Золотой Лис - Уилбур Смит

Джо Сисеро поднялся на второй этаж в кабинет военного атташе и набрал номер телефона в Малаге.

— Женщина ждет в отеле, — хрипло прошептал он в трубку. — Она не сможет вернуться раньше, чем завтра в полдень. Можете действовать согласно плану.

Незадолго до семи часов вечера консьерж разыскал Изабеллу на галерее.

— У нас отменили один из предварительных заказов, маркиза. Так что мы можем предложить вам номер. Я уже велел отнести наверх ваш багаж.

Она готова была расцеловать его, но ограничилась чаевыми в сто франков.

Из номера позвонила на квартиру в Малаге. Надеялась, что Рамон предупредил Адру и та передаст ей новые указания, поскольку их планы явно расстроились. Однако телефон не отвечал, хотя прозвонил раз сто, не меньше, прежде чем она повесила трубку. Теперь уж Изабелла встревожилась не на шутку. Адра не могла не слышать звонка; телефон стоял в прихожей прямо напротив двери ее спальни. В течение ночи Изабелла еще дважды звонила, но столь же безуспешно.

— Должно быть, телефон испортился, — попыталась она успокоить себя, но при этом всю ночь так и не сомкнула глаз.

Наутро, как только открылись авиакассы, заказала билет до Малаги; бессонная ночь так вымотала ее, что она целый час проспала в самолете, невзирая на все свои волнения. Когда самолет сел в аэропорту Малаги, уже минул полдень.

Такси доставило ее к самой двери дома; она вытащила свой чемодан из машины и поставила его на ступеньки у входа. Пальцами, дрожащими от усталости и нервного напряжения, нащупала ключ и после нескольких безуспешных попыток вставила его в замок.

В квартире было непривычно тихо; стоя у открытой двери, она слышала только собственный голос.

— Адра, я вернулась. Где ты?

Заглянула в кухню, затем в комнату Адры. Комната была пуста; побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки, и как вкопанная остановилась у двери своей спальни. Дверь распахнута настежь.

Кроватка Никки по-прежнему стояла в нише напротив окна. Простыни, подушка, одеяло — все дорогое детское белье, присланное Майклом, исчезло. Столик у кроватки, который до отъезда был завален мягкими игрушками Никки, всевозможными мишками, зайками, диснеевскими персонажами, которые она покупала в огромных количествах, теперь был пуст.

Изабелла бросилась к двери, ведущей на террасу, и выглянула наружу. Коляска тоже исчезла.

— Адра! — закричала она и отчетливо расслышала в своем голосе тонкие, пронзительные нотки паническое го ужаса.

— Где ты?

Металась из комнаты в комнату; везде было пусто.

— Никки! Мальчик мой! Боже мой! Ради Бога, куда вы дели Никки?

Обнаружила, что вновь стоит в своей спальне возле его пустой кроватки.

— Ничего не понимаю. Что могло случиться?

По какому-то наитию вдруг резко повернулась и распахнула дверцы комода, где лежали вещи Никки. Комод был пуст. Пеленки, распашонки, кофточки — все исчезло.

— Он в больнице. — Слова вырывались из ее горла вперемежку с рыданиями. — С моим ребенком что-то случилось!

Бросилась вниз по лестнице, схватила телефонную трубку и тут же замерла, увидев конверт, прикрепленный к рычагу телефона. Выронила трубку и схватила конверт. Ее руки так тряслись, что она с трудом могла разобрать слова, начертанные на одном-единственном листе бумаги, вырванном из записной книжки.

Тем не менее, мгновенно узнала почерк Рамона; на нее нахлынула предательская волна облегчения, которая, увы, столь же быстро схлынула, едва она прочла то, что там было написано:«Николас со мной. Пока он в безопасности. Если ты хочешь когда-либо его снова увидеть, ты должна строго следовать этим инструкциям. Ни с кем не разговаривай в Малаге. Повторяю, никому ни слова. Немедленно съезжай с квартиры и возвращайся в Лондон. На Кадогэн-сквер с тобой свяжутся. Никому не рассказывай о случившемся, даже своему брату Майклу. Неукоснительно придерживайся этих инструкций. Твое неповиновение будет иметь наихудшие последствия для Никки. Ты можешь никогда его больше не увидеть. Уничтожь эту записку.Р.»

Ее ноги обмякли, подкосились, она медленно сползла по стене на кафельный пол и так и осталась сидеть, вытянув их перед собой, как будто они отсоединились от нее у самого основания и больше ей не принадлежали. Вновь и вновь перечитывала записку, тщетно силясь уяснить смысл.

— Мой мальчик, — шептала она. — Мой маленький Никки. — Затем она вслух перечитала эти страшные слова: «Твое неповиновение будет иметь наихудшие последствия для Никки. Ты можешь никогда его больше не увидеть».

Ее рука, сжимавшая записку, бессильно упала на колени; глаза бессмысленно уставились на противоположную стену прихожей. Было такое чувство, что весь мир, вся ее жизнь вдруг исчезли, растворились в каком-то жутком бездонном провале. Внутри у нее было так же пусто, как и на этой голой кирпичной стене напротив ее.

Она не знала, как долго так просидела, но в конце концов невероятным усилием воли заставила себя подняться. Опираясь о стену, встала на ноги. Потом вновь поднялась по лестнице в спальню и направилась прямо к шкафу Рамона. Распахнула дверцы и обнаружила, что он тоже пуст. Исчезли даже плечики для одежды. Двигаясь, как во сне, побрела к его комоду и поочередно заглянула в каждый пустой ящик. Рамон не оставил за собой ничего.

Пошатываясь, как оглушенная взрывом бомбы, ничего не видя вокруг, на чужих негнущихся ногах, добрела до ниши и опустилась на колени перед пустой кроваткой Никки.

— Мой маленький. Что они с тобой сделали?

Тут она заметила, что что-то застряло между маленьким матрацем и деревянными брусьями кроватки. Вытащила этот предмет и стиснула его обеими руками. Стоя на коленях у кроватки, словно перед алтарем, держала на вытянутых руках эту бесценную реликвию. То был вязаный башмачок Никки, мягкий комочек шерсти с голубой атласной ленточкой, которой он привязывался к его пухлой розовой ножке. Она прижала его к лицу и вдохнула нежный ароматный запах — запах своего сына.

И только тогда разрыдалась. Рыдала горько и безутешно, рыдала до тех пор, пока последние силы не оставили ее и она не затихла в полном изнеможении. К этому времени вечерняя тень опустилась на террасу, проникла в спальню, и ей едва хватило сил доползти до их двуспальной кровати и свернуться калачиком, поджав под себя ноги. Уснула, крепко прижимая шерстяной башмачок к своей щеке.

Когда Изабелла проснулась, было еще темно. Какое-то время лежала неподвижно, охваченная чувством мрачной безысходности, силясь понять, откуда оно взялось. Затем, внезапно, весь вчерашний кошмар обрушился на нее, она с трудом приподнялась и в ужасе огляделась.

Записка Рамона лежала на столике у кровати. Взяла ее и еще раз перечитала, пытаясь хоть что-то понять.