Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 17
— Взяли! — я навалился на доски каркаса, помогая поднять восьмое кольцо.
После появления новых рабочих рук процесс действительно ускорился. Мы теперь не просто собирали кольца будущего каркаса, но и переносили их в отдельный ангар, где на стапелях медленно рос скелет первого в этом времени дирижабля.
Сегодня устанавливали очередное кольцо и тестировали уже третью версию внутреннего баллона с газом. Нужно было рассчитать идеальную форму, чтобы она правильно расправилась внутри каркаса и не мешала остальным. Плюс, как оказалось, размеры решают. То, что работало на относительно малых шарах и с нагретых воздухом, на больших и с газом слишком быстро сдувалось. Пришлось искать новые варианты пропиток, способы закачки, хранения водорода и, конечно, меры безопасности.
Несколько бывших солдат сразу ушли, когда осознали, что я и вправду запрещаю курить на рабочем месте. Но так даже лучше вышло. Остались только те, кому на самом деле было важно что-то делать, и сама атмосфера в мастерских наполняла энтузиазмом. С солдатами мне и на полигонах тоже было легко, но вот чувство, что ты творишь что-то, чего раньше не было в мире — это все же немного другое.
— Капитан! Григорий Дмитриевич! — мое внимание привлек крик Лесовского.
Лейтенант оказался поистине незаменимым человеком. Сначала задачи, связанные с поиском и поставками материальных ценностей, смущали бывшего мичмана, но чем дальше, тем больше он получал от них удовлетворения. Добыть то, что другие не нашли. Договориться, вовлечь сотни людей, в Севастополе или даже в других городах империи, и привезти сюда — Лесовский мастерски с этим справлялся.
Вот и сейчас он приехал, чтобы вместе с рабочими принять очередной груз ткани, которой мы тратили непозволительно много. Благо из-за остановки военного заказа на паруса предложение в империи было, и мы даже платили вполне разумную цену.
— Я тут! — я помахал рукой.
— Плохие новости, — лицо молодого парня по-взрослому нахмурилось.
— Что случилось?
— Алюминий… Вы просили достать еще для новых дымовых зарядов, которые так хорошо себя показали, но у меня не получилось. Нет его нигде, и сколько денег ни плати — надо ждать.
— А прошлый ты где достал? Может, там все же получится найти еще немного? — спросил я.
— Нет, — Лесовский почему-то смутился.
— Рассказывай, — я почувствовал запах тайны. — Где ты взял его в тот раз?
— Ну, вы сказали, что алюминий очень нужен, дело жизни и смерти, — Лесовский как в омут бросился. — Я поспрашивал людей, даже евреев — и ни у кого не было. А потом про это прослышали казаки, которые недавно вернулись из-под Евпатории, где порубили пару отрядов француза…
— И, — подтолкнул я.
— Они с тех французов поснимали вещи. И медали. А один француз сказал, что они как раз из алюминия, сделаны специально для Наполеона III каким-то Девилем в электрической печке.
Электрической печке… От неожиданно пришедших в голову мыслей об электролизе и дуговой плавке металла я даже не сразу обратил внимание на то, что именно сказал Лесовский. Медали из алюминия — ну надо же.[1]
— И что ты сделал? — продолжил я допрос Лесовского.
— Выкупил все, что было. Князь Меншиков открывал отдельную линию финансирования под атаку Балаклавы, ну, я и воспользовался. Потом переплавил и отдал вам…
Лесовский замолчал. Ему на самом деле было стыдно за то, что он действовал, на его взгляд, недостаточно благородно. Я молчал, пытаясь вспомнить, а сколько алюминия у меня осталось… Сущие крохи — я-то по привычке из будущего совсем его не экономил. Но с дымовыми ракетами мы еще решим, сначала люди.
— Во-первых, — я ухватил Лесовского за руку, — огромное вам спасибо, лейтенант, за смекалку, за то, что не сдались. Просто знайте, если бы не ваша находчивость, из нашей вылазки вообще бы никто не вернулся. И во-вторых, если я когда-нибудь еще попрошу невозможного, вы все-таки говорите об этом. А то ведь опять сделаете, а я даже не узнаю. Договорились?
Я с улыбкой посмотрел прямо в глаза Лесовскому. От былой неуверенности в нем уже не осталось и следа. Вот и хорошо. Я хотел было идти дальше, когда лейтенант неожиданно вскинулся:
— Подождите, капитан, я же не все сказал. Там к вам двое приехали. Говорят, от Алексея Алексеевича Бобринского!
От Бобринского? Того магната, с которым свел меня Меншиков?
— Иду! — я мгновенно сорвался с места.
Такие гости могли быть только обещанными мне специалистами по паровым двигателям, а учитывая новую скорость создания шара для дирижабля, они были нужны мне уже вчера! Или позавчера!
— Вот, Леер Генрих Антонович и Михаил Михайлович Достоевский, — представил моих инженеров Лесовский.
Я окинул взглядом двух молодых людей. Один лет двадцати, совсем еще юноша, второй, наоборот, постарше, уже в очках. Оба выглядели потрепанными, что, впрочем, не удивительно. Вряд ли от хорошей жизни они согласились бросить все свои дела и по приглашению Бобринского отправиться в осажденный Крым.
— Расскажите о себе, — предложил я, размышляя теперь уже о фамилиях моих инженеров. Особенно об одной из них. Интересно, родственник или нет?
— Выпускник Николаевского инженерного училища, — первым начал Генрих Антонович. — В прошлом году получил поручика за участие в Дунайской кампании и вышел в отставку. Участвовал в работе над паровыми машинами для Алексея Алексеевича, думал вернуться обратно на службу, чтобы не оставлять страну в столь тяжелое время. И он предложил, чтобы я совместил свое желание и призвание у вас.
Я кивнул, и настала очередь второго инженера.
— Закончил Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге. Сначала меня не приняли, решили, что чахоточный, но потом это недоразумение разрешилось[2], — Михаил Михайлович явно волновался. — Потом служил в Нарвской, Ревельской и Финляндских инженерных командах. Всегда интересовался паровыми машинами, но из-за событий 1849 года не смог принять участие в чем-то серьезном. Спасибо Алексею Алексеевичу, что помог что-то делать на его предприятиях. А когда он рассказал, что сам герой статьи в «Таймс» ищет инженера для какого-то нового
