Школа гейш - Алина Лис

Должно быть, эта вражда привносила остроту и смысл в сонное существование императрицы. Кроме Джина, никто не осмеливался бросить Сунан вызов.

Сунан. Красивая и ядовитая, словно змея. В детстве Джин боялся ее, а когда вернулся из монастыря, понял, что теперь уже мачеха опасается его. Опасается и ненавидит.

– Я тоже люблю свадьбы, матушка, – прозвучал над столом угодливый голос Мина. – Всю эту роскошь, фейерверки, прекрасные костюмы. Как можно не любить праздники?

Начальник дворцовой стражи, который на каждое торжество становился от недосыпа похожим на панду, мог бы многое рассказать о своей любви к праздникам, но по этикету ему не полагалось присутствовать за завтраком императорской семьи. Джин, для которого пышные приемы тоже были скорее нелегкой работой, разделял точку зрения старого вояки, однако вслух только дипломатично заметил:

– Праздники бывают довольно утомительными.

Мин зевнул, аккуратно прикрыв нижнюю часть лица расписным веером.

– Портной расшивает мне жилет из шелка, пламенно-алого, как кровь. Если свадьбу объявят к осени, он как раз успеет закончить.

– Алого? – хмуро, с нажимом, переспросил Тхан. – Как пламя? С золотым муаром?

Над столом повисло напряженное молчание. Пламенно-алый с золотым муаром – цвет императора, только он имеет право надевать одежды этого оттенка на празднества. Их шьют из редчайшего шелка муга, который дают шелкопряды особой породы. На солнце он отблескивает золотом. Под страхом смерти прочим жителям Самхана запрещено носить одежды из этой ткани.

Глупость? Намеренная дерзость? Или намек придворным… вот только на что?

Джин вгляделся внимательнее в младшего из принцев Аль Самхан. Длинноволосый и изящный, словно девица, чересчур уж женоподобный. Мамин любимчик. В детстве он отличался трусостью и подлостью, а повзрослев, стал до невозможности слащав и улыбчив. Но отчего-то в полных лести речах младшего брата Джин всякий раз ощущал неистребимый привкус лицемерия.

Наследник отложил в сторону палочки и продолжал сверлить Мина злым взглядом. Тот залился смехом, сложил веер и вскинул руки в жесте примирения.

– Там будет много бирюзы в вышивке, братец! Да и оттенок совсем другой. Хочешь, покажу после завтрака?

– Ах, дорогие мои, я надеюсь, вы не станете спорить из-за одежды, как придворные дамы, – вмешалась Сунан, укоризненно покачивая головой.

– Не станем, матушка, – заверил ее Мин. – Конечно же не станем, все это просто милая шутка.

Его смех никто не поддержал.

Тхан послал Джину вопросительный взгляд. Тот коротко мотнул головой: «Не сейчас». Случайная это была оговорка или намеренная провокация, ссориться на глазах у слуг – последнее дело.

Любимый брат. Тоже рыжий и зеленоглазый – фамильная масть Аль Самхан. Всего на два года младше Джина, а кажется – на все пять. Свалившееся бремя правления словно ободрало с наследника налет мужественности, оставив растерянного юнца.

Вечный соперник и лучший друг. Маг и воин – уже три года, как Тхан возглавляет войска империи. Блистательная победа Самхана в огненной долине – его заслуга. Умеет подбирать верных и толковых людей, чувствует ложь, прямолинеен, но не глуп. Он будет хорошим императором, если успеет научиться править. Отец слишком берег его… или слишком боялся доверить контроль над империей хоть кому-то.

Он перевел взгляд на место во главе стола. Сегодня оно пустовало, и в этой пустоте было что-то вызывающее, неуютное.

Самханский двор лихорадило. Джин ловил на лицах приближенных отблески терзавших их страхов, надежд и сомнений, связанных с внезапной болезнью императора. Потому готовился к отъезду с болью в сердце. Оставлять неопытного брата наедине с этим гадючником ужасно не хотелось.

– Тебе правда так необходимо ехать? – спросил Тхан, когда они остались одни после завтрака.

– Да. Служба безопасности Оясимы накрыла нашу резидентуру. Тюрьмы избежали всего несколько агентов, и не из тех, кому я бы доверил серьезную работу. Придется восстанавливать все с нуля. Два года псу под хвост. – Он в упор посмотрел на брата. – Сам понимаешь, Благословенные острова не тот сосед, которого можно оставить без внимания. Кроме того, меня ждут как посла и жениха Тэруко. Мы не можем это отложить.

– Понятно – разведка, невеста. – Тхан скривился. – И одна хорошенькая девица, ведь так?

Джин вздрогнул.

– Откуда ты знаешь? – Вгляделся в лицо брата. – Отец?

– Кто же еще?

– Она здесь ни при чем.

– Кому другому будешь рассказывать. Ты поспорил с отцом из-за нее!

«И чуть не убил его этим», – повисло в воздухе невысказанное окончание фразы.

Болезненно кольнуло чувство вины, в душе беспокойно шевельнулся демон. Джин глубоко вдохнул, очищая разум от лишних эмоций.

– Причина моего отъезда не в девушке. Я действительно должен быть в Оясиме как можно скорее, и тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. К тому же, – с тайной горечью добавил он, – я все равно опоздал избавить ее от мидзуагэ.

Глаза Тхана сверкнули:

– Она гейша? Ты совсем свихнулся? Променять магию и власть на смазливую шлюху!

Ему показалось, что порыв ураганного ветра приподнял и швырнул его об стену. Стальные пальцы сомкнулись на горле, не давая вдохнуть.

– Еще раз назовешь ее шлюхой, и я тебя ударю, – очень спокойно и ровно предупредил Джин, глядя брату прямо в глаза. Медленно разжал руку. – Прости, но у меня дела.

Тхан выругался ему в спину, растирая шею.

Вот ведь придурок упрямый! Все в точности, как сказал отец: брат свихнулся на какой-то девчонке.

«Клянись, что не дашь Джину сделать глупость, – зазвучал в ушах чуть дребезжащий, требовательный голос отца, – и, если понадобится, избавишь его от этой девки!»

Отец прав, брата нужно спасать. Иначе, зная Джина, можно не сомневаться: ради своей ненаглядной гейши он вышвырнет в помойную яму и брак с Тэруко Ясуката, и блистательное будущее правителя Оясимы.

Плохо сидеть в тюрьме. Грязно, темно и воняет нечистотами. Кормят один раз в день недоваренным рисом, а то и вовсе помоями, какие не всякая свинья жрать станет. И совершенно нет женщин.

Но хуже всего то, что в тюрьме невыносимо скучно.

Первые недели его хотя бы водили на допросы. Дайхиро славно развлекся, мотая нервы следователю. Поначалу тот никак не желал верить в рассказанную тануки версию событий и даже грозил пытками, но так и не привел угрозу в действие. Вместо этого после очередного допроса Дайхиро бросили в яму и забыли.

Пожалуй, это худшее, что могли с ним сделать. Одиночество и вынужденное безделье было для общительного и энергичного оборотня испытанием пострашнее пытки. Он развлекал себя, как умел: горланил песни, намеренно громко и фальшиво, прыгал по камере, разыгрывал в лицах смешные сценки, перевоплощаясь то в одного, то в другого участника действа. О предпринятых тануки попытках побега можно было написать трактат на пяти свитках. Дайхиро даже придумал название для будущего шедевра: «Сто один неудачный способ выбраться из одиночной камеры».

В темнице сёгуна всегда царила ночь. Стены глубокой – в три человеческих роста – ямы были укреплены стеблями бамбука. По скользкому полированному дереву не вскарабкалась бы и обезьяна. Сверху камеру, словно котелок на огне, прикрывала крышка, сплетенная из тростника, оттого на дне ямы было темно. Редкие солнечные лучи пробивались сквозь неплотное плетение, но почти не доходили до дна – сумрак сжирал их раньше.

Раз в день крышку приоткрывали, чтобы спустить пленнику воды и еды. Не будь этих визитов, Дайхиро решил бы, что о нем и вовсе забыли.

Скрип дерева над головой заставил оборотня проснуться. Он недоуменно заморгал, пытаясь приноровиться к сменившему тьму полумраку.

В прошлый раз еду приносили совсем недавно. Дайхиро готов был поспорить на свой хвост, что время следующей кормежки еще не пришло.

Вместо скудного пайка узника в яму спустился человек. Пока он слезал по деревянной лестнице, тануки щурил отвыкшие от света глаза, пытаясь рассмотреть гостя, но лица снизу было не разобрать. Только перед глазами покачивались полы темно-зеленого кимоно из неброской, но недешевой ткани. За пояс у незнакомца были заткнуты ножны, выдавая принадлежность к аристократии.

Самурай не успел спуститься с последней ступеньки на бамбуковый настил камеры, как Дайхиро принялся фиглярничать.

– Здравствуй, добрый господин! Ай как я рад – наконец-то у меня гости! Давай, проходи, садись. На пол, у меня тут все по-простому. Только не в тот угол. – Тануки ткнул пальцем за спину. – Туда я гажу, – с обезоруживающей откровенностью признался он.

– Хочешь выбраться из ямы, ёкай? – спросил незнакомец вместо приветствия.

Дайхиро разве что не запрыгал от восторга, но виду не подал. Уселся на пол, лениво почесал живот.

– Даже не зна-а-аю, – протянул он. – Мне здесь нравится. Тепло, уютно и кормят бесплатно.