Как стать счастливой! - Мария Казакова

Чьи-то ледяные ладони прошлись по моей талии и животу.

— Кия, не кричи! — прорычали мне в ухо, и я ослабевшими пальцами схватилась за насквозь промокшую рубашку Дариана, который вынырнул у меня за спиной. — Какого черта ты полезла в воду?!

Вот честное слово, еще хоть один такой раз, и мое сердце остановится!

Я обернулась, чтобы посмотреть на старуху, но никого больше не было в пещере. И даже в такой ситуации упрямство и нежелание признавать свою ошибку пересилило страх.

— Я решила, что здесь что-то есть! — попыталась сказать это важно, но получилось жалобно.

— Конечно, — язвительно ответил он, перекидывая намокшие локоны за спину, попадая брызгами мне в лицо. — Именно поэтому ты кричала: «Дариан, я иду топиться!»

— Ты слышал? — оперлась я на его плечи, чтобы держаться на воде.

— Я думаю, весь лес слышал! И даже наш недавний знакомый медведь!

Пусть руки Дариана были холодными, но его тело было горячим. В воде наши ноги соприкасались, и я вдруг вспомнила громкие слова Женеви: " У вас с ним любовь?".

"Какая любовь, если он бесчувственный окаменелый?!" — вскричал разум. "Но разве его сердце не бьется сейчас под твоей ладонью? Разве же он бесчувственный? — вопрошало сердце.

А мои руки, как будто против воли хозяйки, скользили по груди окаменелого. Руки же Дариана сжались на моей талии, его мокрые локоны дотянулись до меня и погладили шею, а изумруды вспыхнули. В его глазах я читала знакомое мне чувство, но не могла дать ему точное определение. Что-то родное, но не до конца понятное. Захотелось стать еще ближе, еще глубже заглянуть в его душу и любоваться переливами и сиянием глаз чудовища, потому что они манили, но не принуждали. Я сама тянула руки к лицу окаменелого, чтобы еще хоть миг неотрывно искать в его глазах проблески темплых и нежных чувств. А он был не против, и даже, кажется, занимался тем же, не прерывая нашего зрительного контакта и не разнимая своих рук, которыми притягивал меня ближе.

Его рука двинулась вверх по моей спине, и я судорожно вздохнула, а затем и вовсе попыталась оттолкнуться в воде и отплыть, но Дариан удержал меня на месте, медленно склоняясь все ближе к моему лицу.

Капля упала на мое плечо, соскользнув с "купола" пещеры. И это отрезвило. Краснеть больше было некуда, поэтому я скромно потупила глаза и только тогда поняла, что из одежды на мне почти ничего нет.

Второго визга окаменелый не пережил, оттолкнул меня и зажал себе уши, а я на полной скорости направилась к земле, чтобы выбежать на песок и забежать за скалу, выпирающую из стены.

Мое видение пропало, и ни старухи, ни горящих свеч больше нигде не было. Но она кое-что здесь оставила, то, что заставило меня зажать себе рот и отвернуться. Отвернуться от вида многочисленных заячьих костей, что были разбросаны на песке большими и маленькими кучками.

— Кия, не бойся. Это просто кости.

Я теперь зайчатину в жизни есть не смогу. Казалось, что старуха все свои девяностно лет, на которые выглядела (не считая роскошной, но седой косы), резала зайцев в этой пещере…

— Кия, выходи, я нашел нужного нам зайца! — воодушевленно воскликнул Дар, но мне не хотелось даже глаза открывать, не то, что идти к нему, боясь наступить на чью-то когда-то бывшую конечность.

— Живого? — пролепетала я.

— Нет, всего лишь его засушенную лапу.

Заячья лапка. Ну, Нюла, ну вы, конечно Гара не перещеголяли, но были близки!

Я попросила Дара отвернуться, и по самому краю «берега» побежала к воде. Мне было уже не важно, что, где и как там нашел Дариан, я просто хотела выбраться, потому что стены пещеры на меня давили, а о моем диком желании свидетельствовали такие же дико светящиеся глаза Дариана.

Из воды меня выносили на руках, я же сидела пунцовая до невозможности, потому что от соприкосновения с телом Дариана, что укрывала тонкая намокшая ткань рубашки и брюк, во мне бурлили смешанные чувства стыда, необъяснимого спокойствия и восторга.

О, Творец! Не могла я такого чувствовать, не могла!

***

— Я понял, почему ты видела ту старуху, — стал рассказывать мне Дар, когда мы обсохли, и мое лицо приобрело нормальный цвет (точнее более-менее нормальный, потому что краснота от аллергии до конца не сошла, но зелье Гара еще действовало). — Ты сама говорила, что здесь аномальная зона. Ты была права. Точки пространства в этих места пересекаются, задевая друг друга, создавая воронки.

Я всегда считала себя умным и образованным человеком. Но сейчас изобразить серьезное выражение лица мне не удалось.

— Хорошо, — вдохнул Дар, — Проще говоря, опять сработал твой браслет и активировал точку другого времени. Прошлого. Ты попала в прошлое. Этой старухи уже давно нет — она умерла семнадцать лет назад, Кия.

Думать я была не способна. В голове было пусто, и я просто отказывалась принимать такие странные факты.

— Не веришь? — засмеялся золотоволосый. — Но это так! И под водой ты видела, как ведьма совершает обряд и приносит животное в жертву.

Лучше бы он не напоминал! Это была не пещера — это был могильник.

— А где ты нашел лапку? — уточнила я, переводя тему.

— В чаше на возвышении, — сверкнул на меня глазами Дариан и чуть наклонил голову на бок, прищурившись.

Я укуталась в плащ, отданный Дарианом, получше, так, что видно было одну шею и голову.

Улыбка Дариана стала шире:

— Ты похожа на ворону.

— На кого? — даже обиделась я.

— Укуталась в черный плащ, подогнула под себя ноги и нахохлилась. Ты ворона, Кия. Только такая, как ты могла зайти в озеро, почти утонуть, но найти нечто ценное в лесной чаще.

Я не могла решить: приятно мне было это слышать или нет.

— А почему другие не нашли эту пещеру под водой? Сайлер и Эраст были на озере и наверняка заходили в воду.

— Я бы тоже не нашел, — спокойно произнес Дар.

Я удивилась. Но он же нашел меня там. Я озвучила свой вопрос:

— Но ты же нырнул за мной и нашел. Как ты это сделал в таком случае?

Дариан помрачнел. Мне даже на миг показалось, что на его лице проскользнула тень неудовольствия.

— Я услышал, твой голос.

Я задумалась. Нет, ты слышал его и ранее.

— Тогда почему ты не пришел раньше? Я же кричала тебе, и ты слышал, ведь повторил мою же фразу. Почему не пришел тогда?

— Я решил дать тебе время побыть одной, — нахмурился он, а я, повинуясь порыву, стала медленно