Казино «Руаяль». Живи, пусть умирают другие. Мунрэкер - Ян Флеминг

Бонд поглядел в окно — мелькали дома в предместьях Трентона. Он любил поезда и с удовольствием предвкушал долгую дорогу.

Поезд замедлил ход. Параллельно бежали запасные пути, на них стояли грузовые составы с наименованиями всех штатов: «Делавер, Лакванна энд Вестерн», «Чиза-пик энд Охайо», «Зи ВЭЛЛИ», «Сиборд фрут экспресс» и празднично раскрашенный «Атчисон, Топека энд Санта Фе» — названия, воплощающие романтику американских железных дорог. «Бритиш райлуэйз», — подумал Бонд, вздохнул и перевел мысли на нынешнее приключение.

К добру ли, к худу ли, но он решил действовать вместе с Солитер или, как он мог бы цинично выразиться, использовать ее. Ответа требовало много вопросов, но пока не время задавать их. А сейчас его грело то, что мистеру Бигу придется испытать еще один удар, причем по самому чувствительному месту — самолюбию.

Что же касается девушки, приятно будет провести с ней время, и Бонд был рад, что они уже пересекли границу, за которой начинается дружба, а, может, не только дружба.

Правда, Биг Мэн сказал, что мужчинами она не интересуется. Но это сомнительно. На вид она создана для любви. По крайней мере у него с ней что-нибудь получиться может. Он с нетерпением ждал, когда она вернется и скова сядет напротив, так, чтобы можно было смотреть на нее и неторопливо, шаг за шагом, изучать эту женщину. Солитер. Приятное имя. Неудивительно, что ее прозвали так в вонючих ночных клубах Порт-о-Пренса. Даже в той явной симпатии, которую она ему демонстрирует, остается нечто не до конца понятное, загадочное. Ему чудилось одинокое детство на большой, приходящей в упадок плантации, пустынная усадьба, медленно разваливающаяся по частям, зарастающая буйной тропической растительностью. Родители умирают, земля продается. Один или двое слуг, неуютная жизнь в городских квартирах. Красота — единственное ее достояние. Борьба с разного рода сомнительными предложениями стать «гувернанткой», «компаньонкой», «секретаршей» — респектабельные, эвфемизмы обыкновенной проституции. Затем робкие, неуверенные шаги в мир шоу-бизнеса. Вечерние выступления в ночном клубе — сеанс магии, который в глазах людей, верящих в сверхъестественное, должен был сделать ее человеком, внушающим страх. И, наконец, как-то вечером в одиночестве садится за столик огромный мужчина с землистым лицом. Обещает ей работу на Бродвее. Возможность новой жизни, избавление от духоты, вони и одиночества.

Бонд резко отвернулся от окна. Может, нарисованная им картина слишком романтична? Но в этом роде что-то должно быть.

Он услышал, как открывается дверь. Девушка уселась напротив него. Выглядела она посвежевшей и жизнерадостной.

— Вы думали обо мне, — внимательно посмотрела она на Бонда. — Я это почувствовала. Не беспокойтесь. Ничего особенно страшного в моей биографии нет. Как-нибудь, когда будет время, я расскажу вам все. А пока я хочу забыть о прошлом. Скажу вам только свое настоящее имя — Симона Латрель, но вы можете называть меня, как хотите. Мне двадцать пять. И сейчас я счастлива. Мне нравится эта «комнатка». Но хочется есть и спать. Вы какую полку предпочитаете?

Бонд улыбнулся вопросу и задумался.

— Наверное, это не слишком благородно, но я лягу внизу, — сказал он. — Хочу быть ближе к полу, так, на всякий случай. Не то, чтобы был какой-то особенный повод для беспокойства, — добавил он, — но, с другой стороны, у мистера Бига длинные руки, особенно среди черных. И железные дороги тут не исключение. Вы не против?

— Конечно, нет, — сказала она. — Я сама хотела предложить это. Вам ведь все равно не забраться наверх с вашим пальцем.

Негр-официант с деловитым видом принес из вагона-ресторана еду. Вроде, он только и ждал, чтобы ему заплатили и отпустили назад, работать.

Покончив с едой, Бонд позвонил дежурному проводнику. Тот тоже выглядел озабоченным и избегал смотреть на Бонда. Он довольно долго возился с постелями и всячески старался показать, что в купе очень тесно.

Наконец он, похоже, собрался с духом.

— Может, госпожа перейдет в соседнее купе, пока я здесь управлюсь, — сказал проводник, глядя куда-то поверх головы Бонда. — Там никого не будет до самого Питерсбурга. — Он вытащил ключ и не дожидаясь ответа, открыл дверь.

Повинуясь жесту Бонда, Солитер поднялась. Слышно было, как она запирает дверь, ведущую в коридор. А негр захлопнул внутреннюю дверь.

Бонд подождал немного. Вспомнив имя, он спросил:

— Хотите что-то сказать мне, Болдуин? Служащий с облегчением повернулся и посмотрел Бонду прямо в глаза.

— Да, сэр, мистер Брайс. — Стоило ему начать, как речь полилась потоком. — Может, и не должен был я это говорить вам, но что-то не так на этом рейсе. У вас тут враг, мистер Брайс. Да-да, сэр, враг. Я тут кое-что слышал, и мне это вовсе не понравилось. Не могу сказать, что именно, иначе мне плохо придется. Но вам лучше глядеть в оба. Да, сэр. Кому-то вы тут очень нужны, сэр, и это плохой человек. Вот, возьмите-ка. — Он полез в карман и вытащил два деревянных клина, какими закрепляют окна. — Просуньте их под дверь, — сказал он. — Больше я ничего не могу для вас сделать. Мне горло перережут. Но мне не нравится, когда в моем вагоне происходит такое. Бонд взял клинья: «Но…» — Ничего больше не могу для вас сделать, сэр, — решительно сказал негр, берясь за ручку двери. — Если позвоните мне вечером, принесу вам поужинать. Но больше никому не открывайте.

Бонд протянул ему двадцатку, тот скомкал банкноту и положил в карман.

— Сделаю все, что смогу, сэр. Но не дай Бог, чтобы они меня достали. Тогда мне конец, это уж точно. — Он вышел и быстро закрыл за собой дверь.

Бонд на секунду задумался, потом открыл внутреннюю дверь. Солитер читала.

— Все готово, — сказал он. — У него это заняло немало времени. Все порывался рассказать мне свою жизнь. Я выйду, пока вы забираетесь к себе наверх. Дайте знать, когда можно войти.

Он устроился в соседнем купе и выглянул в окно. Виднелись мрачные предместья Филадельфии, показывающие свои язвы поезду-богачу, словно нищие.

Не стоит пугать ее до времени. Но новая угроза возникла раньше, чем он предполагал, и, если девушку обнаружат, дела ее будут столь же плохи, сколь и его собственные.

Она окликнула Бонда, он вошел в купе.

Тут была полутьма, горела только ночная лампочка которую включила мисс Солитер.

— Спокойной ночи, — сказала девушка.

Бонд снял пиджак и прочно забил клинья под обе двери. Затем осторожно улегся на правый бок и, не думая больше о будущем, под перестук колес погрузился в глубокий сон. Невдалеке, в опустевшем вагоне-ресторане официант-негр перечитывал только что заполненный им телеграфный бланк. Он отправит его из Филадельфии, где поезд будет стоять десять минут.

11. Allumeuse

Было солнечное утро. Поезд, погромыхивая на стыках, мчался на Юг. Позади остались Пенсильвания и Мериленд.

В Вашингтоне была большая остановка, и сквозь сон Бонд слышал мерный перезвон колокольчиков — это поезда переводили на другие пути — и приглушенные объявления по вокзальному радио. Дальше — Вирджиния. Здесь погода была мягче, и сумерки — хотя морозный Нью-Йорк был всего в пяти часах езды — пахли едва ли не весной.

Случайная группа негров, возвращаясь с полей домой, услышит отдаленный перестук колес, кто-нибудь вынет часы и скажет: «Фантом» прошел. Шесть вечера. Вроде часы идут правильно». «Точно», — ответит кто-нибудь другой, а шум поезда тем временем станет слышнее, и мелькнут освещенные окна вагонов, бегущих в сторону Северной Каролины.

Они проснулись около семи. Их разбудил протяжный гудок паровоза — большой поезд, оставляя позади поля, приближался к Рэли. Бонд вынул клинья из-под дверей, зажег свет и позвонил проводнику.

Он заказал два сухих «Мартини», и когда принесли две маленьких — «лично для вас» — бутылочки, стаканы и лед, понял, что промахнулся и сразу велел принести еще четыре.

Они немного поспорили о том, что взять на ужин. О рыбе говорилось, будто она «приготовлена из мягчайшего, без костей филе», а о цыплятах — что они «зажарены по-французски и подаются в разделанном виде».

— Чушь собачья, — заметил Бонд, и в конце концов они заказали яичницу с беконом и сосисками, салат и немного местного «камамбера», который всегда так приятно удивляет в американских меню.

Было девять, когда Болдуин пришел убрать тарелки. Он поинтересовался, не нужно ли чего еще.

Бонд подумал.

— Когда мы прибываем в Джексонвилл? — спросил он.

— Около пяти утра, сэр.

— Там есть подземный переход?

— Да, сэр, поезд останавливается почти рядом.

— Вы сможете по-быстрому открыть дверь и спустить лесенку?

Негр улыбнулся.

— Да, сэр. Конечно, сэр. Бонд протянул ему десятку.

— Это на тот случай, если я не увижу вас в Сент-Питерсбурге.