Черный сокол - Евгений Сапронов

   - Пора, я думаю, - громко сказал Горчаков, развернувшись к князьям и боярам. - Самое время сейчас ударить.

   Внизу под стенами артиллеристы монголов закончили установку укрытий и начали собирать натяжные "блиды" и "манжаники" - требушеты. Вопреки расхожему мнению, бытовавшему в мире Олега, делали это не русские пленные, а расчеты метательных машин, доходившие до сорока-пятидесяти человек. Пленные нужны были монголам для другого, они должны были заваливать рвы перед штурмом. И вот тут им приходилось круто: тех, кто не хотел помогать врагу и тащить фашины в ров убивали монголы, тех же, кто из страха немедленной смерти бежал к стенам, расстреливали защитники города. Еще монголы часто применяли тактику "живого щита".

   Горчаков помнил только три подобных случая из своей истории: фашисты при штурме Брестской крепости в одну из атак шли, прикрываясь женщинами. Чеченские бандиты, захватившие больницу в Буденновске, расставили в окнах женщин. И еще пират Генри Морган, бывший мерзавцем, каких мало, при штурме Панамы выстроил перед своими головорезами, захваченных дворянок и монахинь ближайшего монастыря. "Благородные" пираты сначала изнасиловали бедных женщин, а потом спрятались за их спинами во время штурма. Испанский комендант Панамы, поклявшийся: либо отстоять город, либо умереть, приказал дать залп из пушек и мушкетов. В итоге, несчастные женщины полегли пол пулями и картечью, вместе с пиратами. Всего три случая за четыреста лет - а монголы занимались такими вещами регулярно! Правда, в качестве "живого щита" они использовали в основном мужчин. Но не из гуманности, а просто потому, что женщины не выдерживали длительно общения с "благородными" и "рыцарственными монголами", как их на полном серьезе, называл в своих работах Гумилев. Черные пятна от костров, а между ними россыпь обнаженных женских тел, застывших на снегу, были верной приметой того, что на этом месте монголы стояли лагерем.

   - Ну раз пора, то быть по сему! - объявил Владимир, приосанившись. - На конь братия! Преломим копья за Землю Русскую! Не посрамим славы пращуров наших!

   Два князя, девять бояр, в число которых входил и главный московский воевода Филипп Нянка, а также рыцарь франкский Олег Иванович быстро спустились на нижний этаж вышли на ярко освещенный двор и поднялись в седла боевых коней. Несколько командиров остались у Боровицких ворот, остальные разъехались в разные стороны. Все улицы, ведущие к воротам, были забиты плотными рядами, изготовившейся к бою конницы, поэтому Горчаков и два боярина поскакали вдоль вала, из которого вырастали бревенчатые "городни" стен. Ехать было недалеко - до следующих ворот. Здесь они назывались Ризоположенские, а Олегу они были больше известны, как Троицкие. Эти ворота открывались на мост через Неглинную, по которому проходила новгородская дорога.

   До самих ворот Горчаков не доехал, на середине пути он свернул вправо и, попетляв по кривым улочкам, выбрался на площадь. Длинная колонна конницы, начинавшаяся у Ризоположенских ворот, заканчивалась, как раз здесь. А полк Олега стоял самым последним.

   В этот раз Горчаков все-таки взял Берислава, уж очень тому хотелось повоевать. А кроме него еще десять своих дружинников. Своего знаменосца Олег взял, а вот знамя нет. В свете недавних своих "подвигов" он решил, что в этой битве реклама ему ни к чему. Горчаков обрядил Берислава в свои старые латы, которые уже можно было называть "переходящими" - больно уж часто меняли эти доспехи хозяев.

   Олег настаивал на одновременности действий и, как разработавший всю эту операцию, должен был подать сигнал к ее началу. Облачившись в латы, он выудил из поясной сумочки часы, прикинул, сколько времени прошло, и решил что все уже на местах.

   - Поджечь факелы! - громко скомандовал Горчаков своему отряду и подъехал к церкви.

   Звонарь топтался у входа.

   - Что, боярин, набат? - на всякий случай переспросил он.

   - Набат! - подтвердил Олег, развернул коня и поскакал занимать место во главе полка.

   Не прошло и минуты, как ударил колокол.

   - Русь! - донеслось еще через минуту откуда-то издали.

   - Русь! - боевой клич славян стал ближе и громче. Он начался сразу у трех ворот и волной покатился по Кремлю.

   - Ну, щас сподобимся, Царствия Небесного! - ухмыльнулся возбужденный Горчаков.

   Колонна пришла в движение не сразу. Едва со скрипом распахнулись дубовые створки ворот, первые ряды сорвались в галоп, следующие тронулись за ними, набирая скорость, но большая часть всадников осталась на месте. В общем, все, как в автомобильной пробке - передние уже вовсю жмут на газ, а задние едва тащатся.

   Наконец пришел черед Олега, тронуть коня шпорами. Дальше он двигался, как камень с горы - сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Еще немного и события сорвались с места и понеслись вскачь табуном испуганных коней. Все время маячившие перед глазами, спины воинов второго полка стали вдруг стремительно удаляться, и Горчаков помчался за ними. По сторонам замелькали заборы, избы, Ризоположенская башня начала быстро приближаться. Олег нырнул в тень надвратной арки и спустя мгновенье соколом вылетел из Кремля.

   К решению проблем, возникавших в последнее время одна за другой, Горчаков подходил творчески. Вернее, это не он подходил, а все как-то само собой получалось. Думая, как защитить Москву, Олег внезапно понял, что качества, которые его современники считали силой монголов, при определенных условиях могут стать и слабостью. Эта мысль пришла к нему во время очередной ночевки в лесу.

   - Значит так, - подвел он тогда черту, - чтобы победить противника, его для начала, надо догнать. А непобедимость монголов, как раз в том и заключается, что догнать их никто не может!

   Знаменитую тактику монголов можно было охарактеризовать короткой фразой: "медведь и собаки". Если монгольская армия встречалась с противником, и он переходил в атаку, монголы, разбившись на отдельные отряды, бежали в разные стороны. Противник, естественно, останавливался, пытаясь разобраться: за кем гнаться и куда наступать. Не может же, в самом деле, армия наступать сразу во все стороны! А дальше с врагами монголов происходило то же, что и с медведем окруженном обученными охотничьими собаками. Монгольские отряды наскакивали на противника с разных сторон и били стрелами. Рукопашной, в которой европейцы и русские решали: кому достанется победа, монголы всячески избегали. У опытного монгольского всадника это было как рефлекс: противник атакует - надо бежать. Сначала отбежать подальше, а потом уже разбираться в обстановке.

   Обучение европейских рыцарей и русских дружинников начиналось с семи лет и шло оно по отработанной и проверенной временем схеме. Условно, эту подготовку можно назвать: военным образованием. В список "изучаемых предметов" входили: фехтование, конный бой на копьях и мечах, борьба без оружия и обязательно занятия по тактике. Тактику преподавали на учениях опытные воины, но была еще и чисто теоретическая подготовка. У многих европейских рыцарей настольной книгой были труды Вегеция - известного военного теоретика поздней Римской империи.

   А монголы именно военному делу, как раз и не учились. Они потому и не вступали в рукопашную, что драться толком не умели. Монголо-татары, которых "евразийцы" и прочие, представляют кем-то вроде "Морских котиков" или спецназа ГРУ, на самом деле, были всего лишь пастухами-ополченцами, умевшими хорошо стрелять из лука.

   Мужчине кочевнику не надо было пахать землю и выращивать хлеб, поэтому свободного времени у кочевника было больше чем у земледельца. И ремесло у монголов было примитивным, пока они не начали гнать в Монголию мастеров из всех завоеванных стран. Монгольские мужики вообще всю нудную и тяжелую работу перекладывали на женщин. Мотивируя это тем, что они занимаются самым важным и ответственным делом - пасут скот. То есть лежит монгол в тенечке и смотрит, как кони пасутся - "трудится" стало быть. А когда бока отлежит, вскакивает на коня и скачет сурков-тарбаганов стрелять. Они мелкие, трудно в них из лука попасть, вот навыки стрельбы и вырабатываются. А тарбаганов монголы обожали, за то, что мясо у них очень жирное. А для монголов это все. Если "правильный" монгольский "пацан" не съест кусок мяса с толстенным слоем жира, он потом чувствует что в жизни что-то не так. А зимой монгольские мужчины вообще ничем кроме охоты не занимались. Зато облавные охоты у них были такими, что и ассирийским царям не снились. В условленном месте собиралось до тридцати тысяч всадников и, обговорив детали, разъезжались в стороны. Охотники окружали огромный кусок леса и начинали сжимать кольцо, сгоняя все зверье в центр. А потом устаивали грандиозную бойню, к слову, тоже с помощью луков. В таких охотах отрабатывалась тактика охватов и окружений, которую в дальнейшем монголы столь успешно применяли уже против людей.