Пик затмения (СИ) - Сойфер Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детали пазла собрались, склеились. Она все поняла. Вот почему большой костер устроили в этом году! Они ждали знамения – первого перевертыша с двойным даром. Для Очинга и прочих зулусов это всего лишь орел с белой отметиной. И только Союз Четырех ждал ее, следил все эти годы… Может, Густав пытался ее защитить, скрыть ее дар, и поэтому поплатился? В это хотелось верить. Что хоть один человек рвался спасти ее. В отличие от предателя Имагми.
Весь Союз Четырех в полном составе наверняка здесь, ведь они готовились… О, она найдет их. Убьет каждого, если понадобится, но большого костра не будет. Очинг! Как пить дать, он один из них. По-другому не может быть. Он, а еще? Черт, как же их теперь вычислить?!
– Ой! – выпалила она. – Простите! Живот… Можно выйти?
Обхватила себя руками, скрючилась для достоверности.
– Только не заблудись, девочка, – с улыбкой произнес Очинг. – Завтра большой костер.
– Не волнуйтесь, – процедила она. – Я не сбегу.
И бросилась в свою палатку. Неслась, спотыкаясь, едва не разбилась по дороге, но нет. Она не готова была сделать вождям и Союзу такое одолжение.
Нырнула внутрь, схватила рюкзак, вышвырнула содержимое и, порывшись в тряпках, вытащила, наконец, планшет. Включить, разблокировать, фотографии… Африка, Африка, Африка, конспекты, рождество, Линдхольм… Вот! Вот они, снимки той китайской легенды… Где же это? Великий Фо, нефритовые столпы… «И сказал, что в тот день, когда Цзинь-чи-Няо обнимет своими крыльями то, что было расколото…» Что за на фиг Цзинь-чи-Няо? И связи нет, чтобы погуглить. Точно! Зенггуанг!
– Зенггуанг! Ты тут?
– Что? – раздался из-за перегородки хриплый, видно, со сна, голос.
– Я к тебе…
– Подожди, я не…
– Да плевать мне, одет ты или нет! – она бросилась на другую половину палатки.
Бедолага Зенггуанг судорожно натянул плед до подбородка, и она закатила глаза: ну что за церемонии? Китайская принцесса, куда деваться.
– Слушай, нужна твоя помощь. Кто такой Цзинь-чи-Няо?
Но не успел Зенггуанг ответить, как с улицы раздался оклик Нанду.
– Где ты?! – бразилец запутался в полотнище и чуть не порушил всю палатку. – Мара!
– Я тут, с Зенгуангом!
– Да плюнь ты на него! – Нанду-таки прорвался внутрь и взъерошил волосы пятерней. – Валяется тут, как слабак… Пошли, надо поговорить…
– Подожди, – она мотнула головой. – Зенггуанг, ты же знаешь китайские сказки и легенды всякие? Кто такой Цзинь-чи-Няо?
Мальчик странно сощурился, перевел взгляд на Нанду, потом снова взглянул на Мару.
– Цзинь-чи-Няо когда-то был духом, – сказал он с неохотой. – Потом он разгневал великого Фо, и тот превратил его в белого орла.
Мара никогда не думала, что одно упоминание тотема сможет до чертиков ее напугать. Но еще она никогда не думала, что ее соберутся принести в жертву… И где? На большом костре! Ведь не зря она всю жизнь носила отметину от огня. Может, это был плевок судьбы. Злая насмешка. А может, просто предупреждение… Плевать она хотела на судьбу. Они ее не получат. Пусть сами лезут в свой огонь…
Огонь! Точно! Тот сон Джо. Огонь, медведь… Выходит, Сэм все-таки прилетит в последний момент, чтобы спасти ее! Вот, кто потушит костер и разрушит весь обряд. Стоп. Ведь там была девушка, которую забрал ворон. Девушка с черными волосами… Нет… Нет, только не это…
Только сейчас Мара поняла, что все это время Нанду что-то ей говорил. И осознала, что ее лицо стало мокрым от слез – а ведь она вроде и не плакала… Точь-в-точь как Джо…
– Пошли, – Нанду схватил ее за запястье и с силой потащил на улицу. Петляя, поволок за собой, чтобы запутать следы и не попасться Дзагликашвили. – Сядь, – бросил он, найдя тихий закуток между двумя шатрами.
– Это была я, Нанду… – она обессилено опустилась на траву. – Все это время… Это была я…
– Чертов Имагми знал… – выплюнул Нанду сквозь зубы, сел рядом и зло ударил кулаком по земле. – Не мог сказать! Ну и попадись он мне! Будет жрать свои перья. Ты же звонила! А он устроил «абонент недоступен»! Да разве мы бы поехали, если бы знали?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Нанду, это…
– Нет, даже говорить не о чем. Мы улетаем – сейчас же. Перевоплощаемся – и фиг они нас еще увидят, – он взял ее за плечи, решительно заглянул в глаза. – Слышишь? Плевать на всех!
– А Брин? Джо?..
– Ну и что им будет? Хоть кто-то из них орел? Максимум их поженят! Нашла, чем испугать…
– Может, их используют, чтобы давить на меня?
– Так в чем проблема?! – Нанду тряхнул ее. – Мы улетим без телефонов! Для шантажа нужна обратная связь, а тебя никто не найдет!
– Мы не можем сбежать, – она затрясла головой, как безумная. – Союз Четырех здесь. Я уверена, они все тут… Мы должны поймать их, вычислить… Иначе они снова соберут вот такую ритуальную мясорубку… И мы не знаем точно, может, планируются еще жертвы… А может, они хотят убить не меня, а любого орла?!
В последнюю фразу она и сама верила с трудом.
– Как же! – Нанду сжал челюсти. – Ты видела, как кровожадно на тебя пялилась эта Эш? Да она готова была перевоплотиться и сожрать нас всех! Ты ведь чувствовала этот запах сырого мяса?
– Нанду… – прошептала она, чувствуя, что вот-вот разревется. И хотела бы не плакать, но гейзер, рвущийся наружу и царапающий горло, был сильнее.
– Тише, мы справимся… – он обнял ее, прижал к себе.
Зря. Втянув носом его пижонский одеколон, уткнувшись носом в попугайскую футболку, Мара разрыдалась, как ребенок. И сама не поняла, как так вышло, но остановиться не могла. Страх и напряжение последних дней, обида на Имагми, злость на Четырех вылились на символику бразильской сборной, пока Нанду терпеливо гладил ее по спине.
Она не знала, как долго плакала. Может, минуту, может, вечность. Но, опустошенная досуха, в какой-то момент успокоилась и затихла в руках друга. Каким-то чудом ощутила себя дома, в Линдхольме. Будто даже слышала шепот холодного моря и тихую песенку Густава.
Вдруг пальцы Нанду сжались на ее плечах, он отстранил ее.
– Слышишь? – спросил он одними губами.
Так это не показалось? Тихое, едва различимое то ли пение, то ли бормотание… Но ошибки быть не могло! Мара слышала эту песню столько раз, что даже не зная слов, могла бы спеть, разбуди ее какой-нибудь псих посреди ночи. Она – и видела, как Густав полирует «Сольвейг». Не может быть! Откуда взялся швед посреди африканского сектора? И почему он поет так похоже?..
Нанду прижал палец к губам, встал и, крадучись, двинулся на звук. К одинокой маленькой палатке, стоящей в стороне. Пение раздавалось оттуда. Подойдя ближе, Нанду подал Маре знак, трижды мерно кивнул, отсчитывая секунды, и дернул на себя завесу.
Внутри сидел старик Чизоба и, бубня под нос шведскую песенку, разбирал и чистил какую-то утварь. Вздрогнув, поднял голову, и Мара встретилась с ним взглядом. Она тут же вспомнила, как знакомо он хромал в шатре вождя. В темных глазах старика промелькнуло узнавание. Сомнения отпали, и Мара, оглянувшись для верности, юркнула в палатку, втащив за собой Нанду.
– Густав! – выдохнула она. – Густав, да как же ты мог!..
18. Ребус с тремя неизвестными
В палатке повисла гнетущая тишина, потом старик изобразил непонимание. Что-то забормотал на незнакомом языке.
– За дураков нас держишь? – не стерпел Нанду. – Прекрати, мы тебя узнали!
– Сам придумал эту абракадабру? – Мара скрестила руки на груди.
У нее появился шанс перекинуть всю внутреннюю неразбериху в гнев – и она этим воспользовалась. Злость переносится куда легче страха.
– Густав, это ты! – продолжила Мара. – Молчишь? Ладно. Нанду, свяжи его, а я позвоню в следственный департамент, и пускай они разбираются… – она потянулась к телефону, и старик вскинул руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Подожди… – сдался он. – Да… Да, это я. Только не надо никуда звонить. Этим ты только себе добавишь проблем.
– Трансформируйся! – почти приказал Нанду. – Густав, дай снова тебя увидеть!
