Риелтор неуловимый… - Леонид Рудницкий

– Ексель-моксель! – вырвалось у него.

– Ты чего? – спросил Салим, не оборачиваясь.

– Кура решила поехать с нами.

– Ну и ладно, пойдет в суп в случае чего.

– Хозяйка подумает, что мы ее украли. Надо бы вернуться и заплатить.

– Давай на обратном пути, – отмахнулся Салим, – возвращаться нехорошо.

Игорь смахнул Пеструха на пол и вскоре уже спал. Пеструх же, роняя перья, взлетел на спинку переднего сиденья, уцепился за нее и стал смотреть в окно. Он в первый раз оказался так далеко от родного курятника. Салим покосился на него.

– Первое яйцо, которое ты снесешь – мое, – сказал он.

Пеструх важно кивнул. В этот момент машину тряхнуло на ухабе, и Салим подумал, что кивок странной птицы был от толчка.

35.

Еще совсем недавно Пеструх боролся со своей злой судьбой в одиночку. Жизнь его тянулась размеренно и уныло. Он вспомнил день, когда пришло решение действовать.

Пеструх тогда копошился на огороде. Он разгреб еще влажную после дождя, но уже нагретую солнцем и от этого ставшую рыхлой землю и нашел там дождевого червя. Червей он любил. Да и кто их не любит? Все, кого он знал, их обожали. Толстый и неповоротливый червяк торопился втянуть свое длинное тело в норку, но сделать это быстро не мог. Пеструх подумал, не выгрести ли его из земли целиком, но решил, что не стоит. Когда он весь на поверхности, получается, вроде ты его нашел. А когда тянешь его из земли, это как на охоте и он – добыча.

Только Пеструх прицелился клюнуть уползающего червяка, как сзади на него налетела чья-то большая и тяжелая туша, едва не сбив с ног. Даже не оглядываясь, Пеструх определил – это петух Генка. Он попытался вырваться.

– Уйди, козлина! – крикнул он.

Но Генка не ушел, а, наоборот, стал наседать еще сильнее. Он ухватил Пеструха клювом за холку, распустил свои расписные крылья, и тот оказался под ними, как в шалаше.

Генка был гордостью хозяйки. Красивее петуха на их улице не водилось. А также сильнее и тупее. Генка знал только одно – надо топтать кур. И делал это исправно. Он никогда не отлынивал, и желтки в яйцах от его кур всегда были почти оранжевыми. Покупатели любили такие яйца, и это позволяло хозяйке продавать их вдвое дороже яиц с птицефабрики от нетоптаных кур. Те яйца были жалкой пародией на настоящие. Оно и понятно – кур на птицефабрике чертова уйма, кто же их всех перетопчет? А вот яйца с участием, так сказать, петуха Генки – совсем другое дело. На них впору было бы ставить клеймо «Hande made», хоть и применял он не руки, а кое-что другое. Беда состояла только в том, что Пеструх не чувствовал себя курицей. Он ощущал себя полноценным петухом, хоть и вылупился из яйца в курином обличье. Почему так получилось, ему по большому секрету поведала старая курица Хохлатка.

Они с матерью Пеструха когда-то жили в подсобном хозяйстве секретного НИИ. Его мать, рябая кура Зузуля, была очень любопытной и лазила куда не следует. Однажды в погоне за бабочкой-капустницей она забрела на полигон этого НИИ, где ученые испытывали генератор, многократно усиливающий умственные способности человека. Бабочка упорхнула в вентиляционную трубу, и Зузуля полезла за ней. Труба подавала воздух для охлаждения генератора. Труба была не слишком широкой, и дородная Зузуля ее целиком закупорила своим телом. Секретная машина попыхтела-попыхтела без свежего воздуха да и взорвалась от перегрева. Зузулю выбросило из трубы и зашвырнуло в дальний конец полигона. Попутно она крепко облучилась остаточными волнами от погибшей по ее вине машины.

А ночью ее и Хохлатку украл ничего не подозревавший о ее подвигах сторож дядя Гриша, муж теперешней хозяйки Пеструха, и принес к себе домой. Хохлатка оказалась курицей справной и неслась хорошо, а Зузуля – нет. От облучения она умнее не стала, а, наоборот, занемогла и через пару дней отправилась в мир иной. Но перед смертью снесла яйцо, которое завещала не отдавать хозяйке, а высидеть.

Куры ее последнюю волю выполнили – высидели яйцо по очереди в укромном уголке. Так и появился на свет Пеструх. Внешне он был курицей пестрой окраски, поэтому и имя ему дали Пеструха. Но внутренне он чувствовал себя петухом и сам себя именовал Пеструх. Естественная для всех кур повинность нести яйца была ему глубоко противна, и выполнял он ее кое-как. Часто ему удавалось отбиться от Генки, и тогда он ходил довольный собой и, посвистывая, клевал дождевых червей. Генка, в силу своей тупости, ничего не понимал и иногда предпочитал отступить, а не драться с этой малахольной курицей, которая каждый раз сопротивлялась так, как будто он лишал ее невинности. Если бы не недовольство хозяйки, не раз сетовавшей вслух, что Пеструха плохо несется и если так будет продолжаться, то она отправится в суп, Пеструх вообще не подпускал бы к себе петуха. Но в суп ему не хотелось еще больше, и скрепя сердце он кое-как продолжал выполнять куриные обязанности.

Он чувствовал, что эти яйца, которые он несет, на самом деле не его. И внутренние органы, которые их производят, тоже ему не принадлежат. По ошибке ему досталось куриное тело, и он вынужден был с этим мириться. Истинно его в этом теле был только мозг. Облучение секретным аппаратом погубило мать, но зато пошло на пользу сыну. Он получился необычайно умным, умнее всех кур и Генки, вместе взятых. Почти таким же умным, как хозяйка, а может, и умнее. Случая помериться с ней интеллектом ему не представлялось.

После очередного напоминания хозяйки, что он плохо несется, Пеструх стал задумываться о побеге. Вопроса, куда бежать, не возникало. Конечно же в Москву.

Пеструх слышал про часы на Спасской башне, называемые курантами. В его представлении часы эти состояли из особых, чувствительных к ходу времени кур – куры изображали цифры и стрелки, а также вращали шестерни часового механизма. Он надеялся, что вполне мог бы работать одной из часовых кур и каждый час отплясывал бы что-нибудь на специальной площадке, чтобы повеселить зрителей, которые захотят узнать время. А потом слетал бы вниз и с ним фотографировались бы на память.

Жил Пеструх на окраине Наро-Фоминска, недалеко от железной дороги и рассчитал, что за неделю-другую допрыгал бы по шпалам до столицы. Поезда теперь ходили редко, и этот путь мог считаться почти безопасным. Главное было миновать толпы голодных гастарбайтеров, взявших столицу в плотное кольцо. Им плевать, какие у него мозги, – живо свернут шею, обмажут глиной и сунут в костер. Но на то он и умный, чтобы их перехитрить. А уж через стену он перелетит без проблем. Хоть и говорят, что курица не птица, а высоту в пять метров и она преодолеет. Но как выжить одинокой, беззащитной птице в Москве? До часов надо еще добраться. Да и возьмут ли его – неизвестно. А народ там сыт по горло пищевым желе и тоже не прочь схарчить бесхозную курочку. Вот если бы можно было поменять тело...

Так Пеструх пришел к мысли о трансплантации. Сделать это могли опять же только в Москве – ведь там живут и работают лучшие в стране профессора. Они смогут пересадить его выдающийся куриный мозг в свободное донорское тело. Мечты уносили Пеструха в неизведанные дали, и теперь он уже не хотел, чтобы это было тело петуха. Хрен с ним, с петухом. Собаки – еще куда ни шло. Но тоже не фонтан. Вот тело человека – самое оно.

Однако такая операция будет стоить недешево. Чем рассчитаться с профессорами?

Пеструх задумчиво поскреб лапой землю. Накоплений у него не было, а все немногочисленные снесенные им яйца забирала хозяйка. Он мог бы нарыть им много дождевых червей, целое ведро или даже больше, но вряд ли профессора ими соблазнятся. Во всяком случае, он ни разу не видел, чтобы хозяйка их ела. Значит, люди червей в пищу не употребляют. Зато они едят кур. Дождутся, когда бедная птица опустошит себя и уже не сможет нестись, – и в суп ее.

Внезапно Пеструха осенило – он расплатится за операцию собственным телом!

Как только его мозг пересадят донору, пусть забирают куриное тело и съедают. Варят в супе, запекают, коптят, насаживают на гриль – ему все равно. Правильная поговорка есть у людей: «Как умру, так хоть забор мною подпирай». Но он не умрет, он станет человеком.

Тут сразу возник вопрос – как отнесутся к этому родственники донора? Не предъявят ли они на него свои права? Повесят на него старую жену, старых детей и еще более старых родителей. Прицепят старое имя и заставят ходить на старую работу. Нет, такого ему не нужно. Надо, чтобы у донора не было родственников. Тогда он сможет сохранить собственное имя – Пеструх. Правда, такие имена у людей не в ходу и его придется изменить. Назваться, например, Петрух. Звучит, вроде, ничего, почти как Петруха. Фамилию он возьмет от имени матери – Зузулин, а отчество от имени петуха, который жил с курами в подсобном хозяйстве того самого НИИ. Хохлатка говорила, что его звали Петькой. Хотя, конечно, настоящим отцом Пеструха был не петух Петька, а генератор, взорвавшийся по вине бестолковой Зузули, но имени генератора он не знал, потому как тот был секретным.