Утерянные победы Красной Армии - Артем Ивановский

Советское командование предполагало наличие в котле крупных сил противника. Г.К. Жуков вспоминал: «К концу марта вражеская группировка в количестве 21 дивизии, в том числе десяти танковых, одной моторизованной, одной артиллерийской, в основном была окружена. На уничтожение окруженной группировки двигались с востока 18-я и 38-я армии, часть соединений 1-й гвардейской армии, 1-я и 4-я танковые армии»[175]. Появилась еще одна возможность поставить германскую армию на грань катастрофы, аналогичной сталинградской. Более того, ее последствия в условиях весны 1944 года становились куда тяжелее. Уничтожение такой крупной группировки открывало Красной Армии прямой путь в Европу — в Румынию, Венгрию и на Балканы.

25 марта командующий группой армий «Юг» прибыл для подробного доклада обстановки в Ставку фюрера в Бергхофе. Здесь его и застало известие об окружении немецких войск в каменец-подольском котле. Манштейн предвидел подобное развитие событий, поэтому на доклад к Гитлеру отправился с готовым планом прорыва 1-й танковой армии. Но, как водится, фюрер устроил своему фельдмаршалу безобразную сцену. Манштейн вспоминал: «Произошел резкий спор между Гитлером и мною, во время которого он попытался свалить на меня вину за неблагоприятное развитие событий на фронте группы армий. Гитлер не хотел признавать, что неизбежным следствием прорыва 1-й танковой армии на запад должен стать соответствующий перенос линии фронта»[176]. Кроме того, в столь же резкий спор со своим непосредственным начальником вступил генерал Хубе, предлагавший собственный план прорыва. Но к вечеру 25 марта настроение Гитлера вдруг изменилось. К удивлению Манштейна, фюрер заявил, что согласен с его оперативным планом и уже отдал распоряжение о выделении необходимого количества резервов для формирования ударной группировки. В состав деблокирующих войск был включен вновь сформированный 2-й танковый корпус СС — 9-я добровольческая дивизия «Гогенштауфен» и 10-я «Фрундсберг», а также 100-я горнострелковая и 367-я пехотная дивизии. Командование ударными силами принял генерал Вальтер Венк, которого даже презиравший свой прусский генералитет фюрер называл «очень достойным человеком».

Как и ожидало немецкое командование, после завершения окружения 1-й танковой армии активность советских войск пошла на убыль. Маршал Жуков объяснял это тем, что действовавшие на внутреннем фронте кольца наши войска были крайне ослаблены предшествующими боями и не могли обеспечить энергичных действий по расчленению и уничтожению окруженной группы противника. Так или иначе, но у немцев появилась возможность без особых помех произвести перегруппировку своих сил внутри котла. Они смогли как следует подготовиться к прорыву.

27 марта 1-я танковая армия нанесла внезапный удар в западном секторе котла в общем направлении на Бучач. Одновременно выделенные в прикрытие две дивизии арьергарда сдерживали натиск советских войск в северном и восточном секторах, обороняя тыл своей идущей на прорыв группировки. А на острие танкового клина двигались элитные дивизии СС «Лейбштандарт» и «Рейх». Их удар оказался для советских войск настолько неожиданным, что танкисты СС захватили ценный трофей — три неповрежденных моста через реку Збруч. Это позволило быстро продвинуться вперед и с ходу форсировать следующий водный рубеж — реку Серет. Таким образом, до пункта соединения с деблокирующими войсками Венка в Бучаче передовым частями 1-й танковой оставалось всего 35 километров.

Как только у генерала Хубе обозначился успех, Манштейн отдал приказ о нанесении встречного удара. 5 апреля танковый клин, состоявший из дивизий СС «Фрундсберг» и «Гогенштауфен», начал выдвижение из района Подгайцы в юго-восточном направлении. Их удар принял на себя 18-й стрелковый корпус 1-й гвардейской армии. Но сдержать натиск противника не удалось. Г.К. Жуков кратко упомянул в мемуарах, что оборона 18-го корпуса была смята и немецкая танковая группа устремилась в район Бучача навстречу выходящим из окружения своим частям. 9 апреля немецкие войска соединились. 1-я танковая армия заняла отведенную ей линию обороны севернее Карпат и вскоре приняла участие в новых боях. За эту блестящую операцию Манштейн получил мечи к Рыцарскому кресту и… был отстранен от должности командующего группой армий «Юг».

В виде утешительного приза советскому командованию достался гарнизон «крепости Тернополь». Для его уничтожения маршал Жуков собрал значительные силы: 4-й гвардейский танковый, 15-й и 94-й стрелковые корпуса. Штурм города продолжался двое суток. Закончив ликвидацию противника, окруженного в Тернополе, войска 1-го Украинского фронта перешли к обороне на рубеж Торчин — Берестечко — Коломыя — Кута. Таким образом, задачу разгрома всей южной группировки немцев выполнить не удалось. Окончательное изгнание захватчиков с украинской земли предстояло завершить в ходе летней кампании.

Утерянный третий Сталинград

Обстановка, сложившаяся в каменец-подольском котле, многими своими характерными чертами напоминала котел сталинградский. Прежде всего такое сходство проявлялось в решениях немецкого главнокомандующего. Гитлер повторял те же ошибки, которые совершал Сталин в 1941–1942 гг. Вот что писал по этому поводу Манштейн: «В 16 часов 24 марта прибыло решение о том, что фюрер в общем плане согласен, чтобы 1-я танковая армия пробивалась на запад. Однако он продолжал требовать, чтобы она удерживала в основном тот же участок фронта между Днестром и Тернополем… Обстановка складывалась точно такая же, как под Сталинградом в декабре 1942 года. И тогда Гитлер готов был согласиться с попыткой 6-й армии вырваться из окружения навстречу 4-й танковой армии. Но в то же самое время он требовал удержать Сталинград»..[177]. То есть Гитлер делал все возможное для того, чтобы подставить свои войска под разгром. Советскому командованию оставалось только воспользоваться этой возможностью.

Далее, как в свое время Паулюс, так и Хубе, невзирая на критическую обстановку, тратил драгоценное время на бесполезные дебаты с командующим группой армий. Он настойчиво отказывался выполнять план Манштейна, основанный на идее прорыва в западном секторе, в свою очередь предлагая прорываться на юг, за Днестр. И сам Манштейн, и его начальник штаба генерал Буссе устали доказывать упрямцу, что русские именно в южном секторе ждут попытку прорыва и готовят немецким войскам соответствующую встречу. Только после прямого приказа Ставки фюрера Хубе согласился подчиниться.

Не избежало повторения сталинградских ошибок и советское командование. Опять-таки в плане точной оценки численности окруженных войск противника. Как мы помним, маршал Жуков писал об окружении 21 дивизии немцев. В действительности в каменец-подольском котле находилось только восемь дивизий. Конечно, ничего страшного в таком просчете не было. Преувеличенные данные о силах противника заставляли командующего 1-м Украинским фронтом наращивать собственные силы по периметру котла, что явно не улучшало положения окруженных. Но главная проблема заключалась в допущенной Г.К. Жуковым роковой неточности в определении направления немецкого прорыва.

Ход своих мыслей бывший командующий фронтом описывал следующим образом: «Мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещика. Такое решение казалось вполне возможным и логичным.

В таком случае противник, переправившись через Днестр, мог занять южный берег реки и организовать там оборону. Этому способствовало то обстоятельство, что правофланговая 40-я армия 2-го Украинского фронта 30 марта все еще не подошла к Хотину.

Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр. Но когда командованию группы армий «Юг» стало известно о перехвате советскими войсками путей отхода на юг, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы»[178].

Таким образом, советский командующий повторил ошибку, которую совершил двумя месяцами ранее при ликвидации черкасского котла. Он произвел перегруппировку своих главных сил, обнажив фронт на направлении немецкого прорыва. Создалась парадоксальная ситуация, когда немцы, многократно уступавшие Красной Армии в живой силе и технике, успешно осуществляли прорыв путем концентрации абсолютно превосходящих ударных группировок. Так было в Лисянке в феврале 1944 года, то же повторилось в апреле в районе Бучач — Подгайцы.

Интересно, что генерал Хубе в своих соображениях обнаруживал полную солидарность с маршалом Жуковым. Он упорно не желал прорываться на запад, а предлагал прорыв в южном направлении через Днестр. К большому счастью для немцев, Манштейн был из тех людей, кто умел отстоять свое мнение. В противном случае все восемь дивизий генерала Хубе оказались бы раздавленными в лепешку советской 1-й гвардейской танковой армией. Это ясно видел его начальник: «Конечно, путь на юг через Днестр был вначале менее рискованным. Однако более детальный анализ показывал, что он вел армию к гибели… Противник вел наступление с востока уже южнее Днестра. Рано или поздно армия оказалась бы между этими наступающими силами противника и теми его двумя танковыми армиями, которые только что перерезали ее коммуникации и собрались форсировать в тылу армии Днестр в южном направлении»[179]. Так появилась идея обмануть русских: пока они продолжают наступать на юг, мы ударим на запад. В итоге план Ман-штейна полностью удался. Главную роль при этом сыграла достигнутая внезапность.