Таежные отшельники - Игорь Назаров

Время идет, а вертолета все нет. А это сейчас главное — анализы не должны пропасть. Пробирки с кровью уже зарыты в землю, там будет как в холодильнике.

Уже час дня. Отправляюсь варить обед на костре возле Агашиного лабаза. Через некоторое время похлебка и чай готовы. Обедаем без аппетита, идет вялое перепихивание фразами. Обед давно съеден, а вертолета все нет.

Тайга почти вся еще зеленая, только кое-где появилась желтизна. День великолепен! Иду к речке. Пить воду прозрачно-студеную, зачерпнув ее из Ерината, одно блаженство. Красота кругом непередаваемая! Как жаль, что Тамара побоялась отпустить со мной младшую дочь Валерию. Просто непростительно, как много она потеряла, не увидев и не прочувствовав всю эту прелесть Природы. Окунувшись в эту красоту, душа смягчается, добреет, и сам человек становится чище и совершеннее. Забираюсь на большой камень среди реки и умиротворенно гляжу вокруг. Вода беспрерывно, убаюкивающее шумит. Ярчайшее, палящее солнце. Накатывает истомная дремота, я даже чуть не свалился с камня в реку. Нет, надо заняться делом. Обмываюсь по пояс ледяной водой Ерината и, удобно устроившись на камне, начинаю писать дневник.

Отмечаю, что условия жизни на Еринате лучше, чем «в северу» и, тем более, чем «на речке». Когда ходили к избе на речке Сок-су, Агаша сама отмечала, что там воздух хуже, тяжелее дышать. Это и понятно, потому что там значительно выше над уровнем моря. Да и у членов нашей экспедиции акклиматизация на Еринате протекает благоприятнее — меньше одышка, ни у кого, за исключением меня, не было артериальной гипертензии. Земля на Еринате лучше — чернозем, больше березняка. По наблюдениям Лыковых, там, где растут березы, климат мягче, а земля плодороднее. Посмотрев на эти великолепные места, новую избу и хорошие земли мне стало спокойнее за Лыковых. Да и сами они сейчас на взлете духа. Думаю, что все их великие старания по переезду на Еринат были оправданы. Здесь несравненно лучше. А если еще Николай Алексеевич и его жена Матрена останутся здесь жить, то Лыковым, конечно, будет значительно легче управляться по хозяйству. Да и на случай болезней или травмы есть кому помочь. Вот только сойдутся ли характерами и верой?

Три часа дня, а вертолета все нет. Устав ожидать его, пошли к избе пилить и колоть дрова. Я вначале отобрал отстоявшуюся в пробирках плазму и перенес по одному миллилитру в две другие заранее приготовленные пробирки со специальной жидкостью — так, как мне велели сделать наши лаборанты. Все надежно упаковал, спрятал в земляной «холодильник» и тоже пошел пилить дрова.

В 17 часов вертолета нет. Бросил делать хлев для коз и пошел копать возле речки «холодильник» для анализов. Вода все же холоднее, чем земля. Выкопал яму среди прибрежных камней так, чтобы там циркулировала вода из речки. Поставил большую кастрюлю в яму, в нее коробку с анализами, с боков напихал камушков и закрыл крышку. Сверху, чтобы не прогревало солнце, прикрыл еще листком железа и ветками лиственницы. Вертолет, наверное, сегодня уже не прилетит.

Вечером я в поварах. «Помогает» мне шустрая белочка, что крутится рядом. Она нисколько не боится меня. Когда я обращаюсь к ней со словами, она перестает суетиться и, кажется, внимательно слушает. А вот, взлетев на ветку рядом стоящей пихты, сверху с любопытством заглядывает в котел: «Что это там варится?» Сварены похлебка из риса и тушенки, сухое молоко, таежный чай из смородины, брусничника, листьев рябины. Уработавшись за день, уплели вчетвером весь котел.

В восьмом часу вечера стало ясно, что вертолет не прилетит и ночевать нам опять в Лыковской избе. Разожгли большой костер, пришли Агаша и Николай Алексеевич. Разговоры, разговоры, разные истории, воспоминания, знакомые и незнакомые имена и, конечно, байки о медведях. Вскоре в Курумчумском ущелье появилась, как прожектор сквозь ели, луна и начала медленно вкатываться по треугольной Туй-дайской горе. Идет вверх точно по краешку горы, только четко вырисовываются острые верхушки деревьев. На верхней трети луна закатилась за гору.

В разговорах Агафья вновь недобрым словом поминает Ерофея: «Лез целоваться, не вызвал врача к больному деду, говоря: „Пусть помирает“, спрятал деньги, высланные Николаем Алексеевичем, не стал помогать перетаскиваться на новое место…» Дружба кончилась?

У костра засиделись до половины двенадцатого. Натягивает тучи. Боюсь, что пойдет дождь, вода в реке поднимется, и все анализы уплывут или замокнут. Дед снова предлагал соболя: «Дочки-то и жена есть. Возьми». Конечно, я вежливо, стараясь не обидеть Карпа Иосифовича, отказался.

8 сентября. Утро мокрое, моросит дождь. Настроение неважное. Похоже, что вертолета вновь не будет. За утренним разговором выясняется, что Агаша знает отечественную историю. Были царь Николай, Ленин, Сталин, Брежнев, Михаил Сергеевич Горбачев («это сейчас-то»). Дед расспрашивает, как сейчас устроено наше государство. «Литва-то присоединилась ли?» — спрашивает Агаша. Дед тоже задает много вопросов. Пришлось попотеть, отвечая на них. Утром Агаша достала с лабаза туесок с топленым маслом. Оказывается, его прислали родственники и поэтому есть его можно. Попутно выясняем, что если бы масло было в стеклянной посуде, то его, даже полученное от единоверцев, есть было бы нельзя.

Разжигаем костер, готовим завтрак. Настроение унылое. Накрапывает дождик, но тучи высоко, горы открыты. Через каждые полчаса бегаю к «холодильнику» к речке, проверяю, не поднялся ли уровень воды. Но вот потянул юго-западный ветерок, на небе появились голубые просветы. Брызнуло солнце и сразу все заискрилось, заиграло кругом, особенно мокрые камни на берегу реки. А деревья так и усыпаны бриллиантами. Однако над Курумчукской горой и долиной висит черная туча.

После завтрака снесли все вещи вновь к костру возле лабаза на речке — нужно быть готовым к быстрой погрузке в вертолет, который сядет рядом на косе Ерината. От нечего делать чешем языки. А Агаша подписывает всем нам командировки. На официальном бланке она старательно выводит: «Прибыл 21 августа, выбыл 26 августа от Адама лета 7495 года. Писала Агафья на Йринате» (цифры она указывает, конечно, буквами, как было принято раньше на Руси). Спрашиваю: «Агаша, что труднее — писать или дрова рубить, картошку копать?» Отвечает: «Писать трудно, поболее посидишь, так окрепнешь (в смысле занемеет тело, устанешь). Таки-то дела (рубить дрова, копать), ежеле по силе, легче! Письмов-то я много переписала, много (с интонацией, что проделала огромную работу)». И, резюмируя, добавляет: «И что за труд — работает три пальца, а болит все тело». Прямо-таки философское обобщение.

Оказывается, сегодня праздник Сретенье, Лыковы с утра усердно молятся, особенно много дед, читает по Семидесятнику. Агаша внимательно его слушает. Читает Карп Иосифович без очков, но не очень быстро, иногда с затруднением. В этих случаях Агаша, сидящая далеко от деда, по памяти подсказывает и поправляет его.