111 баек для журналистов - Николай Волковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако этот нейтральный, по мнению С. Довлатова, материал оказался политически некорректным.
«Звонит инструктор ЦК:
– Кто написал эту шовинистическую басню?
– Почему шовинистическую?
– Значит, ты написал?
– Я. А в чем дело?
– Там фигурирует зверь.
– Ну.
– Это что же получается? Выходит, эстонец – зверь. Я – зверь? Я, инструктор Центрального Комитета партии – зверь?!
– Это же сказка, условность. Там есть иллюстрация. Ребятишки повстречали медведя. У медведя добрая, симпатичная мордашка. Он положительный…
– Зачем он говорит по-эстонски? Пусть говорит на языке одной из капиталистических стран…
– Не понял.
– Да что тебе объяснять! Не созрел ты для партийной газеты, не созрел…»
Мораль. Очень наглядный пример для изучения официальной журналистики того времени – строгая и бдительная идеологическая цензура не давала авторам ни минуты покоя.
Комментарий. «Компромисс» написан в два слоя, двумя шрифтами: вслед за газетной публикацией следует рассказ об истории ее создания.
Диапазон применения байки. При изучении истории отечественной журналистики второй половины ХХ века.
№ 101. Байка «Публикабельный новорожденный»
В пятом «Компромиссе» С. Довлатов рассказывает, как он писал репортаж из роддома.
Редактор инструктирует корреспондента: «Через неделю – годовщина освобождения Таллина. Эта дата будет широко отмечаться. В том числе, на страницах газеты. Предусмотрены различные аспекты: хозяйственный, культурный, бытовой… Материалы готовят все отделы редакции. Есть задание и для вас. А именно – по данным статистического бюро, в городе около четырехсот тысяч жителей. Цифра эта до некоторой степени условна. Несколько условна и сама черта города. Так вот, мы посовещались и решили: четырехсоттысячный житель Таллина должен родиться в канун юбилея.
– Что-то я не совсем понимаю.
– Идете в родильный дом и дожидаетесь первого новорожденного. Записываете его параметры, беседуете со счастливыми родителями и врачом, который принимал роды. Естественно, делаете снимки. И запомните, – Туронок встал, заканчивая разговор, – младенец должен быть публикабельным.
– То есть?
– То есть полноценным. Ничего ущербного и мрачного – никаких кесаревых сечений и матерей-одиночек. Полный комплект родителей. Здоровый, социально полноценный мальчик.
– Обязательно мальчик?
– Да. Мальчик как-то символичнее».
Первый кандидат на роль счастливого младенца был отвергнут, так как его отец оказался эфиопом, второй – потому что родился у евреев, и лишь третий оказался «публикабельным», правда, с именем Лембит… Как сказал редактор: «Пусть назовут так. Какая разница?! Лембит – это хорошо, мужественно и звучит символично… В юбилейном номере будет смотреться».
В итоге получился такой материал:
«ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ. Ежегодный праздник – День освобождения – широко отмечается в республике. Фабрики и заводы, колхозы и машинно-тракторные станции [Машинно-тракторные станции (МТС) были ликвидированы после XX съезда КПСС (1956 г.) и преобразованы в ремонтно-технические станции (РТС). – примеч. Н. В.] рапортуют государству о достигнутых высоких показателях.
И еще один необычный рубеж преодолен в эти дни. Население эстонской столицы достигло 400 000 человек. В таллинской больнице у Майи и Григория Кузиных родился долгожданный первенец. Ему-то и суждено было оказаться 400 000-м жителем города.
– Спортсменом будет, – улыбается главный врач Михкель Теппе.
Счастливый отец неловко прячет грубые мозолистые руки.
– Назовем сына Лембитом, – говорит он, – пусть растет богатырем!
К счастливым родителям обращается известный таллинский поэт – Борис Штейн:
На фабриках, в жерлах забоев,На дальних планетах иных –Четыреста тысяч героев,И первенец твой среди них…
Хочется вспомнить слова Гете: «Рождается человек – рождается целый мир!»
Не знаю, кем ты станешь, Лембит: токарем или шахтером, офицером или ученым. Ясно одно – родился Человек! Человек, обреченный на счастье!..» (Советская Эстония. Ноябрь. 1975 год.)
Мораль. Пример того, как заказанные властью публикации приходилось создавать буквально на пустом месте.
Комментарий. «Компромисс» – автобиографическая книга. Начальная дата – ноябрь 1973 года – совпадает со временем работы автора в газете «Советская Эстония». Дата последнего «компромисса» – октябрь 1976 года. Довлатов уже живет в Ленинграде и работает в журнале «Костер».
Диапазон применения байка. При изучении истории отечественной журналистики второй половины ХХ века.
№ 102. Байка «Факты из прошлой жизни героев»
Эта история о материале С. Довлатова под названием «Наряд для марсианина», который был опубликован в газете «Советская Эстония» в апреле 1976 года. Рассказывает автор.
«Чего мы ждем от хорошего портного? Сшитый им костюм должен отвечать моде. А что бы вы подумали о закройщике, изделие которого отстает от требований моды… на двести лет? Между тем этот человек пользуется большим уважением и заслуживает самых теплых слов. Мы говорим о закройщике-модельере Русского драматического театра ЭССР Вольдемаре Сильдс. Среди его постоянных клиентов – испанские гранды и мушкетеры, русские цари и японские самураи, более того – лисицы, петухи и даже марсиане. Театральный костюм рождается совместными усилиями художника и портного. Он должен соответствовать характеру эпохи, выражая при этом дух спектакля и свойства персонажей. Представьте себе Онегина в мешковатых брюках или Собакевича в элегантном фраке… Для того чтобы создать костюм раба Эзопа, Вольдемару Сильду пришлось изучать старинную живопись, греческую драму… Сюртук, кафтан, бекеша, ментик, архалук – все это строго определенные виды одежды со своими специфическими чертами и аксессуарами.
– Один молодой актер, – рассказывает Сильд, – спросил меня: “Разве фрак и смокинг не одно и то же?” Для меня это вещи столь же разные, как телевизор и магнитофон.
Посещая спектакли других театров, Вольдемар Хендрикович с профессиональной взыскательностью обращает внимание на то, как одеты персонажи.
– И только на спектаклях моего любимого Вахтанговского театра, – говорит В. Сильд, – я забываю о том, что я – модельер, и слежу за развитием пьесы – верный признак того, что костюмеры в этом театре работают безукоризненно.
Безукоризненно работает и сам Вольдемар Сильд, портной, художник, человек театра».
На летучке материал похвалили.
– Довлатов умеет живо писать о всякой ерунде.
– И заголовок эффектный…
– Слова откуда-то берет – аксессуары…
Назавтра вызывает меня редактор Туронок.
– Садитесь.
Сел.
– Разговор будет неприятный.
“Как все разговоры с тобой, идиот”, – подумал я.
– Что за рубрика у вас?
– “Человек и профессия”. Нас интересуют люди редких профессий. А также неожиданные аспекты…
– Знаете, какая профессия у этого вашего Сильда?
– Знаю – портной. Театральный портной. Неожиданный аспект…
– Это сейчас. А раньше?
– Раньше – не знаю.
– Так знайте же, в войну он был палачом. Служил у немцев. Вешал советских патриотов. За что и отсидел двенадцать лет.
– О, Господи! – сказал я.
– Понимаете, что вы наделали?! Прославили изменника Родины! Навсегда скомпрометировали интересную рубрику!
– Но мне его рекомендовал директор театра.
– Директор театра – бывший обер-лейтенант СС. Кроме того, он голубой.
– Что значит «голубой»?
– Так раньше называли гомосексуалистов. Он к вам не приставал?
– Приставал, думаю. Еще как приставал. Руку журналисту подал. То-то я удивился…
Мораль. Факты из прошлой жизни героев публикаций делали потрясающие по стилю материалы неприемлемыми.
Комментарий. В небольших отрывках из газетных материалов С. Довлатова того времени прослеживается стилистика и тематика многих публикаций советской периодики.
Диапазон применения байки. При изучении истории отечественной журналистики второй половины ХХ века.
