Невеста рыцаря - Эми Фетцер

Но король не остался безучастным.

— Ты не можешь так поступить.

— Могу и буду. Невинная гибнет там, наверху, а этот человек знает, почему на воинов короля было совершено нападение. Кто послал тебя?!

— Я не знаю.

Коннал отпустил несчастного, подошел к треножнику с горящими углями, положил лезвие на угли и, обернувшись, снова спросил:

— Кто послал тебя?

Пленник молчал и трясся от ужаса.

Коннал подошел к нему, одним движением разорвал его тунику от шеи до пупка, задал тот же вопрос еще раз и, не дожидаясь ответа, приложил раскаленное лезвие к его груди.

Коннал повторил вопрос еще несколько раз, и каждый раз, услышав в ответ сдавленное «не знаю», прикладывал лезвие к груди, прожигая тело до мяса. Когда-то турки так пытали самого Коннала, каждый раз поднимая клинок все выше к лицу.

— Это был человек с севера! — еле выговорил несчастный. Коннал не отреагировал. Шинид умирала, и Коннал был полон решимости расплатиться с негодяями за ее страдания. Он приказал всем выйти из камеры и, когда они с пленным остались наедине, потребовал описать «человека с севера».

Он услышал, что тот человек был худ и темноволос, со шрамом на горле, но среди нападавших его не было. Кто этот человек, так и осталось загадкой.

— Почему ты подчинился приказу? Ты ведь знал, что нападаешь на воинов короля Ричарда!

— Мы не знали, что так получится…

— Как это — не знали?

— Стрела предназначалась для вас…

— Я знаю! — Коннал поднял клинок.

— Я… — Пленник тяжело дышал, с трудом превозмогая адскую боль. Конналу было на это плевать, его гнев требовал выхода. — Я хочу сказать, мы должны были остановить тебя, Пендрагон. Не дать жениться на ведьме. — Он облизнул губы, и Коннал поднес к его губам пригоршню воды из ведра. — Нас предупредили, что ее нельзя трогать.

— Кто предупредил?

— Англичане. Двое. Знатных, образованных.

Коннал нахмурился. Кто эти англичане? Люди принца Иоанна? Коннал потребовал подробно описать их, но ни один его знакомый из приближенных к принцу Иоанну не подходил под это описание. Разве что шрам на горле… Нет, не может быть!..

Коннал задумчиво сунул лезвие в угли и позвал Брейнора.

— Господи, помоги мне, — пробормотал пленник.

Как раз в тот момент, когда Брейнор показался в коридоре, ирландец из прислуги короля влетел в камеру, расплескав воду.

— Господин Пендрагон, человек с татуировкой на лице велел подниматься, он велел идти прямо сейчас!

Коннал, даже не оглянувшись, покинул темницу, бросив через плечо:

— Если не добьетесь от них признания, можете их всех убить. Разрешаю именем короля Ричарда.

Брейнор побледнел и посмотрел на Гейлерона, затем на ирландского короля, стоявшего в коридоре.

— Он наделен властью распоряжаться здесь именем короля Ричарда. Молись о том, чтобы они были поразговорчивее. Его женщина умирает, и жалости от него не дождешься.

Она была там, где нет боли, где царит безмолвие. Шинид медленно шла к ограде с воротами в виде огромного деревянного ястреба посредине. Земля была мягкой и пружинящей от выстилавшего ее мха. Снизу поднимался туман, обволакивая ноги до середины икр.

«Я не на этой земле», — подумала Шинид; по мере того как она продвигалась к воротам, туман рассеивался, и она смогла разглядеть то, что ее окружало. Вокруг росли цветущие кусты, над которыми бабочками порхали феи и эльфы. Теплое золотистое свечение заливало ее, и остатки тумана светились таинственным мерцающим светом.

Шинид подняла лицо к небу и ощутила поток энергии, хлынувший на нее сверху. И тогда она поняла, что находится здесь уже давно.

Она оглянулась, пытаясь вспомнить дорогу, по которой пришла сюда, напрягая слабеющую память. Она подумала, что нужна кому-то, но при этом сделала еще один шаг к воротам.

«Шинид, возвращайся, умоляю тебя».

Шинид удивленно огляделась. Но зов больше не повторился, и она продолжила путь к воротам. Рука ее легла на щеколду, и внезапно Шинид оказалась в окружении странных гибких и призрачных существ в одеждах, колыхавшихся на ветру, которого сама она не ощущала.

«Кто они?» — подумала Шинид, но вслух ничего не сказала. Она не испытывала страха, и когда она посмотрела на одно из существ попристальнее, золотистое свечение слегка померкло, позволяя разглядеть лицо, казавшееся полупрозрачным.

Катал, ее дед. А рядом с ним женщина, очень похожая на нее.

Эгрейн.

«Выбор за тобой, моя малышка. Оставайся с нами или поживи там, где все временно, до той поры, пока за тобой не придут в следующий раз».

И снова Шинид показалось, что ее кто-то тянет назад, она почувствовала чью-то руку, крепко сжимавшую ее ладонь. Она посмотрела вниз, но ничего не увидела.

«Возвращайся, Шинид».

Коннал.

Шинид посмотрела на своих дедушку и бабушку, на тех, кто стоял позади них: бесчисленных родственников, которых она никогда не видела, никогда не знала, но чью любовь она ощутила с внезапной щемящей силой.

Но прикосновение его руки ощущалось все отчетливее. Шепот его звучал в ее ушах: «Ты нужна мне, девочка. Не оставляй меня одного, ибо я понял, что без тебя я… одинок на этой земле».

Шинид улыбнулась своим родственникам, подняла глаза на воздушных фей и эльфов: своих братишек и сестренок, проносившихся сквозь сияющую золотистую дымку, и, повернувшись спиной к воротам, сначала пошла, а потом побежала на зовущий ее голос. На голос Коннала.

Коннал сжал голову руками. Как посмеет он сказать ее отцу, что она умерла? Но она умирала у него на глазах. Он чувствовал, как она ускользает в небытие, и впервые за тринадцать лет ему захотелось стать волшебником. Куинн сделал все, что мог, он остановил действие яда, но Коннал видел, что этого мало: он должен пробудить в ней желание вернуться в мир живых. Рана не выглядела так уж плохо: она не гноилась, опухоль спала. Жара не было, но Шинид по-прежнему не шевелилась. Вот уже сутки, как она лежала так — тихая, и неподвижная, и бледная, как зимний день.

И вдруг он услышал, как она задышала. Вот она чуть повернула голову. Коннал схватил ее за руку, стал звать по имени, гладить лоб и щеки.

Глаза ее распахнулись, и радость, чистая, пронзительная, наполнила его сердце. С трудом, сдержав рыдания, он произнес:

— С возвращением, принцесса.

Глаза цвета летней травы, лучащиеся от счастья, смотрели на нее, и в глазах этих, в выражении его лица было нечто такое, чего она совсем не ожидала увидеть. О существовании подобного в нем она и не подозревала. Он осторожно откинул с ее лба рыжую прядь и, наклонясь ближе к ней, погладил ее по голове.

— Ты так меня напугала, я думал, что умру от страха. То чувство, с каким были произнесены эти слова, подбавило жару в огонь, который никогда и не затухал в ее сердце.