Тарен странник - Ллойд Александер

– Благодарю тебя! – воскликнул Тарен. – Я не боюсь работы. У Хевидда Кузнеца я не отшатнулся от пламени горна, не сторонился раскаленного железа, а ткацкий челнок, думаю, будет полегче, чем кузнечный молот.

– Ты так думаешь? – спросила ткачиха с сухим смешком, который прозвучал, как короткий звон оборванной шелковинки. – Ладно, что для начала будешь ткать? – хитро прищурилась она. – Ты называешь себя Тареном Странником? Тарен Оборванник, такое прозвище подошло бы тебе гораздо больше. Не хочешь ли соткать себе новый плащ? Тогда тебе будет, что накинуть на плечи, а я погляжу, каково проворство и мастерство твоих пальцев.

Тарен с готовностью согласился. Но на следующий день, вместо того, чтобы учить его ткать, Двивач провела обоих друзей в одну из многочисленных комнат, которая, как увидел Тарен, просто ломилась от наваленной здесь горы шерсти.

– Разберите шерсть, вытащите колючки, выдерните репейники, – приказала ткачиха. – Расчешите, разгладьте осторожно, чтобы твой плащ, Странник, был соткан из шерсти, а не из чертополоха.

Непомерная работа повергла Тарена в отчаяние. Ему казалось, что никогда не сможет он выполнить ее. Но они с Гурджи безропотно принялись за дело. Двивач помогала им. Старая ткачиха весело подтрунивала над неумелыми работниками, а взгляд у нее был такой острый, что малейшая оплошность не ускользала от ее проницательных булавочек-глаз. Она замечала малюсенький узелок, каждое пятнышко или едва видимый изъян и обращала внимание Тарена на эту погрешность в его работе не окриком, не словом, а резким и болезненным ударом веретена по костяшкам его пальцев. Но всего болезненней Тарен воспринимал не эти удары, а то, что эта сухонькая женщина, несмотря на годы, работает быстрее, проворнее его и, самое главное, совершенно неутомима в работе. К концу дня в глазах Тарена плыл туман, вспухшие и ободранные пальцы саднили, а голова устало клонилась на грудь, будто после тяжелой и многочасовой битвы с множеством врагов. А старая ткачиха оставалась такой же живой и быстрой, словно день ее только начинался.

И все же эта часть работы, в конце концов, была завершена и чистая шерсть лежала аккуратными кучками. Но теперь неугомонная Двивач усадила Тарена перед огромной прялкой.

– Самая прекрасная шерсть бесполезна, пока на скручена в нить, не превратилась в моток пряжи, – сказала она, – Постигни и эту прядильную работу.

– Кручение, верчение, прядение, – недовольно ворчал Гурджи, – Это женская работа! Она не пристала смелым и умным ткачам!

– Неужто? – фыркнула Двивач. – Частенько мужчины жалуются, что работа не по ним, женская, а женщины, наоборот, хнычут, что приходится выполнять мужскую работу. Слыхала, и не раз. Но слышала я и то, что работа, бывает, жалуется на нерадивых работников!

Она ухватила костистыми пальцами Гурджи за ухо и заставила его сесть рядом с принявшимся за дело Тареном.

Под неусыпным наблюдением Двивач, Тарен и Гурджи несколько дней подряд без передышки пряли нити и наматывали их на катушки. Присмиревший после отповеди ткачихи Гурджи старался изо всех сил, хотя то и дело запутывался в длинных нитях, цеплявшихся за его шерсть.

Но вот и эта работа пришла к концу. И Двивач повела их в сарай, где на огне кипели горшки с краской. Здесь Гурджи так извозился, что можно было подумать, будто он намотал на себя целую радугу. Правда, и Тарен ненамного отстал от него. Когда пряжа была наконец выкрашена, он был с ног до головы разукрашен разноцветными пятнами.

Лишь после того, как шерсть была перебрана, пряжа готова и выкрашена, Двивач привела Тарена в ткацкую. Здесь руки его опустились, хорошее настроение сильно поугасло: станок стоял пустой, словно голое осеннее дерево.

– Ну что ж, – деловито проворковала ткачиха, не обращая никакого внимания на растерянный взгляд Тарена, – в станок первым делом надо заправить нить. Разве я не говорила тебе, что все делается шаг за шагом, пядь за пядью, прядь за прядью?

– Хевидд Кузнец повторял мне, что жизнь – это кузница, где всегда есть и молот, и наковальня, и опаляющий горн, – вздохнул Тарен, усердно пытаясь посчитать бесчисленное множество нитей, – и я думаю, что отлично закалюсь до той поры, пока мой плащ будет готов.

– Жизь – кузница? – хмыкнула ткачиха, – Не-ет, ткацкий станок – вот жизнь, где нити дней твоих сплетены в замысловатый узор. Мудр тот, кто научится распознавать этот рисунок. Но если ты все же хочешь, иметь новый плащ. то лучше побольше работать и поменьше болтать. Или ты надеешься, что сбегутся сюда пауки и мигом сплетут тебе одежку из паутины?

Тарен выбрал узор и заправил концы пряжи в станок Он старательно водил челноком, пытался понять суть и смысл раооты, но видел лишь бессмысленную и непонятною путаницу нитей. Ткань появлялась мучительно медленно, и к концу дня высунулся язычок материи величиной с ладонь.

– Неужели когда-то я мог считать ткацкое дело пустячным и легким занятием для слабых женщин? – сокрушался Тарен. – Нет, этот маленький деревянный челнок гораздо тяжелее, чем молот, щипцы и наковальня вместе взятые!

– Не челнок тяжел, – усмехнулась Двивач, – но твое неумение – тяжелая ноша, Странник. Мастерство – вот тот секрет, которым можно облегчить любую ношу.

– Открой мне этот секрет! – вскричал Тарен. – Научи, или я никогда так и не сделаю свой плащ!

Но Двивач только улыбалась.

– Секрет прост, Странник. Терпение. Им все начинается и кончается. И научиться этому ты должен сам.

Тарен с мрачным лицом вернулся к работе, уверенный, что станет таким же древним, как Двивач, пока закончит ткать свой плащ. Однако постепенно, когда руки его привыкли, челнок стал сновать туда-сюда в переплетении нитей, словно рыбка между водорослями, лоскут материи на станке все удлинялся и удлинялся, хоть Двивач похваливала его, сам Тарен своими успехами был не очень доволен.

– Узор, – бормотал он, нахмурясь, – он… даже не знаю… как-то не радует меня.

– Что ж, Странник, – согласилась ткачиха – никто не заставлял тебя, приставив меч к горлу. Выбор узора был твой собственный.

– Это так, конечно, – согласился Тарен, – но теперь, когда я вгляделся в него, то хотел бы выбрать другой.

– Ага, ага, – проговорила Двивач со своим коротким сухим смешком, – в этом случае ты должен будешь выбрать одно из двух. Или заканчивай плащ, которым ты будешь недоволен, или распусти сделанную ткань и начни всё снова. Потому что станок делает лишь тот узор, какой ему задан сначала.

Долго Тарен глядел на творение рук своих, потом глубоко вздохнул и тихо сказал: