Тарен странник - Ллойд Александер

– Понимаю теперь, какую глупость я сморозил, спрашивая, не собираешься ли ты чинить печную трубу, – сказал Тарен, смиренно кланяясь. – Если это твоя работа, то я видел кое-что из твоих вещей раньше и знаю тебя. Ты Аннло Велико-Лепный.

Гончар небрежно кивнул.

– Да, это моя работа. Если ты ее видел раньше, то на самом деле знаешь меня. Потому что я давно занимаюсь этим ремеслом, Странник, и уж не знаю толком, где кончается глина и начинается Аннло… Впрочем, это уже одно и то же.

Тарен пригляделся к сосудам, собранным в доме. Он разглядывал только что законченную чашу для вина, которая была сделана с большим мастерством, чем та, в сокровищнице лорда Гаста. Он рассматривал длинный, заляпанный глиной стол, на котором выстроились кувшинчики с краской, пигментами и глазурью. Теперь Тарен с удивлением обнаружил: то, что поначалу он принял за обычную посуду, было так же красиво, как и дорогая чаша для вина. Всё-всё здесь вышло из-под руки мастера. Он повернулся к Аннло.

– Мне говорили, – промолвил Тарен, – что одна вещь, сделанная тобой, ценнее всего, что хранится в сокровищнице любого лорда, и я верил этому. Но здесь, – он с изумлением покачал головой, – здесь и есть сама сокровищница.

– Да, да! – вскричал Гурджи. – О, великий гончар богат! Он умеет черпать из бочки не глину, а золотые кружочки!

– Богатство и золото? – улыбнулся Аннло, – Нет, есть пища на столе, и мне этого достаточно. Почти все эти горшки, чашки и тарелки я посылаю в маленькие селения, где у людей нет своего гончара. Я даю то, что нужно им, они присылают мне то, в чем я нуждаюсь. А сокровища мне не надобны. Моя радость в моем ремесле, а не в золоте. Разве все богатства Прайдена помогут моим пальцам слепить горшок лучше, чем они уже умеют?

– Есть такие люди, – сказал Тарен, лукаво поглядывая на гончара, – которые считают, будто удивительная работа вроде твоей творится с помощью волшебства.

При этих словах Аннло откинул голову назад и от всего сердца расхохотался.

– Хотелось бы мне, чтобы это было так, потому что помогло бы сберечь немало сил и труда. Нет, нет, Странник, мой гончарный круг, увы, похож на любой другой, самый обычный. Правда в том, – добавил он уже серьезно, – что Гванниен Хромой, один из самых искусных мастеров Прайдена, изобрел некие волшебные приспособления. Он дал их тем, кого считал достойными, тем, кто, как он считал, будут использовать их мудро и с пользой для людей. Но все они один за другим оказались в руках Аровна, лорда Земли Смерти.

Гончар помрачнел.

– Гванниен не только создал инструменты, – продолжал Аннло. – Он открыл и высокий секрет мастерства для всех ремесел. И это тоже украл Аровн и спрятал в Аннувине, где они никому не приносят пользы. – Глаза старика потемнели от гнева. – Всю свою жизнь я потратил на то, чтобы вновь раскрыть эти секреты, добраться до тайны мастерства. Многое я узнал… узнал опытом своих рук, делая многое множество вещей и постепенно, по крохе, добывая знания и умение так же, как малый ребенок учится ходить. Но я шел неуверенно. Самые глубокие знания лежат глубоко, так глубоко, что я не могу до них докопаться. И боюсь, что там они и погребены навечно.

Аннло развернул свои потрескавшиеся, как кора дерева, ладони.

– Дай мне обрести эти знания, – проговорил он глухо, – я и слышать не захочу ни о каком волшебстве. Они, – он поднял облепленные глиной руки, – они верно послужат мне, и этого будет достаточно.

– Ты знаешь, чего ищешь, – вздохнул Тарен. – Я же, увы, ищу, не зная даже, где искать. – Он поведал Аннло о Хевидде Кузнеце и Двивач Ткачихе, о выкованном клинке и сотканном плаще. – Я был горд своей работой, – продолжал Тарен, – и все же ни наковальня, ни ткацкий станок не привязали меня к себе.

– А что ты скажешь о гончарном круге? – спросил Аннло.

Тарен сознался, что ничего не знает о гончарном ремесле, и попросил гончара показать, как это делается. Старик с готовностью согласился.

Аннло опоясался грубым передником, сел около круга и принялся быстро вертеть его. Кинутый на круг комок глины крутился с бешеной скоростью. Гончар склонился над мелькающей горкой глины, нежно коснулся ее пальцами, потом ладонями, будто обнимал слабого, неоперенного птенца. Прямо на глазах Тарена под руками мастера вырастал высокий, узкий сосуд. Тарен уследить не мог за мгновенными изменениями влажно мерцающей глины на беспрестанно вертящемся круге. Теперь Тарен понял шутливые слова Аннло о том, что глина и гончар одно и то же. И на самом деле не чувствовалось различия между проворными пальцами гончара и глиной, как будто руки Аннло перетекали в глину и давали ей жизнь. Мастер был молчалив и сосредоточен. Его морщинистое лицо просветлело и разгладилось, будто ушли, растаяли его годы. Радость словно бы переливалась из сердца гончара в душу Тарена, и в этот момент он понял, что видит перед собой настоящего искусного мастера, и более великого он не знал никогда.

– Ффлевддур был не прав, – пробормотал Тарен, – Волшебство заключено не в гончарном круге. Если оно и есть, то сокрыто в самом гончаре.

– Не сокрыто здесь никакого волшебства, – откликнулся Аннло, не отрываясь от работы. – Дар – возможно. Но дар, который взлелеян неустанным трудом.

– Если бы я мог сделать вещь такой красоты, любой тяжкий труд был бы мне в радость, – вздохнул Тарен.

– Тогда садись, – просто сказал Аннло, освобождая Тарену место за гончарным кругом. – Попробуй мять и лепить глину сам. – На протесты Тарена, опасавшегося испортить наполовину сделанный сосуд, гончар только рассмеялся. – Ты, конечно же, испортишь его. Тогда я брошу его обратно в корыто, смешаю с остальной глиной, и рано или поздно она послужит мне снова. Запомни, все на свете теряет форму и обретает ее опять.

– Но та частица труда, то искусство, которое ты вложил в этот сосуд, ведь будут потеряны навсегда, – возразил Тарен.

Гончар покачал головой.

– Не совсем так. Мастерство не похоже на воду в глиняном горшке, которую вычерпывают ковшом до донышка, пока горшок не будет пустым. Нет, чем больше вычерпываешь, тем больше остается. Мастерство прибавляется по капле, Странник. А теперь смотри внимательно. Руки ставишь так. Ладони раскрыты. Большие пальцы — сюда.

В первое мгновение Тарен почувствовал, как глина просачивается сквозь пальцы, утекает, оседает под ладонями. Но вот она послушно собралась и закружилась в его руках, задышала, чуть заметно распирая ладони. И сердце Тарена забилось от радости. Гордость от того, что он выковал свой собственный меч и соткал плащ своими руками, померкла перед новым его открытием, перед безмерным счастьем творения, от которого ему хотелось петь и кричать. Но в последний момент руки его дрогнули, и выпестованная ладонями глина покосилась. Аннло остановил круг. Первый сделанный Тареном сосуд был таким уродливым и кривобоким, что, несмотря на огорчение, он сам не удержался от смеха.