Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

— Что у нас на сегодня намечено?

Он слегка поднимает бровь:

— Что касается меня, то ко двору прибыл посыльный, ждет встречи со мной.

Моя рука с ножиком замирает в воздухе.

— Кто он?

— Не знаю пока. Не пожелал назваться, лишь повторяет, что будет говорить только со мной. Поэтому ты останешься здесь. Полагаю, найдешь, чем заняться.

Я крепко сжимаю маленький нож:

— Господин мой, я неплохо умею прятаться. Не помешаю тебе нисколько.

— Да, но я обещал гонцу встречу один на один. Я не могу отступить от данного слова.

Я снова режу грушу. Длинные ломтики получаются идеально ровными.

— Помнится, аббатисе ты тоже кое-что обещал.

— Но я же не говорил, что ты не узнаешь, какое послание он привез. Я всего лишь пообещал ему встречу без свидетелей. И кстати, ты сама мне о многом не… Боже милостивый!

Я встревоженно поднимаю глаза:

— Что такое?

Он указывает на мою тарелочку:

— Ты же вроде резать ее собиралась, а не потрошить!

Оказывается, я превратила грушу в тонкие ленточки.

Откладываю нож и тянусь за куском хлеба.

— Если жаждешь действия, — говорит Дюваль, — я велю кому-нибудь из конюхов устроить тебе верховую прогулку. Или можешь заняться, — он поводит рукой в воздухе, подыскивая какое-нибудь «приличное» девичье занятие, — например, вышиванием.

Я холодно смотрю на него:

— Терпеть не могу иголки. — И после паузы добавляю: — Если только не нужно их втыкать в основание черепа.

Уголки его губ ползут вверх, и я, затая дыхание, жду: опять рассмеется? Но он не смеется, и это некоторым образом разочаровывает меня.

— Тогда, — говорит он, — почитай труд по истории, их много у меня в кабинете. И вообще, в обители тебя должны были научить, чем при случае занять утро. Вот и используй свой навык!

С этими словами он поднимается и уходит, оставляя меня жевать расчлененную грушу и тихо кипеть.

Итак, мне приказано сидеть и ждать, словно я собака какая! Кто, спрашивается, отвечает за мое святое служение, я или он? Помимо прочего, матушка настоятельница наверняка захочет узнать, что там у них за тайная и срочная встреча. Раз он не желает допустить меня к ней, значит замышляет обман! Ведь, когда все произойдет, я буду вынуждена верить ему на слово!

Я решительно встаю и иду разыскивать свой уличный плащ.

Я пускаюсь в дорогу пешком. Если брать на конюшне лошадь, только зря время потрачу, да и лишнее внимание привлекать незачем. Я ведь не знаю, насколько слуги Дюваля верны своему господину и как далеко они способны зайти, претворяя в жизнь его волю.

Утренний воздух свеж и прохладен; лавочники Геранда только-только распахивают ставни. Прилежные служанки и домохозяйки идут за припасами на рынок. Никто не обращает на меня никакого внимания.

Достигнув дворца, я без особого труда проникаю вовнутрь. Придворные, вельможи и разного рода просители входят и выходят, как им заблагорассудится. Кроме того, я подозреваю, что стража запомнила меня со вчерашнего вечера, хотя полной уверенности нет.

А вот как я собираюсь выследить Дюваля и его таинственного визави, это уже вопрос посерьезнее.

Некоторое время я стою в просторной прихожей, пытаясь мысленно воссоздать план дворца. Начиная более-менее понимать, где тут что, я припоминаю слышанное о личных покоях Дюваля. Спорю на что угодно — встреча назначена именно там!

Я прошу часового указать мне направление и торопливо поднимаюсь по лестнице. Дворец много больше деревни, в которой я выросла, и несоизмеримо запутанней. Сколько тут коридоров и закоулков, а дверям и вовсе счета нет! Вскоре я оставляю попытки самостоятельно что-то найти и останавливаю пробегающего мимо мальчишку-пажа. Даю ему монетку за услугу и еще одну — за обещание крепко держать язык за зубами, и мальчик провожает меня до самой двери.

Некоторое время я стою перед ней. Прихожей здесь нет, дверь на виду у всякого, кому вздумается сюда заглянуть. Просто так ухом к ней не прижмешься. Я перехожу к другой двери, расположенной чуть правее, и устремляю за нее все свои чувства, проверяя, нет ли там кого.

Судя по всему, комната пуста. Я проникаю внутрь и на цыпочках спешу к стене, отделяющей ее от покоев Дюваля. Прикладываю к стене ухо, но каменная кладка слишком толстая, а мужчины разговаривают, предусмотрительно понизив голос. Я принимаюсь изучать комнату. Здесь полно прекрасной мебели и шпалер, но они мне без надобности. А вот окошко, выходящее во внутренний дворик, это уже кое-что! Я высовываюсь и вижу, что в комнате Дюваля тоже есть окно. Прекрасно! Стекло пропускает звук легче, чем камень!

Убедившись, что во дворике никого нет, я снимаю плащ, чтобы не запутаться, и выбираюсь на карниз. Дюйм за дюймом ползу я вперед, пока мои пальцы не касаются деревянной рамы окошка Дюваля. Я пластаюсь по стене, чтобы меня не заметили изнутри, и все мои усилия оказываются вознаграждены. Я хорошо слышу голос Дюваля, чуть приглушенный, но вполне различимый:

— Если вы не можете мне сказать, кому служите, нам больше нечего обсуждать.

Его тон холоден и тверд, точно камень у меня за спиной.

— Вы не хуже меня знаете, что при дворе герцогини слишком мало по-настоящему верных людей, — отвечает его собеседник. — Слишком многие подвергнутся опасности, если имя моего сеньора коснется посторонних ушей.

— Вы полагаете, что я прямо так и помчусь на встречу с вашим таинственным господином? А если вы меня в ловушку заманиваете?

— Вы вольны выбрать такое место и время встречи, которое даст вам все преимущества. Он хочет сделать вам предложение, — тут мне кажется, что человек улыбается, — которое, по его мнению, вы должны найти весьма интересным.

Повисает молчание. Дюваль обдумывает услышанное, вероятно, взвешивает возможный риск. Мой слух обращен в комнату за стеной, глаза же безостановочно обшаривают дворик внизу. Пальцы на руках и ногах онемели от утреннего холода, но я нипочем не слезу с карниза, пока Дюваль не примет решения!

— Почему вы обратились ко мне? — спрашивает он наконец. — Почему ваш господин не послал вас ни к канцлеру, ни к кому-нибудь из опекунов герцогини?

— Потому, — отвечает посланец, — что кровные узы держат прочней самой толстой золотой цепи. Мой сеньор полагает, что вы более всех печетесь о благополучии молодой герцогини.

А интересно он рассуждает, этот таинственный господин! Может, его слова — всего лишь пустая лесть? Или он лично знает Дюваля?

В комнате снова воцаряется тишина. Собеседники изучают и оценивают один другого, как в поединке. Я же только не приплясываю от нетерпения. Ну скажи хоть что-нибудь определенное, Дюваль! И я уберусь отсюда, покуда никто не обнаружил меня!