Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Более того, английский король отказывает нам в помощи. Вселяет надежду только одно — к Дювалю обратился некий владыка. Он не желает открыть своего имени, но утверждает, что может предложить герцогине выход из ее затруднительного положения. Как только встреча произойдет, я вас извещу.

Должна сообщить об одном примечательном событии. Едва мы въехали в город, как подверглись нападению неких неизвестных личностей. Они действовали отравленными клинками, так что на обычное ограбление это не слишком похоже. Увы, должна сообщить, что Ночная Песенка пала невинной жертвой их вероломства.

Тут я медлю и, щекоча себе подбородок пушистым кончиком пера, прикидываю, стоит ли упоминать о еженощных посещениях Дюваля: пусть знает, что я прилежно отыгрываю взятую на себя роль! Однако аббатиса вполне может потребовать подробностей, и я решаю умолчать о его визитах ко мне.

Я была представлена герцогине и воочию убедилась, что на ней пребывает благословение святых. Воистину, Небеса не могли бы сделать лучшего выбора: юная правительница сильна духом и мудра не по годам. Должна сообщить также, что она полностью доверяет Дювалю и ценит его советы более, чем чьи-либо еще.

Очень жду указаний от Вас и молюсь, чтобы сестру Вереду скорее посетило видение. И я могла бы должным образом послужить моему Богу и моей герцогине.

Второе письмо составлять несравненно проще. К тому же я знаю, что Аннит наверняка прочтет предназначенное аббатисе, а потому и не трачу время на пересказ уже написанного.

Милая Аннит!

Ну почему никто не удосужился предупредить меня, что Дюваль — один из побочных сыновей покойного герцога? Ты уж подскажи, пожалуйста, сестре Эонетте, что о бастардах не только упоминать надо, их следует по именам называть! Просто чтобы в будущем возникало поменьше неясностей.

А теперь представь — я видела Сибеллу! Когда мы подъехали к городу, у ворот собралась большая толпа; там-то она и была. Поговорить нам не удалось, но я с облегчением убедилась, что она жива и здорова. Ну а меток Мортейна я здесь, к сожалению, пока не видела, но не теряю надежды.

Сегодня герцогиня собирается почтить двор своим присутствием, и Дюваль ведет меня во дворец, чтобы представить официально. Она окружена фрейлинами, советниками и местным священством. Я с немалым удивлением вижу при ней д'Альбрэ. Он как бы не с ней, но держится поблизости, точно волк, скрадывающий кролика. Она сидит очень напряженная и старательно обходит его взглядом. Она очень бледна. Она кажется мне ребенком, рядом с которым вдруг ожило сказочное чудовище; дитя притворяется, будто не видит его, в надежде, что оно и вправду исчезнет. С д'Альбрэ, не обращая внимания на явное волнение юной подопечной, весело болтает мадам Динан.

Рука Дюваля сжимается на моем локте. Он ускоряет шаг, подводя меня к герцогине и ее окружению. Я рада видеть, что канцлер Крунар наконец прибыл: значит, при дворе у нас появился еще один союзник. Что особенно хорошо, он стоит прямо за спиной герцогини, положив руку ей на плечо и как бы поддерживая ее. От этого он сразу вырастает в моих глазах.

Надо отдать должное герцогине: когда Дюваль меня представляет, она ведет себя так, словно мы ни разу прежде не встречались. Ни единой черточкой не выдает, что узнала меня; при всей своей молодости она уже поднаторела в такого рода играх.

— Господин Дюваль рассказывал, что вы любительница охоты, — вежливо говорит она мне. — Надеюсь, вы будете предаваться благородному развлечению, пока находитесь здесь?

Говоря так, она глазами указывает на д'Альбрэ, после чего подносит руку к своей шее и одним пальчиком изящно проводит по горлу, словно поправляя украшенный самоцветами крест.

Я едва не хохочу вслух и, конечно, всячески избегаю смотреть на ненавистного графа.

— Ваша светлость, — говорю я, — при малейшей возможности сочту за счастье побаловаться охотой.

— Что ж, — милостиво отвечает она, — будем надеяться, что возможность представится, и достаточно скоро.

Пока происходит этот обмен любезностями, появляется воин в полном вооружении и склоняется перед капитаном Дюнуа, после чего шепчет ему на ухо. Кивнув, капитан подходит к Дювалю и отводит его в сторонку:

— Ваш пленник пришел в себя, господин мой.

Дюваль поворачивается ко мне, глаза у него блестят предвкушением:

— Я должен его допросить!

— Я с тобой!

— Ни под каким видом, — говорит он. — Как, по-твоему, я объясню, что позволил своей кузине… ну там, любовнице… общаться с подобным злодеем? — Произнося эти слова, он шарит глазами кругом. — Нет, ты останешься здесь и продолжишь играть свою роль, а заодно будешь держать глаза и уши открытыми. — Тут он выпускает мою руку и к моему полному и окончательному ужасу окликает: — Де Лорнэй!

— Только не это, — шепчу я Дювалю, но уже поздно.

Молодой вельможа отделывается от стайки поклонниц и направляется к нам.

Дюваль с удивлением смотрит на меня сверху вниз.

— Нельзя же тебе гулять здесь без сопровождения, — говорит он. — Люди могут закрывать глаза на нашу якобы тайную связь, но дама, которая расхаживает сама по себе, очень скоро обзаведется репутацией, с которой к герцогине уже не подойдешь.

Вокруг меня словно бы с грохотом опускаются решетки. Я в клетке, сотканной из бархата и шелков!

Дювалю, кажется, смешно.

— Только не напускай такой вид, словно тебя на плаху ведут, — говорит он. — Большинство женщин склонно радоваться обществу де Лорнэя!

— Я не «большинство», господин мой!

Он хмыкает, и я воспринимаю это как знак согласия.

Де Лорнэй подходит и кланяется нам. Я с удовлетворением отмечаю, что он смотрит куда-то мимо меня.

Дюваль криво улыбается другу:

— Она привела себя в порядок и выглядит совсем по-другому, не так ли? Препоручаю ее твоим нежным заботам — меня ждут кое-какие дела!

Де Лорнэй, кажется, рад моему обществу ничуть не больше, чем я — его.

— Ну и что, скажи на милость, мне с нею делать?

Дюваль с неопределенным жестом отвечает:

— Ну, не знаю. Что ты обычно проделываешь с милыми дамами?

— Вряд ли ты имеешь в виду это, — бормочет де Лорнэй.

— Тогда потанцуй с ней. — И Дюваль бросает на меня обеспокоенный взгляд: — Ты ведь умеешь танцевать?

— Да, но…

— Ну и хорошо.

И прежде чем мы с де Лорнэем успеваем выдвинуть еще какие-то возражения, он исчезает, оставляя нас наедине.

Мы смотрим друг другу в глаза с одинаково недовольным выражением, потом торопливо отворачиваемся. Я задумываюсь о плане побега, но тут начинает играть музыка, и придворные отступают прочь, освобождая место для танцев. Де Лорнэй очень невежливо вздыхает и для виду кланяется мне: