Черный сокол - Евгений Сапронов

   Самым трудным было уговорить князей эвакуировать жителей и сжечь Коломну. "Главное было начать, - размышлял Горчаков, - а дальше колесики сами закрутятся, по инерции". И действительно, после осуществления такого масштабного мероприятия, как эвакуация в глубокий тыл пусть и небольшого, но все-таки города, присоединение к длинной колонне беженцев жителей деревушки в пять - десять дворов и сожжение кучки строений никто уже не считал серьезной проблемой.

   Армия Северо-Восточной Руси отступала, но отступала она непобежденной. И боевой дух ее бойцов был на должном уровне. Все от князей с боярами и до гридней городовых полков были воодушевлены первой победой над монгольским туменом. Чтобы избежать кривотолков по поводу отступления после удачной битвы, по совету Олега в войсках была проведена политинформация, с подробным разъяснением "текущего момента". Теперь все воины и гражданские лица были в курсе, что к Коломне идут по Оке с двух сторон монгольские рати в тридцать и сорок тысяч.

   Придуманная Горчаковым акция устрашения тоже в целом прошла гладко. Добравшись до устья Осетра, Олег отпустил двух пленников и объяснил, что двигаясь вверх по этой реке, они смогут добраться до армии Батыя. Он надеялся, что у монголов хватит ума не попасть в руки жителей какой-нибудь прибрежной деревни, которые либо грохнут врагов на месте, либо свяжут и повезут в Коломну. Захваченные в Спасском пленники, видевшие жуткую казнь своих товарищей, были рады как можно скорей оказаться подальше от Горчакова. Получив полную свободу, монголы пустили в ход возвращенные им плети и, пригнувшись к лошадиным гривам, помчались так, будто за ними гналась целая стая демонов. Олег с усмешкой посмотрел им вслед и развернул коня в противоположную сторону.

   Один из отпущенных монголов вез в мешке "подарок" Горчакова Батыю - мороженные головы ханов-чингизидов Бури и Аргасуна. У второго в поясной сумке лежал свернутый вчетверо листок принтерной бумаги с посланием всего из двух слов: "Ты следующий!". Внизу вместо подписи был нарисован, расправивший крылья, черный сокол.

   Олег устроил снайперский помост на высоком дереве, стоявшем на левом берегу Оки, напротив устья Осетра. Чуть выше по реке располагалась деревня из восьми дворов, покинутая жителями, вероятно тогда, когда князь Роман рассылал своих дружинников, настоятельно рекомендовавших окрестным жителям, искать спасения в Коломне. Горчаков со своими парнями занял одну из пустых изб и ждал приближения неприятеля в комфортных условиях. Пока остальные сидели в тепле, кто-то один дежурил на берегу Осетра.

   Когда вовремя предупрежденный Олег занял позицию для стрельбы, он понял, что не продумал один важный момент: за каждым из чингизидов возят туг с белыми лошадиными хвостами! "И как я узнаю, который из них Батый?" - разволновался Горчаков. Выручила его когда-то прочитанная фраза о девятихвостом знамени Чингисхана.

   Колона монголов казалась бесконечной. За полчаса, прошедшие с тех пор, как за передовым отрядом появились основные силы, Олег успел рассмотреть в бинокль два больших знамени, имевших на краю по три длинных вымпела. "Ну наконец-то!" - обрадовался он, увидев колыхавшееся на ветру огромное черное знамя с золотым, будто зависшим в прыжке тигром.

   - Девять! - сказал вслух Горчаков, пересчитав, оканчивавшиеся длинными полосами, треугольники, мотавшиеся, как хвосты на краю полотнища.

   Пошарив биноклем, Олег обнаружил, сверкавший золотом зонтик туга, а перед ним всадника на белом коне в позолоченной пластинчатой броне без наплечников, надетой поверх малиновой шубы.

   - А вот и Батый! - злорадно протянул Горчаков и схватился за винтовку.

   Хан сидел в высоком седле с короткими стременами. Его согнутые колени были высоко подняты, а длинные полы шубы полностью скрывали сапоги. Ног под шубой было не видно и это мешало Олегу точно прицелиться. "Поправка на ветер и упреждение" - напомнил себе Горчаков. Вдоль Оки действительно дул ветер, но он был слабым.

   - Блин, да какое тут упреждение! - Олег едва не плюнул с досады. - Здесь всего-то триста пятьдесят метров. Это же не полтора километра, которые пуля пролетает за две секунды. Не надо здесь никаких поправок!

   Горчаков поймал в прицел колено Батыя и, прикинув где сейчас его голень, опустил ствол чуть ниже. Мишень при такой оптике была видна хорошо. Олег затаил дыхание, повел стволом, сопровождая цель, и плавно спустил курок. После того, как громыхнул выстрел, и винтовка дернулась в руках, Горчаков снова приник к прицелу, готовясь, если понадобиться, выстрелить снова. Но этого потребовалось. Пуля прошла навылет сквозь ногу хана и тяжело ранила его коня. Олег увидел, что белый жеребец лежит на боку и бьет копытами, а набежавшие телохранители, подхватывают лежащего Батыя и куда-то волокут.

   - Мне тоже пора, - решил Горчаков и съехал по веревке с дерева. - Пока монголы разберутся, что, да как, мы будем уже далеко, - усмехнулся он, взлетая в седло.

   С того самого момента, как Олег принял решение защищать Москву, его не оставляли мысли о том, каким способом можно отстоять будущую столицу. Горчаков "прокручивал" различные варианты, покачиваясь в седле, когда, давая коню отдых, переводил его с галопа на шаг. Всевозможные планы рождались и рушились в мозгу Олега, когда он ложился спать под открытым небом в заснеженном зимнем лесу и прежде чем заснуть долго смотрел на светящиеся багровым светом, тлеющие бревна. Главное Горчаков понял быстро и без особых умственных усилий.

   "Прежде всего, надо организовать контрбатарейную борьбу и выиграть схватку с монголо-китайскими артиллеристами, - не раз говорил себе Олег. - Без массированного обстрела зажигательными снарядами, осада затянется, и потери противника вырастут в разы. На одних штурмовых лестницах далеко не уедешь" - в этом месте Горчаков каждый раз тяжело вздыхал, потому что не видел способа подавить огнем монгольские батареи.

   "Враги окружат Москву метательными машинами в несколько рядов и просто задавят нас количеством, которому в данной ситуации можно противопоставить только качество. А где его взять? - спрашивал себя Олег. - На каком повороте мы сможем обойти монголов? Выучка личного состава? - Горчаков едва за голову не хватался при этой мысли. - У монголов отлично обученные профессионалы, а у нас выучка, в прямом смысле, никакая, поскольку у нас еще и артиллеристов нет! Их сперва надо набрать, а потом уже обучить. Ладно, оставим это. Модернизировать метательные машины? - переходил к следующему пункту Олег. - Угу, как же! Из этих конструкций уже выжали все, на что они способны, и у меня просто ума не хватит что-либо там улучшить".

   Последним пунктом шли снаряды. Их действительно можно было модернизировать. Кроме зажигательных снарядов с вязким порохом, монголы позаимствовали у китайцев чугунные осколочно-фугасные бомбы. Поскольку порошковый порох чрезвычайно гигроскопичен, а до гранулированного китайцы так и не додумались, бомбы они снаряжали перед применением. А до этого возили серу и селитру отдельно. Вместо угля - третьего компонента дымного пороха они вообще пихали всякую дрянь. При этом недокладывали селитру, от чего их порох хорошо горел, но плохо взрывался.

   "Впрочем, классическое соотношение 75:15:10 и европейцы начали применять только с девятнадцатого века, - отметил ради справедливости Горчаков. - Если собрать в кузницах нормальный уголь, смешать компоненты с классическим соотношением, потом порох подмочить, высушить под прессом и раздробить на гранулы, то эффективность чугунных бомб можно увеличить вдвое. Можно еще для аркбаллист сообразить вместо наконечников небольшие гранаты с готовыми поражающими элементами. - Вот только времени на это нет, - признал со вздохом Олег. - Монголы отстают от нас всего на двое суток! Много ли можно успеть за столь короткий срок? И что же у нас получается? - подытожил свои рассуждения Горчаков. - Будем как в сорок первом, выезжать на массовом героизме?". И тут его осенило. Подумав о боях за Москву осенью и зимой сорок первого года, Олег вспомнил, чем бойцы останавливали немецкие танки, когда не было артиллерии и даже гранат. А эта мысль потянула за собой следующую и у Горчакова, наконец, появился по-настоящему стратегический план.

   Отец Бату-хана Джучи был не просто храбрым человеком. Он обладал высочайшей твердостью духа и настоящим мужеством, сравнимым с доблесть Катона, Гая Мария и других выдающихся деятелей античности. Джучи поражал даже видавших виды воинов своей личной храбростью в боях до того, как его отец Чингисхан не придумал закон, запрещавший представителям его рода принимать личное участие в сражениях. А подлинное мужество Джучи проявил в конфликте с отцом, который на самом деле не был похож на ситуацию типа: "Отцы и дети". Хотя многие как раз так и считают. Все было намного сложней и трагичней. Джучи выступил не против отца, он выступил против Системы! И остался с ней один а один, поскольку никто его не поддержал.