Змеиное золото. Лиходолье - Елена Самойлова

Очень и очень нескоро.

Харлекин скрипнул зубами, чувствуя, как в глубине тела пульсирует управляющий блок, как все инстинкты настаивают, требуют, чтобы он начал действовать, чтобы перестал подпирать стену в этой треклятой опустевшей хижине и выбрался на волю, в ночную степь, туда, где находится его Змейка, его хозяйка, его золотая богиня.

Но был дан приказ – оставаться здесь, пока не позовут. Или, как он понял для себя, пока Змейке не будет грозить серьезная опасность. О том, что он это почувствует, как чувствовал уже неоднократно как дребезжащую от напряжения перетянутую струну, протянутую сквозь то, что заменяло железному оборотню сердце, Искра даже не сомневался. Боялся только одного – что зов придет слишком поздно, что даже вся сила и скорость не помогут успеть вовремя.

Впрочем, до сих пор он пока успевал. Много раз. Успеет и в этот, если будет на то необходимость.

Глухой удар в дверь раздался столь неожиданно, что харлекин, глубоко погруженный в свои мысли, вздрогнул, руки дернулись, обращаясь в металл, с тихим звоном столкнулись железные когти, увенчавшие пальцы. Тихий шорох где-то на крыше – и следом раздался странный тикающий звук, неестественный, непонятный. Будто бы над головой квакает неисправная механическая жаба, и из-за этой неисправности равномерное кваканье то и дело прерывается звонким бульканьем.

Шелест за спиной – будто бы ровнехонько за тем местом, где Искра прислонялся к стене, кто-то водит шершавыми лапами, очерчивая контур человеческой фигуры. В горле харлекина поневоле начало подниматься низкое, раздраженное рычание – больше всего ему сейчас хотелось перекинуться, дать ход боевой модификации, снести плотно запертую дверь и вырваться на волю. И там будь что будет – после загрядской подземной твари Искра не думал, что может столкнуться с чем-то более страшным. Раздражающим – да. Вынуждающим беспокоиться за шассу в слабом и хрупком человечьем теле – еще как да. Но не пугающим. Страх словно отсекся, ушел куда-то, остался позади вместе с тем незавершенным проектом, которым он был когда-то давно, до встречи со Змейкой и ее управляющим блоком.

Ш-ш-ш-шась!

Гул пламени Искра разобрал даже сквозь стену. И сразу следом за ним – бодрый, частый перезвон золотых колокольчиков на ромалийских браслетах. В степи звуки разносятся очень далеко, слышны четко и хорошо, и сейчас приятный металлический перелив умудрился заглушить даже кваканье-бульканье, раздававшееся уже со всех сторон, ото всех щелей, забитых тряпками и паклей.

Танцует. Танцует, как и собиралась, – в кольце из огня и соли, танцует старый, давно забытый большинством людей танец, на который, как рассказывала сама Змейка, в свое время выходила и нежить, и гораздо более пугающие и опасные создания. Ворожит этот танец, затягивает и манит каждого, кто не принадлежит к живущим под солнцем, а огненный круг вынуждает всех, кто собрался на звон колокольцев, держаться на почтительном расстоянии от плясуньи.

Что-то болезненно дернуло в груди, пошатнулось из стороны в сторону, будто бы кто-то вогнал харлекину в грудь острую заржавленную спицу и принялся неторопливо расширять рану.

«Искра!!»

Дверь из предбанника он все-таки снес, даже толком не заметив препятствия, на ходу сдирая одежду и оборачиваясь в существо, покрытое железными узорчатыми латами. Вылетел, выкатился во двор, туда, где от вытоптанной земли тянулись к темному ночному небу светло-зеленые от соли лепестки пламени.

Картина перед глазами как вспышка, намертво запечатлевшаяся в памяти.

Высокое, почти до пояса, огненное кольцо, внутри его мечется в танце тоненькая хрупкая фигурка, вооруженная посохом, оголовье которого блестит пойманной звездой. Золотые браслеты почти неразличимы на фоне блескучей чешуи, покрывшей руки девушки, меж тонких степняцких косичек чудятся гладкие янтарные шипы, которые вырастают только у взрослых змеелюдов, а лицо у Змейки уже не человечье, но еще и не шассье. Жутковатая и одновременно прекрасная маска, в которой гармонично сочетаются нежная, незагорелая кожа и узкие полосы золотой чешуи. Широко распахнутые глаза затянуты бельмами – бывшая ромалийская лирха танцевала вслепую, каким-то чудом умудряясь не подходить слишком близко к огненной границе, не наступать на раскаленные уголья, обдающие жаром.

А вокруг костра горбятся непроглядно-черные тени, видимые лишь благодаря зеленому огню. Угловатые, несуразные. С разным числом конечностей, с приплюснутыми, едва намеченными над плечами головами. Они неторопливо бродят по кругу в жутковатой пародии на хоровод, тянут бесформенные руки к пламени, замирают, будто натыкаясь на непреодолимое препятствие, и понуро бредут дальше. Ищут лазейку в непрерывном круге.

Бок харлекина обдал порыв холодного ветра, что-то заскрежетало по латам – и скользнуло в сторону, так и не сумев пробить защиту. Тени у костра замерли, повернув головы в сторону Искры, как один.

Посреди угольно-черных, почти невидимых в темноте лиц кое-где тускло поблескивали белки обычных человеческих глаз.

Поговорка о невидящем зле внезапно обрела совершенно иной смысл. Зло действительно слепо, но только до того момента, пока не поймает твой взгляд и не украдет его. Вместе с глазами…

Танцовщица замерла, воздев руки к небу, и зеленое пламя повторило ее движение, полыхнуло высоко вверх, сравнявшись с крышами домов, став на мгновение ярче полуденного солнца, таким ярким, что даже харлекину пришлось спрятать лицо в сгиб локтя, чтобы защитить глаза.

Щелканье и клекот мгновенно стихли, обратившись в стремительно угасающее эхо. Искра поднял голову и увидел, как Змейка на нетвердых, дрожащих ногах переступает через кольцо из стремительно затухающих, рассыпающихся на глазах угольев, в которые превратились «тени», услышал, как под ее босыми ступнями, поросшими чешуей, что-то еле слышно хрустит и сминается, как высушенный под жарким солнцем камыш.

– Искра… – Голос у нее слабый и до того жалобный, будто бы она была готова вот-вот расплакаться. Он метнулся вперед и успел подхватить свою Змейку раньше, чем она рухнула на землю, усыпанную сухим колким пеплом. Подхватил, поднял на руки, осторожно прижал к груди, чувствуя, как она начинает трястись всем телом, по-прежнему цепко держа посох в тонких пальцах. – Я боялась, что они набросятся… когда я остановилась… если бы ты не появился…

– Тише. – Харлекин со звоном передернул плечами, возвращаясь в человеческий облик, и торопливо понес Змейку в дом, входная дверь у которого теперь сиротливо висела на полуоборванной кожаной петле. – С тебя чешуя сейчас начинает слезать клочьями. И на ногах ты не стоишь. И вот-вот заснешь.

– Не засну, – упрямо возразила она, уже закрывая глаза. Не пугающие пустые бельма – привычно-золотые, с узкой щелью зрачка.

Ну да, конечно…

Искра осторожно прижал ее к себе и, пригнувшись, скользнул под покосившуюся крышу домика. Понять причину фанатичного стремления излечить мир людей от страшной и непонятной заразы, которую Змейка почему-то упорно называла «нарушенным Равновесием», он так и не мог. Будто гнало ее что-то подальше от обжитых людьми мест в самое пекло и еще дальше.

– Я тебя понесу, – негромко пробормотал он, оглядываясь по сторонам и осторожно кладя шассу на брошенный на пол плащ. Встряхнулся, потянулся, ощущая, как в очередной раз меняется его облик, как тихо звенят, сталкиваясь, длинные железные когти. Людишки из этой безымянной деревни до рассвета не посмеют даже дверь приоткрыть, так что оглядываться было не на кого. – Я тебя понесу, – повторил харлекин, неловко пристраивая через массивное плечо сцепленные седельные сумки с вещами. Кое-как повесил на сгиб локтя меч в ножнах и осторожно поднял с пола Змейку вместе с плащом. – Иначе ты непременно еще куда-нибудь влезешь.

Харлекин в природном металлическом облике может бежать быстро и долго, это Искра успел узнать еще в те годы, когда жил в проклятой степи один, часто перемещаясь с места на место, чтобы не сталкиваться с хозяевами «охотничьих угодий». До Огнеца он доберется меньше чем за два дня, даже с шассой на руках, чей вес сейчас почти не ощущался. Только бы его золотая богиня больше не рисковала собой, не оставалась один на один с «неведомым злом», которому она даже не знала названия. Только бы больше не ждать ее зова вот так, в стороне, чувствуя, как в груди все переворачивается от мысли, что в этот раз он может не успеть, невзирая на всю свою силу и проворство…

Говорят, есть где-то там, посреди Лиходолья, некий оплот людской силы и веры, который нерушимо стоит уже много-много лет, и что каждый, кто войдет в него через золоченые ворота, имеет право остаться, будь то человек или нелюдь. Не выдадут такого путника ни властителю Славении, ни змееловам, никому, пока пришелец соблюдает правила, установленные в Огнеце еще в те времена, когда город был всего лишь большой крепостью, одиноко стоящей посреди лиходольской степи.