Тарен странник - Ллойд Александер

Несколько дней кряду Тарен и с удовольствием помогавший ему Гурджи работали, не разгибая спины. В углу под навесом Тарен врыл в землю один камень, а другой положил на него сверху. В верхнем камне он проскреб, просверлил, пробил отверстие и, используя старую кожаную упряжь, вставил в отверстие длинный шест, который выходил наверх через отверстие в крыше навеса. На верхушке шеста он прикрепил три узкие доски, а на них растянул большие куски материи.

– Но это не мельница! – удивился Гурджи, оглядывая готовое сооружение. – Это корабль для скачки и качки по волнам! Вот мачта! Вон парус!

– Поглядим, поглядим, – сказал довольный своей выдумкой Тарен.

Он позвал Ллонио, и вся огромная и шумная семья собралась перед непонятной постройкой. Но вот подул небольшой ветерок. Грубо сшитый парус поймал это движение ветра. Похожий на мачту шест задрожал и заскрипел. Мгновение Тарен стоял, не дыша и опасаясь, что все это неуклюжее создание рук его рухнет им на головы. Но мачта держалась, паруса наполнились ветром и, словно крылья гигантской птицы, медленно расправились, повернулись и постепенно завертели шест все быстрее и быстрее. Внизу, под навесом, верхний камень заскользил по нижнему. Гоевин поспешила бросить горсть зерен между камнями, и мельница Тарена заработала. Не прошло и нескольких мгновений, как появилась мука. Помол оказался намного тоньше, чем в ручной мельнице. Дети хлопали в ладоши и радостно кричали. Гурджи вопил и кувыркался. А Ллонио смеялся до слез и пританцовывал на своих журавлиных ногах.

– Странник, – кричал он, – ты сотворил из малого многое! И сделал это лучше, чем когда-либо получалось у меня!

Следующие несколько дней мельница не только молола зерно, – Тарен приспособил ее для точки инструментов, и Ллонио был в полном восторге. Да и сам Тарен, глядя на дело рук своих, почувствовал, что в нем в первый раз с тех самых пор, как он покинул долину Краддока, зашевелилась гордость. И в то же время его одолевали сомнения.

– Видишь ли, Гурджи, – говорил он, гуляя со своим лохматым другом по берегу реки, – казалось бы, что мне нужно? Остаться бы здесь, где я нашел мир и дружбу, где мог бы найти надежду на счастье. Здесь раны моего сердца перестают болеть и словно бы затягиваются. – Он помолчал и вдруг встрепенулся. – И все же не смогу я жить жизнью Ллонио, довольного тем, что приносит ему Малышка Аврен. Я стремлюсь искать сам и находить больше. Что я ищу, не знаю. Но, увы, я знаю, что здесь я этого не нашел и не найду.

Приняв решение, Тарен отправился к Ллонио и твердо сказал ему, что должен вновь отправиться в путь. На этот раз, понимая, что Тарена не удержишь, Ллонио не просил его остаться. Они обнялись и пожелали друг другу удачи.

– И все же, – сказал Тарен, уже вскочив на Мелинласа, – ты так и не открыл мне свою тайну, не рассказал, как поймать удачу.

– Тайну? – засмеялся Ллонио. – Разве ты уже не догадался? Ну что ж, секрет моей удачи прост, он доступен каждому – мне, тебе, любому человеку. Необходимо только обострить свой глаз, чтобы не прозевать миг удачи, и заострить свой ум, чтобы разумно использовать то, что плывет тебе в руки. Вот и всё. – Он снова рассмеялся и помахал рукой на прощание.

Тарен отпустил поводья Мелинласа и медленно поехал от берегов Малышки Аврен. Гурджи ехал рядом на своем пони. Когда Тарен обернулся, чтобы послать последний привет Ллонио и его дому, тот прокричал:

– Доверься своей удаче, Тарен Странник! Но не забывай раскидывать сети!

Глава восемнадцатая

СВОБОДНЫЕ КОММОТЫ

От быстро бегущей речушки – Малышки Аврен, как ее называл Ллонио, они легким шагом двинулись на восток. Путешествие длилось не один день. Они устраивали привалы и ночевки прямо на мягкой траве, останавливались и в попадающихся на пути хижинах, заезжали на хутора и усадьбы, раскинувшиеся среди богатых зеленых долин. Это уже была земля Свободных Коммотов с крепкими домами, окруженными старательно обработанными полями и сочными пастбищами. Тарен убедился, что Народ Коммотов добр и гостеприимен. Хоть он и называл себя с легкой руки Ллонио Тареном Странником, жители встречных деревень уважали его тайну и ничего не спрашивали ни о месте его рождения, ни о цели путешествия.

Однажды Тарен и Гурджи оказались на окраине селения Коммот Кенартт. Тарен осадил Мелинласа у длинного, с низкой крышей навеса, откуда неслись гулкие удары молота по наковальне. Под навесом стоял кузнец, бородатый здоровяк с мощной, широкой и выпуклой грудью, вздымающейся под кожаным фартуком, словно бочка. Покрытое сажей лицо с обожженными ресницами. Огромная копна волос, жестких, как щетка. Искры дождем сыпались на его голые плечи, но он обращал на них внимания не больше, чем на безобидных светлячков. Кузнец во весь голос орал веселую песню, и казалось, будто бьют камнем по медному щиту. Без передышки кузнец бил и бил молотом по наковальне, и Тарен, восхищенно глядя на него, подумал, что, наверное, у этого человека легкие не меньше кузнечного меха. Гурджи опасливо отступил от вырывавшегося из-под навеса фейерверка искр, а Тарен сложил руки у рта и сквозь гром ударов прокричал слова приветствия.

Кузнец услышал его и отложил молот.

– Мастер Кузнец, – сказал Тарен, кланяясь, – меня зовут Тарен Странник, я странствую по свету, чтобы научиться ремеслу, которое помогло бы мне зарабатывать на хлеб. Немного знаю я о твоем искусстве и прошу тебя научить меня всем его премудростям. Нет у меня ни золота, ни серебра, чтобы заплатить тебе, но я готов с радостью выполнять любую работу.

– Убирайся! – загремел кузнец. – Я занят, и нет у меня времени на то, чтобы обучать всяких бродяг!

– У тебя нет времени? – переспросил Тарен, пристально глядя на здоровяка с молотом. – Но слышал я, что человек может называться истинным мастером, только научив своему искусству других.

– Стой! – рявкнул кузнец, видя, что Тарен собирается уходить. – Стой! – поднял он молот, будто собирался швырнуть его в голову Тарену. – Ты сомневаешься в моем мастерстве? Да я за меньшее оскорбление мог бы расплющить тебя на наковальне, как лягушку! Мастерство? Никто среди Свободных Коммотов не искусен в кузнечном деле, как Хевидд, сын Гирваса!

С этими словами он схватил щипцы, вытащил из ревущего горна полосу докрасна раскаленного железа и принялся ковать такими мощными и быстрыми ударами молота, что Тарен не успевал следить за мелькающей мускулистой рукой Хевидда. На глазах у изумленного Тарена узкая полоска превратилась в цветок боярышника, каждый лепесток которого словно бы просвечивал и казался живым.