Школа гейш - Алина Лис

Дайхиро разве что не запрыгал от восторга, но виду не подал. Уселся на пол, лениво почесал живот.

– Даже не зна-а-аю, – протянул он. – Мне здесь нравится. Тепло, уютно и кормят бесплатно.

Незнакомец рассмеялся – коротко и сухо, словно собака пару раз тявкнула. И опустился на корточки рядом.

Дайхиро разглядывал его, стараясь не выдать своего интереса. Не молод, но и не стар – на вид около тридцати лет. Некрасивое, но волевое лицо. Грубые черты, словно резчик по дереву сделал заготовку маски, да дорабатывать не стал, так оставил.

А глаза не светятся магическим пламенем. Совсем. Впрочем, такое бывало среди неродовитых самураев. Магия пробуждалась в них редкими вспышками, чаще в минуты сильных душевных волнений.

– Хочешь, – произнес он уверенно.

– Да я и так тут не задержусь. Какой интерес сёгуну кормить дармоеда?

– Верно, – согласился незнакомец. – Завтра тебя казнят за пособничество врагам и измену.

Оборотень почувствовал, как шерсть по всему телу становится дыбом. Да, он ожидал чего-то подобного. Тюрьмы Оясимы никогда не могли похвастаться избытком заключенных отнюдь не из-за законопослушности граждан. Преступников или казнили, или отправляли на каторжные работы. Дайхиро втайне надеялся, что и его сошлют на один из унылых северных островов, где в каменоломнях вчерашние воры и убийцы отрабатывали свой долг перед обществом. А уж сбежать по дороге или на месте он точно сумеет.

– Это же что такое? – возмутился тануки. – Меня нельзя казнить! Во-первых, я – ёкай и не подпадаю под законы человеков. Во-вторых, я невиновен и чист, аки цветок лотоса. В-третьих, я – монах, и Будда будет очень недоволен, если вы сотворите подобное с его верным учеником. А на что способен недовольный Будда, даже я боюсь представить! Ну и в-четвертых, без меня мир никогда не будет таким же замечательным и веселым местом, как со мной. Можешь спросить у любой вдовушки в окрестностях Синих гор. Ты даже не представляешь, сколько женщин сделаешь несчастными одним взмахом меча, изверг!

– Пинком ноги, – подсказал человек, слушавший эту речь с улыбкой.

– Что? Почему пинком?

– Тебя повесят. – Он жестом показал, как выбивает чурбан из-под ног висельника. – Смерть от меча только для благородных.

– Ну вот, дожили! – Дайхиро аж задохнулся от возмущения. – Чем это я тебе не благородный? Да я знаю имя своей прапрапра и еще десять раз «пра» бабки. Можешь сказать о себе то же самое? Да я…

Гость слушал поток его излияний, не перебивая. По лицу его гуляла все та же странная улыбка, а прищуренные глаза изучали оборотня.

– …и поэтому требую благородной казни! Так и передай сёгуну! – Тануки завершил свою пламенную речь, распушил усы и победоносно посмотрел на посетителя.

– Тебя повесят, – повторил человек. – Я знаю, что тебе просто не повезло польститься на обещанную шпионом горсть монет, но в глазах закона ты – изменник. И сёгуну плевать на твои требования. А теперь молчи и слушай, если хочешь выйти живым из этой ямы.

Он заговорил – коротко, по-деловому, рублеными фразами. Тануки слушал, и на лице его расцветала довольная улыбка.

– Звучит неплохо, – заявил он, когда человек закончил свою речь. – Но у меня есть ряд условий.

– У тебя не может быть никаких условий.

Дайхиро склонил голову набок и лукаво подмигнул:

– Еще как может, господин хороший. Это ты ко мне пришел – запугивать, убеждать. Видать, я тебе сильно нужен, а? Ладно уж, я принесу клятву, буду служить. Но и ты, будь другом, послушай, чего я хочу. Кстати, как тебя звать-то?

– Такеши Кудо.

– У-у-у… никогда раньше о тебе не слышал. Я-то думал, ты – какая-то известная шишка. Так вот: я хочу оклад в три золотых рё в месяц, собственный дом в центре, два свободных дня в неделю, новое кимоно…

Список желаемых ёкаем благ все рос и рос, но человек не торопился прерывать оборотня или возмущаться его наглостью.

– И право обедать на дворцовой кухне, – наконец добавил Дайхиро и замолчал.

– Жизнь. – С этими словами Кудо встал. – Комната в трактире для ночлега и пятьдесят серебряных момме в месяц, чтобы ты не тратил время, воруя еду. Или я ухожу.

– Я согласен, – быстро ответил тануки. – Где нужно расписаться кровью? Кстати, я писать не умею. Могу просто крестик поставить? Ну или енотика нарисовать. Подойдет?

– Подойдет, – с обманчивой лаской в голосе согласился мужчина. – А писать мы тебя научим. Прямо сегодня и начнем.

Глава 5

Чужое торжество

– А потом он лег и смотрит на меня. А я стою рядом голая, чувствую себя – дура дурой. И смотрю на него. А он на меня. Потом говорит: «Ты что, малышка, сюда смотреть пришла?» – Оки скривилась при воспоминании.

– А ты?

– А я говорю: «Нет, господин»

– А он?

– А он: «Тогда прыгай сверху и работай». – И на жезл страсти свой показывает. – Оки снова скривилась. – Учили, говорит, тебя или не учили? Ну я и… Только как-то это…

Новоявленные гейши хором вздохнули.

Нет, обмен опытом получился вовсе не таким уж печальным. Рассказ Кумико, например, о ее бесплодных попытках пробудить «спящего воина» изрядно повеселил сплетниц. А Ичиго даже осталась довольна – купивший ее самурай был с ней ласков.

А вот Оки не повезло…

Никто из мужчин не проявил особой жестокости или грубости с майко на мидзуагэ. И все же обряд резко избавил от остатков иллюзий по поводу будущей профессии.

От прошедшей ночи осталось ощущение какой-то нечистоты. И сейчас, поливая друг друга горячей водой в купальне, девочки говорили и говорили, выплескивая свой страх, надежды и разочарования.

Совместное купание на следующий день после мидзуагэ – традиция. Как и последующая неделя воздержания. Мудрая традиция – вынесенные на суд подруг воспоминания теряют свою власть, перестают тревожить и мучить. И даже если во время мидзуагэ мужчина был неосторожен, недели хватит, чтобы гейша успела восстановиться.

– А ты почему не рассказываешь? – Кумико повернулась к Мие. На лице дочери самурая застыло искреннее сочувствие и беспокойство за подругу. – Все было настолько ужасно, да?

Мия сглотнула и отвела взгляд.

Она не чувствовала ни малейшего желания рассказывать подробности ночи с Акио Такухати. Даже запачканное откровением Асуки и отвратительной сценой в комнате госпожи Хасу воспоминание казалось Мие чем-то интимным, что предназначено только для двоих. Такими вещами не делятся даже с ближайшими подругами или матерью. Тем более их не отдают на поругание ровесницам.

Ее первая ночь с мужчиной была похожа на сладкую грезу, тогда как рассказы подруг больше напоминали липкий тягостный кошмар.

Нет, другие мужчины вовсе не были жестоки. Они просто отнеслись к майко как к товару. Думали о себе и своем удовольствии. Тот, который купил Оки, например, раздевая девушку, оценивал вслух ее тело, комментируя размер груди и форму ягодиц. Словно обсуждал удачно приобретенную вещь. Словно Оки не стояла рядом, дрожа от смущения и страха.

– Нет, – выдавила Мия, – не ужасно.

Мысленно она взмолилась, чтобы подруга перестала задавать вопросы. Но если боги и слышали ее молитву, они не вняли. Теперь на Мию смотрели уже все майко.

Кумико сморщила носик:

– Но ты отказалась стать наложницей господина Такухати. Значит, что-то было не так?

– Все было… нормально, – выдавила Мия.

«Нормально». Какое нелепое и неправильное слово для ночи, наполненной блаженством.

– Ага, «нормально». Поэтому на следующий день ты кричала, что скорее умрешь, чем пойдешь с ним.

– Я… что? – Мия растерялась. – Я не кричала!

Ичиго потянулась и хихикнула:

– Не думала, что даймё Такухати такой ужасный любовник. Или он заставлял тебя делать что-то противоестественное?

Теперь на Мию смотрели сразу семь пар глаз, полыхающих неуемным любопытством. На лицах ровесниц застыло предвкушение скандальных откровений, за которым пряталась ревнивая обида – почему ее выбрал красавец-генерал? Почему не меня?

Обида и желание убедиться, что правильно не выбрал – повезло, пронесло.

Одно слово, один намек со стороны Мии – и побежит, полетит сплетня, обрастая по дороге немыслимыми и жуткими подробностями.

– Да нет же! – с отчаянием воскликнула девушка. – Все было очень хорошо, правда!

– Тогда почему ты отказалась стать его наложницей? – резонно спросила Сизука.

Мия отвернулась.

– Я… просто не хочу быть наложницей, – с трудом выговорила она.

Кумико присвистнула, Оки покрутила пальцем у виска.

– Ну ты ду-у-ура, – протянула она, и Мие не захотелось спорить.

Походивший издалека на дыню предмет на поверку оказался человеческой головой. Акио поднял ее за хвост на затылке, вгляделся и яростно выругался.

Шедший за ним Нобу с испуганным возгласом шарахнулся в сторону.

– Чего прыгаешь? – сквозь зубы спросил даймё, поворачиваясь к младшему брату. Подвешенная за волосы голова в его руке закачалась. Отсветы фонарей скользнули по искаженным смертью чертам, создавая иллюзию, что покойник корчит гримасы.