их яростным взглядом, безмолвно приказывая держаться от него подальше, они же беспорядочно задергали усиками в ответ. Поди угадай, что это означает: сочувствие или враждебность?

«Могла она не отказать мне в такой малости, — подумал Ганнин, — как возможность общаться с себе подобными, коль я на неопределенный срок обречен носить эту оболочку?»

Никогда ранее он не испытывал такого горя и ужаса. Но превращение оказалось временным. Два часа спустя — Ганнину Тидриху казалось, что минули десятилетия по тараканьему времени и он навеки останется насекомым, — голова злополучного ученика пошла кругом, сознание как будто взорвалось, а после он понял, что вернулся к прежнему размеру и лежит в неуклюжей позе на полу. Халабант куда-то ушла. Ганнин осторожно встал и побрел в свою комнату, снова привыкая к передвижению на двух ногах. Шагая, он держал ладонь перед глазами и восхищался тем, что опять видит пальцы, и непроизвольно дотрагивался ими до лица, плеч и живота, чтобы лишний раз ощутить мягкую человеческую кожу.

Он стал самим собой. Он чувствовал, что наказан поделом, и даже испытывал благодарность за отмену приговора.

На следующий день они не обсуждали досадное происшествие, вернув отношения в привычное и строгое русло: учитель учит, ученик учится. Тидрих старался вести себя крайне осторожно. Когда случайно при опробовании новых магических приборов их пальцы соприкасались, он отдергивал руку, как от раскаленных углей.

А в Триггойн пришла весна. Ветерок теплел, деревья окутались первой зеленью. Страсть Ганнина Тидриха к его наставнице не унялась, а сделалась, сказать по совести, просто невыносимой, но он не позволял себе ни малейшего внешнего проявления любви. Были и другие случаи, когда молодой человек на рассвете ненароком заставал Халабант обнаженной в коридоре, но теперь он всякий раз плотно сжимал веки и потом притворялся, будто ничего не видел, хотя ее облик стоял даже перед закрытыми глазами. Иногда думалось, что в этих встречах кроется нечто преднамеренное, возможно, это было определенного рода кокетство, но страх не позволял ему развивать такие предположения.

Теперь им овладела новая навязчивая идея. Что, если те гости, которых наставница принимала во время его отсутствия, вовсе не ученики, а любовники? Спроста ли Халабант принимает меры, чтобы они покинули квартиру до возвращения Ганнина? Мысли о том, что кто-то ласкает ее изумительное тело, срывает с губ страстные поцелуи, в то время как он не смеет и прикоснуться к красавице под угрозой превращения в песчаного таракана, доводили его до безумия.

Само собой, он мог узнать, что же происходит в квартире Халабант днем. Новых навыков вполне хватало, чтобы привести в действие магическое приспособление, известное под названием «сфера дальновидения». Оно позволяло за кем угодно подглядывать на расстоянии.

Трех дней оказалось достаточно, чтобы потихоньку вынести из дома одну из сфер, необходимый объем розовой жидкости и щепотку сероватого порошка, запускающего заклинание. Также пришлось украсть трусики Халабант — их запах сводил его с ума — из корзины для грязного белья. Все это он хранил в запирающемся на замок сундучке, взятом напрокат на соседнем рынке. На четвертый день, твердя в уме пять слов заклинания, Ганнин вынул приспособления из сундука в харчевне, где, как он был уверен, никто ему не помешает, водрузил шар на белье наставницы, заполнил его розовой жидкостью, сыпанул порошка и произнес те самые пять слов.

На краткий миг возникла опаска, что увиденное может навеки разбить его сердце. Но он отмел эту мысль. Узнать любой ценой!