Остров живых - Николай Берг

Вся оборона на этом девайсе и построилась. Окопались на обратных скатах холмов, командир за стереотрубой устроился сам, пристреляли шоссе каждым пулеметом по очереди, получалось, что пулеметчик лупит в небо из-за холма, а пули чпокают по булыжнику шоссе, и не понять – откуда это пулемет лупит. Пощелкает прицелом – и уже другой пункт пристрелян. Пушчонку артиллеристы установили, больше думая, как от нее в разные стороны свалить, когда танки ответно накроют.

Как раз успели. Тут и авангард немецкий приперся, пешим дралом. Как дошли до пристрелянного ранее места, так четырьмя пулеметами большей частью их и положили. Пули рассеиваются по вытянутому эллипсу, а тут как раз все четыре эллипса и соединились. На помощь обиженным быстро явились танки.

Пушкари сорокапятки доблестно выполнили свой долг, выпулив по гостям аж три снаряда (так-то считалось на прямой наводке, что если двумя танк не искалечил, то дальше уже не успеешь – танкисты огрызнутся и профит им будет явный: танки в ответ осколочными шарашат, точности особой и не надо, клади рядом, что-нибудь расчет орудия да достанет – не осколки, так взрывная волна).

Панцерманны надежды оправдали, раздолбав пушчонку из нескольких стволов моментально, только колеса в разные стороны полетели. Чудом артиллеристы живы остались, хотя, скорее всего, просто брызнуть успели долой от орудия в последний момент.

А танки аккуратно подвинулись вперед. И сопровождающие панцергренадеры следом, прячась за танками. Постреляли немного по доту. По гребню холма. Осмелели зольдаты, стали растаскивать своих камерадов побитых из авангарда, а там не столько мертвые, сколько раненые валялись и вопили. Вот по этим осмелевшим пулеметы опять отработали, положили новых к лежачим. Уцелевшие опять попрятались за танками. Танки вперед не лезут: и раненых на шоссе давить не дело и боязно опять же – ситуация неясная. Одна пушка была или нет? Дот один? Или там за холмиками еще какая радость?

Пока прикидывали, командир со стереотрубой корректировку передал, и пулеметами отработали по колонне с расчетом на рикошеты – пульки от булыжников в разные стороны отлетают – и по спрятавшейся пехоте. А еще и под днищами танков да по ногам.

Отработали так, что за каждым танком кого-нибудь да зацепили. Танкам ни взад, ни вперед не двинуться – везде свои валяются и верещат. Авиацию не вызвать – вечер уже, штурмовики не работают. Минометы немцы попробовали выдвинуть, но на шоссе далеко видать, а пулемет за километр влегкую берет. Обидели и минометчиков, убрались со своими самоварами обратно. Вот в таком патовом положении и дотянули до вечера. Как стемнело, снялись и ушли. Немцы из-за такой нежданности только поздним утром двинули дальше, причем осторожно, сначала пустые окопы отбомбили жестко.

Потому к обучению Сереги я отношусь с пониманием, вот ботан-радист, тот считает пулемет ерундовиной, уважает больше здоровенные калибры и втихаря величает казаха Фаерболом. Вообще имя у казаха вызвало ехидство не только у радиста, тот же Саша фыркнул, когда узнал, что в переводе имечко означает «будь героем». Я сначала не понял, оказалось, что у американцев это стойкое обозначение слова «самоубийца». Жаль, не проверить в инете, так ли, да, впрочем, с чего бы мне Саше не верить. К слову сказать, наши вояки – Дункан с Ильясом – тоже в обсуждение влезли. Ну да, профи, что касается чего нового или хорошо забытого старого – на ус мотают.

Ирка вскочила затемно. Когда они вчера приехали и разгрузились, затащив кучей все из трофейного джипа в дом, встал вопрос: что дальше делать-то? Парочка убежавших сильно смущала. Возвращаться на поле боя Ирка не могла ни за какие коврижки. Ходить по деревне в темноте тоже как-то не манило. Спустили по лестнице труп «главного», выкинули его за дверь и решили с одобрения Виктора просто запереться, закрыть ставни и по очереди не спать.

Вера устроилась внизу, в темном закутке. Витя почему-то считал, что эти уроды хоть одно ружье утащили с собой. Ну не могли они быть настолько идиотами, чтоб убежать безоружными. Возразить ему Вера не сумела – она никак не могла вспомнить, сколько всего ружей было в фирме. Вот на всякий случай ее и устроили там, где выстрел из окна никак не смог бы достать. Ирина устроилась на втором этаже, а Виктор пообещал разбудить жену через четыре часа.

Поглядев на спящего мужа, Ирка сверилась с часами – получалось, что он ее не разбудил, а уже утро. Продрыхли как сурки. И никто не побеспокоил. Уже хорошо.

Стук в дверь внизу заставил ее вздрогнуть.

Но стучали вежливо, по-соседски.

Прихватив ружье, Ирина босиком скатилась по лесенке, поглядела на дрыхнущую с открытым ртом Верку и, осторожно встав сбоку от двери, спросила хриплым со сна голосом:

– Кто там?

– Я это, девонька, Мелания Пахомовна! Я в синем доме живу, мы с тобой вчера Костьку из моего дома вытягивали.

– Хм. А чего нужно-то?

– А я поесть вам принесла.

– Ага, я сейчас…

Ирка вспугнутой кошкой взлетела наверх, тихонько потрясла мужа за плечо.

Тот с трудом открыл глаза.

– Бабка эта пришла, говорит, еду принесла.

– Кх-какая бабка? – закашлялся Виктор.

– У которой ты дома языка сплющил.

– Ну так запускай ее. Глянь только, одна она или нет. И деваху эту буди, мало ли что…

Посмотреть оказалось несложно – сквозь щелку в ставнях открывалось автомобильное зеркало, прикрученное к подоконнику так, что было видно и крыльцо, и бабку с плетеной большой корзиной, и даже торчащий за крыльцом труп «главного».

Бабка, впущенная в прихожую, протянула двум всклокоченным заспанным девкам корзину и показала всем своим видом, что не прочь бы познакомиться поближе с новыми хозяевами деревни. Ружье она лихо повесила себе наискосок за спину, и Ирка готова была поспорить, что случись что – старуха упрела бы его оттуда доставать. Вид был, правда, нелепо-воинственный, но почему-то при этом внушавший уважение.

Ирка вежливо представила и себя, и напарницу. Бабка тоже церемонно назвала себя по имени-отчеству еще раз. Вера не удержалась и хихикнула, отчего бабка взвилась как норовистая лошадка:

– Вот как у американцев Меланьи, так все хорошо, загляденье, а как я – так смешки. Чем имя плохо?

– А где у американцев Меланьи-то? – удивилась Вера, потирая физиономию, на которой отпечатались складки послужившей подушкой куртки.

– Где-где. В Голивуде. Актрисы. Одну-то точно знаешь, муж у нее испанец, красивенький такой. А сама блондинка.

– Мелани Гриффит, что ли?

– А это тебе, девонька, виднее. Будешь фыркать – рассержусь.

– Не, не надо, давайте лучше позавтракаем. Что принесли-то? – съехала с неприятной темы Ирина.

– Да все простое – картошечку вареную, огурчики соленые, капустку квашенную с клюковкой, яички вот сварила, горячие еще. Брусники еще моченой – ранетому морс делать, полезно будет. Не нашли эти юроды всех моих запасов.

Ирка почувствовала, что у нее слюнки потекли от вкусного перечисления банальнейшей еды, от которой за эти полторы недели она уже успела отвыкнуть и соскучиться. Вера, судя по всему, испытывала те же ощущения, потому что кинулась накрывать на стол. Решили устроиться на втором этаже, чтоб при разговоре и раненый участвовал. Бабка после знакомства с Виктором определенно испытывала к нему уважение – то ли как к бойцу, то ли как к единственному более-менее нормальному мужчине в деревне.

Завтракали с аппетитом.

А потом получилось что-то вроде маленького военного совета.

Двое фирмачей, бродящих у деревни, беспокоили и бабку. Но особенно Виктора.

Делать было нечего, придется ехать, разбираться.

– Мне бы одежку получше. И угги у меня промокли и не высохли, – сказала жалобно Вера. И шмыгнула носом.

Одежку удалось подобрать достаточно легко – на первом этаже ее было много, разной. Свои шмотки Вере сразу найти не удалось, наверное, они были в какой-нибудь другой избе, но для вылазки в поле нашлось все, что нужно. А заодно Ирка и отыгралась на Вере.

Неприятным воспоминанием торчало в Ирине то, как она собралась купить модные валеночки – угги, но обычно не обращавший внимания на ее покупки Витя буквально взбеленился, обозвав этот писк моды бабьим туподырством, выложив опешившей подруге, что это австралийские валенки, сделанные для того, чтоб у серферов, болтающихся в воде прибоя часами, ноги не мерзли. Это спортивная обувь, и те тупорылые коровы, которые таскают их зимой, с тем же успехом могли б шлепать в ластах или горнолыжных ботинках. Надо вообще не иметь масла в башке, чтоб вот так носить эти чуни, потому что не приспособлены угги для хождения по улицам – стопе в них тяжело и щиколотка разбалтывается почище, чем от высоченных каблуков. Разумеется, они моментально промокают зимой, и вообще ноги свои надо беречь, это любой нормальный человек знает. Ирка тогда долго была возима мордой, и под конец еще он заставил почитать отзывы ортопедов про эти самые угги. Даже довел ее поучениями до слез.