Тайна заброшенной часовни - Ежи Брошкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прав, — поразмыслив, сказал Влодек. — Надо признаться, и не откладывая.
— Что мы сейчас и сделаем, — кивнул Брошек. — Вон и девчонки возвращаются, и Пацулка катится.
Вскоре Влодеку и Брошеку удалось осуществить свое намерение. Правда, этому предшествовало несколько тягостных минут ожидания. Им пришлось, стиснув зубы, вынести торжественную церемонию вручения цветов родителям, в завершение которой в честь отца и по его пожеланию была исполнена заздравная песнь:
Фармакодинамика, фармакодинамика,
Слава, слава!
Метилксантин, метилксантин,
Слава, слава!
После двукратного исполнения этого гимна родители поблагодарили детей за цветы и отправились на первую в этом сезоне совместную прогулку.
Мама «на всякий случай» прихватила с собой корзинку для грибов, что в любой другой день испортило бы отцу (ненавидевшему собирать грибы) настроение, однако этот день был особый, и ничто не могло его омрачить.
Пацулка внезапно почувствовал острую потребность чего-нибудь перекусить и удалился в кухню, откуда через несколько минут вернулся с бутербродом, состоявшим из куска хлеба с повидлом и сыром, украшенного сверху ломтиками огурца в меду.
Подкрепившись, Пацулка сказал:
— У меня все в порядке. Я говорил с ним. — Потом, устремив суровый взгляд на Брошека и Влодека, спросил: — Ну?
Воцарилась пренеприятная тишина. Только тут девочки заметили, какие мрачные физиономии у их друзей.
— Что случилось, Влодечек? — встревожилась Катажина. — Ты заболел?
— Мгм… гм… понимаешь, — забормотал Влодек.
— Немедленно объясни, в чем дело, — приказала Брошеку Ика.
Брошек покраснел как пион, но, набравшись решимости, выпалил:
— Мы оба отвратительно себя чувствуем. Хуже некуда. Но не потому, что заболели, а из-за того…
И в пяти коротких фразах изложил причину их отвратительного самочувствия.
Последовавший за этим оглушительный взрыв хохота заставил обоих смущенно потупиться. Девочки буквально рыдали от смеха, а Пацулку пришлось долго колотить по спине — так он кашлял, давился и синел.
— Так нам и надо, — шепнул Брошек Влодеку.
Влодек ничего не ответил.
Наконец все успокоились. Пример подал Пацулка. Он внезапно перестал смеяться, и лицо его приняло серьезное выражение.
— Внимание, — сказал он. — Он уже здесь.
На веранде мгновенно стало тихо. Ребята увидели приближающийся со стороны Соколицы автомобиль. Он летел как на крыльях; не оставалось сомнений, что это — первая ласточка чудесного воскресного дня, когда дороги заполняются сотнями мотоциклов, автомобилей и велосипедов, а также пешеходов, преспокойно вышагивающих под плакатами типа: «Помните: шоссе — не место для прогулок!»
В появлении этоо автомобиля, который оказался обыкновенной серой «октавией», таким образом, не было ничего удивительного. Он бы преспокойно проехал мимо, если б не неожиданная авария: двигатель вдруг хрипло закашлял, зафыркал, загудел и примерно в сотне метров от моста заглох. Машина остановилась, из нее вышел водитель и, открыв капот, стал копаться в моторе.
— Да-а-а, — протянула Ика. — Не везет машинам в Черном Камне.
— Случайное совпадение, — многозначительно заметила Альберт.
Пацулка посмотрел на часы, проглотил последний кусок бутерброда и решительно встал.
— Хватит трепаться! — резко сказал он. — Не забывайте о правилах приличия. В доме за рекой уже собирают вещи. Поря идти прощаться. С «октавией» разберемся позже.
Эпизод с капралом Стасюреком явно был забыт, поэтому даже Брошек позволил себе слабо улыбнуться.
— Сдается мне, Пацулка, — сказал он, — что сегодня ты произнес больше слов, чем за всю свою сознательную жизнь.
Пацулка смерил его презрительным взглядом.
— Чем говорить глупости, лучше не говорить вообще, — буркнул он.
Девочки решили, что прощание с новыми знакомыми требует специальной подготовки. Правда, на этот раз они вертелись перед зеркалом не больше двух минут, после чего вся пятерка поспешил вниз, к мосту.
Брошек посмотрел на часы: было восемь минут десятого… Залитая солнцем долина Черного Камня выглядела просто восхитительно.
— До чего же тут у нас красиво! — заметил Пацулка, на минутку остановившись на мосту.
— Ну, — в один голос подтвердили остальные, и никто даже не заметил комизма ситуации: в тот момент всеобщее внимание было сосредоточено на серой «октавии», водитель которой продолжал возиться с забастовавшим мотором.
— Кончайте пялить глаза, — проворчал Пацулка.
Во дворе дома под красной черепицей заканчивались приготовления к отъезду. Правда, пан Краличек еще сидел за завтраком, а панна Эвита, хотя был уже одета и накрашена, только начинала причесываться, но все чемоданы были в багажнике, пани Краличек рассчитывалась с хозяевами, а пан Адольф — свеженький, безупречно выбритый, щегольски одетый и благоухающий — кружил по двору с типичным нетерпением водителя, которому хочется поскорей почувствовать в руках руль, а под ногой — педаль газа.
Вероятно, поэтому в глазах пана Адольфа (хотя гостей он встретил очень приветливо) промелькнула досада.
Зато супруги Краличек были искренне растроганы.
— Ах, как это мило! Как вы внимательны! — восклицала пани Краличек чуть ли не со слезами на глазах.
А раскрасневшийся от волнения пан Ендрусь извлек из дорожной сумки весь запас сладостей и торжественно принялся угощать ребят. Видно было, что супруги не избалованы таким вниманием.
Естественно, началась страшная суматоха. Пани Краличек расцеловала девочек, пан Краличек кинулся пожимать руки мальчикам, а Ике и Альберту даже поцеловал ручки, заставив Ику снисходительно улыбнуться, а Катажину — залиться румянцем. Потом девочки заглянули к панне Эвите; Альберт задержалась в комнате, а Ика почти сразу же вышла из дома и на две-три минуты куда-то исчезла. Мальчики тем временем приблизились к машине, и пан Ендрусь с паном Адольфом стали демонстрировать им двигатель. Точнее, пан Адольф со знанием дела описывал его устройство, а пан Ендрусь ему усердно поддакивал.
Пани Краличек решила пополнить прощальное угощение и, сбегав к хозяйке, вернулась с подносом, на котором стояло пять блюдечек клубники со сметаной.
— Говорил я вам, — саркастически рассмеялся пан Адольф, — что мы, возможно, уедем еще засветло?
— Не волнуйся, дорогой, — довольно резко отозвалась пани Краличек. — Эвита возится еще только с третьим локоном.
— Да, вы же не знаете, что вчера случилось! — воскликнула вдруг Альберт. — Вечером, когда здесь были туристы, опять обокрали чаосвню.
— Ну да?! — удивился пан Краличек.
— Невероятно! — изумился пан Адольф.
А пани Краличек не произнесла ни слова, зато побледнела как полотно: казалось, она вот-вот потеряет сознание.
— Надо же, — с горечью заметил пан Адольф, — людям дают возможность побыть на природе, а они черт-те чем занимаются.
— В Швеции… — начал пан Краличек.
— Ендрусь! — крикнула его жена. — Помолчи, ради Бога!
Пан Краличек удивился и испугался.
— Что с тобой, Зося? — спросил он.
— У меня начинается мигрень, — прошептала пани Краличек и скрылась в глубине дома.
Пан Ендрусь поспешил за ней; на его глуповатой физиономии появилось выражение столь искреннего беспокойства, что Ика незаметно ткнула Альберта локтем в бок.
— Не очень-то подходящая пара, — шепнула она. — Но, кажется, любят друг друга…
— Как же это произошло? Хоть какие-нибудь следы остались? Думаете, это кто-нибудь из туристов? — Пан Адольф забросал ребят вопросами, на которые, разумеется, не получил вразумительных ответов.
Клубника была уже съедена, когда супруги Краличек вновь появились во дворе. Пани Краличек пыталась улыбаться, а пан Краличек старательно делал вид, что все в порядке.
— Ну? — спросил он. — Где же Эвита? Зосенька хочет ехать…
— Эвита! — закричал пан Адольф, садясь за руль. — Едем!
— Минутоцку, минутоцку, — отозвался хорошо знакомый голос. — Еще один локонцик и корзиноцка с Царусем, и…
И вдруг раздался ее полный ужаса вопль:
— Царусь! Где Царусь?! Царусь, собаценька, где ты?!
И на пороге появилась сама панна Эвита с искаженным от страха и отчаяния лицом. Над левым ухом болталась светлая неподколотая прядь волос, прекрасные глаза были полны слез. В руках она держала корзиночку Чаруся, трагическим жестом указывая вовнутрь.
Корзиночка была пуста!
— Умоляю! — кричала сквозь слезы панна Эвита. — Поисците его! Он утонет! Или убезит! Или его загрызут собаки! Или дикие коски!
Супруги Краличек и пан Адольф обреченно вздохнули. Было ясно: без Чаруся им не уехать. И все трое, дабы оказать помощь рыдающей панне Эвите, нехотя вылезли из машины, в которую уже успели усесться.
