Перевод показаний - Джеймс Келман

Я прошу тебя послушать, сказал он, только это.

Он протянул, чтобы пожать мне руку, скрепить доверие, хотя какое доверие, чего скреплять

Человеколюбие, человеколюбие. Да, мы человеческие существа, я пожимаю твою руку. Большое спасибо. Да, не животные, мы, ни один из нас. В других случаях он также делал это, глядя не глядя, странный глаз на мне, вдруг потянется, возьмет мою руку, потом разожмет.

Пожалуйста, ты же можешь послушать.

Я измотался, нам надо поспать. Мы должны поспать.

Мы не можем спать.

Я могу первым, ты вторым.

Глаза у него были закрыты. Он не хотел бороться со мной. Мы не можем спать. Но ведь измотанность, измотанность, мы оба из нас. Тут он снова заговорил. Мы не можем спать, и глаза его были открыты, уставились на меня. Мне это не понравилось, оба глаза красные, в черных ободах, засохшая грязь. Я тронул свой подбородок, и там грязь, я ее отковырял. Теперь он схватил меня за запястье, но легко, как отец держит ребенка, успокаивая ребенка, и сказал мне, Я говорю, ты слушаешь. Он опять улыбнулся. Лучше, чем сон. Мои рассказы придадут тебе энергию. Еще успеешь поспать, после.

После поспать. Хорошо. Большое спасибо. Я глянул на его руку, и он снял ее с моего запястья. Сейчас начнется история. Я сел, распрямив плечи, воздух в моих легких, глубоко, вдыхаю его, вдыхаю, кровь должна разогнаться, и я буду сильным. Пока я останусь бодрствовать, а после посплю. Да, сказал он, мы двое, хорошо. Я слушал его, также задаваясь вопросом о нем, мы уже столько дней вместе. Эта история про его бабушку. Я своих бабушек не знал, родителей моих родителей. Я не задавался о них вопросом. Теперь-то да, мысли, что я был произведен ими, и я задаюсь вопросами, кем они могли быть, как они боролись, если боролись как-то, возможно, и никогда. Матери у меня в мыслях не было. Всякой женственности. Нет, ни женственности моей матери, ни о моем отце, об отсутствии в нем. Это верно, что я думал о моей семье, как он поступал. Я думал. Тут ничего поделать нельзя. Отец не господствовал в моих мыслях, но я в тот период думал о нем. В моем детстве его отсутствие господства, физически, в мыслях, никогда. Каким-то образом это мне становится ясно. Мгновения просветления, удлиняющиеся мгновения. Ты не слушаешь, сказал он.

Я слушаю.

Нет, ты не слушаешь. Он уставился на меня. Ну, уставиться я и сам могу, меня его поведение не запугало. Он продолжал смотреть. Меня он запугать не мог. Возвращение домой, сказал я, повести о семье и общине, да, но этот мир теперь сгинул, этот мир мертв.

Не мертв.

Да, мертв, как мертв и мой мир, моей собственной бабушки. Я мог бы рассказать о ней. И о дедушке, о моей матери, об отце, дядьях, я могу рассказать о них обо всех, и о моем сыне, как насчет него, ты о нем не спрашиваешь, послушай истории о нем, он жив, живет и дышит, может быть, маленький ребенок, мы же встречаем детей, как насчет моего сына.

А-а.

А тот мир сгинул.

Нет, ты не слушаешь.

Я слушаю, это ты не

Пожалуйста, сказал он, и снова уставился.

Твой глаз пытается взять меня в плен.

Да. Он улыбнулся. Это волшебный глаз. Мне подарил

его ангел Божий.

Женщина-ангел, дух дамы, ты видел ее?

Он смотрел на меня.

Извини. Уж такое тут место.

Теперь наступило молчание. Он оставался неподвижным и улыбался. Возможно. Может и улыбался, по-моему. Также это было время, когда я узнал о нем, о его смерти.

Стояло молчание. Теперь я с ним заговорил, сказав, что он может продолжать свой рассказ.

Про мою бабушку?

Да, про твою бабушку, расскажи мне, чем она так замечательна, не похожа на других бабушек, такая прекрасная женщина, девяносто девять лет, а все прекрасна.

Прекрасна, да, прекрасная женщина, и тоже у нее был любовник, когда она возвратилась в свой город спустя многие-многие годы

Любовник?

Да, я потому тебе и рассказываю, потому и хочу рассказать о ней, когда она наконец вернулась домой, спустя такие

многие годы.

Любовник твоей бабушки?

Прежний любовник, да, когда она еще не была моей бабушкой, я еще не родился, молодая здоровая женщина.

А-а

Ты опять меня перебиваешь

Нет, я слушаю, слушаю

Да, ты слушаешь и, слушая, отпускаешь замечания, две разные вещи.

Нет, теперь по-другому.

Половые отношения это другое.

Да, молодая здоровая женщина, я внимательно слушаю ее историю, половые отношения

А, так ты еще и смеешься над моей бабушкой.

Я улыбаюсь. Расскажи мне. Сколько ему было лет, этому любовнику

Прежнему любовнику, молодому человеку, тридцать, тридцать пять.

Тридцать пять это не молодой. У меня дедушке было тридцать пять.

Да.

А ей сколько?

Ты не слушаешь,

Я спрашиваю о ее возрасте, про когда ты рассказываешь.

Я же говорил, она была молодая, я так и сказал. А теперь слушай, слушай меня и не перебивай. Пожалуйста.

Я устал

Да, ты это уже говорил.

Это история о возвращении домой. Я знаю такие истории. Вся моя жизнь полна историй о возвращении домой

Твоя жизнь, нет, я так не думаю. Послушай меня, когда бабушка вернулась в свой город, она встретилась со своим прежним любовником. Она не видела его десятки лет, больше. Она возвратилась по воздуху, никого не предупредив.

Конечно, я же и говорил, именно так мы и делаем.

И также ей хотелось увидеть самой всякие вещи, хотелось приехать в город автобусом, с места посадки и после пройтись пешком, по улицам, она хотела побыть среди своих людей, посмотреть, как они теперь в этой новой жизни, особенно люди из ее небольшого участка, из тех мест, стоят еще или нет дома, она бы посмотрела, какие отсутствуют, отсутствующих людей, она их знала, хотела, кто из ее родных, из тех мест, тех времен, когда она была. Понимаешь, я тогда еще не родился

И он продолжал эту свою историю, как у него все началось. В его рассказе было какое-то напряжение, и покорность, мне все это знакомо, он теперь рассказывал, как бабушка шла по своему маленькому городку, вглядываясь в заново сделанный мир. Это были мечты, мечты. Я мог бы закрыть глаза. Мечты мечты мечты. Чья это была история, его отца, матери. У меня тоже была бабушка, своя семья, все их жизни и мысли и их будущее, быть, не быть, как это, как у было него, кем он станет, мечты, мечты. Я мог бы и не слушать его. И спать, так спать, я был измотан, он был измотан, почему не поспать, никого там не будет, никто бы нас не нашел, мы были там в безопасности, в этой лачуге на то время, чего он опасался, нечего было, он всегда опасался, я видел в нем это, волшебный глаз, дай нам поспать, набраться сил.

Что не так?

Все в порядке.

Да, скажи мне.

Я не могу тебя слушать, не могу, мечты, не могу слушать. Мечты и у меня в голове. Я сжился с ними, но они лишь для меня, я не прошу, чтобы ты их разделил, чтобы принял их от меня. Я не хочу слушать про эти мечты, про твои мечты, семейные мечты. Я хочу спать и я должен поспать, ты будешь сторожить, а я спать

Что не так?

Я не могу тебя слушать. Мечты о возвращении домой, не могу слушать. Ты хочешь вернуться назад, а никакого возвращения нет, оно невозможно, не существует, мир мечтаний. Живи в этом мире, который реален, где мы сейчас среди этих обломков, разрушенных домов, разрушенных жизней и мечтаний о жизни, среди детских смертей и убийств детей, живи в этом мире, это и есть почему мы сейчас существуем, продолжаем существовать, отплевываясь, отплевываясь, вот почему, не ради мечтаний, жизней, какими они были когда-то, как насчет моего сына и его истории, моей истории, где его мать, может мертва, где, я не знаю, вот уже три года, так скажи мне и о его семье, чтобы мы вернулись туда, где его горы и реки

Я теперь вскочил на ноги. Прошелся вокруг, пиная ногами старую старую рухлядь, штукатурку, мусор, может найду что-нибудь. Тайники. Предметы, спрятанные в давно прошедшие годы. Женщина прячет такие вещи от мужа, ценности. Для предстоящей семьи. Чтобы так удивить его годы спустя, их первой дочери уже пора замуж, и она достает эти ценности из потаенного места, поношенные брелоки, драгоценности предков, муж в ошеломлении, изумленно глядит на нее. Это для наших внучат.

Истории истории, призраки.

Я не знал этого места, дома, в котором мы были, лачуги, как я думал, лачуги

Я теперь был на другой стороне комнаты. А он у дыры, где раньше окно, сидел там, смотрел в небо. Мне следовало извиниться перед ним. Он не понял меня. Я же не открывался ему, мысли которые у меня были, мы были не так далеки друг от друга. Если эти истории так расстраивали меня, значит так, я мог бы сказать ему об этом. Возможно, другим он и мог их рассказывать, не мне, я не хотел их слушать.

У меня было к нему уважение. Но в том доме могли находиться только призраки, как и во всех домах, где живут люди, и мы ведь тоже сами наши призраки, они внутри нас, все внутри нас, как тоже и предстоящая смерть, его смерть моя смерть. Мой вопрос к нему

да, вопрос у меня был. Конечно, я не чужой в этом месте, я приходил сюда, и опять. Он это уважал. Итак, мой вопрос, как насчет моей смерти, видел ли он мою смерть? У меня были вопросы к нему. И почему я здесь. Это уж не мечты. Почему существует продление. Так много вопросов. Я мог бы спросить его. И про его собственную смерть, было ли это правдой, чувствовал ли он ее перед собой. Как чувствовал я. Мы все из нас, все, мы сами, каждый, кто же нет, кто нет