Маленькая повесть о большом композиторе, или Джоаккино Россини - Ольга Клюйкова

Вторая неудача подряд. Опять! Но Джоаккино, как всегда, некогда было расстраиваться. Проведя три обязательные по контракту спектакля, он скорей помчался в Неаполь. Там снова его ждала работа, к сезону поста, в театре «Сан-Карло». Он должен был написать «трагико-священное действие» «Моисей в Египте». Произведение предполагалось широкомасштабное, в трех действиях. Предложенная теперь тема понравилась композитору. Ведь речь шла о страданиях целого народа под чужеземным владычеством! Все эти события иносказательно перекликались с обстановкой в Италии того времени. Россини с самого начала творчества придавал большое значение актуальности содержания своих опер. Призыв к свободе звучал еще в «Танкреде» и «Итальянке в Алжире», социальная драма разыгрывалась в «Золушке» и «Сороке-воровке». И вот «Моисей» явился закономерным итогом предшествующих исканий, естественным переломом творческих устремлений композитора в сторону народно-героической тематики, нашедшей потом свое гениальное воплощение в «Вильгельме Телле».

Россини редко приходилось работать с хорошими либреттистами. На сей раз пришлось сотрудничать с довольно именитым и известным в Неаполе литератором Андреа Леоне Тоттолой, с тем самым, который так скверно написал либретто «Газеты». В те времена в городе ходила на него эпиграмма:

Был либретто автором Тоттола везучий,Орлом он не был, а мышкой был летучей.

Тоттола положил в основу своего либретто трагедию Рингьери и самонадеянно считал, что «переделал ее в драму более интересную», потому что ввел туда любовные эпизоды. Действие происходит в Древнем Египте. На страну пала тьма. Фараон призывает пророка Моисея с мольбой о свете и обещает отпустить томящийся под игом его власти еврейский народ. Однако его сын Озирид, тайно женившийся на еврейке Эльчии, не хочет ухода ее соплеменников, ведь тогда он должен будет расстаться с любимой. Фараон, внемля просьбе сына, отменяет свое разрешение, а на Египет тогда обрушивается ужасный дождь с градом. Фараон сломлен страданиями своего народа и вновь отпускает евреев. Тогда несчастный Озирид пытается убить пророка Моисея, но падает сраженный молнией. Фараон в гневе посылает на евреев войско. Однако Моисей жезлом раздвигает волны моря – и народ уходит по открывшемуся дну, а когда войска фараона стали преследовать его тем же путем – волны вернулись назад.

И опять Джоаккино пришлось сочинять оперу в спешке – ведь премьера была назначена на 5 марта 1818 года, то есть оставалось всего полтора месяца. Кроме всего, эта премьера оказалась очень важной и ответственной для Россини. В то время в Неаполе очень увлекались немецкой музыкой, и враги композитора постарались противопоставить его Франческо Морлакки, только что вернувшемуся из Германии. «Газета двух Сицилий» писала накануне премьеры, 13 февраля, о том, что Морлакки «предпочитает Музы Сиренам и заменяет пустые и фальшивые украшения той благородной и драгоценной простотой, которая в искусстве, как и в литературе, создает образцы правды, величия и красоты». Имена не были названы, но намек был настолько прозрачен, что трудно было не понять его. И Россини своим новым созданием должен был показать завистникам всю неправомерность их нападок. К 25 февраля он закончил партитуру. Неделя репетиций, и Неаполь вновь поражен удивительным талантом молодого композитора. «Россини одержал новую победу в своем «Моисее в Египте»«, – сообщали газеты.

Правдивые, искренние чувства пронизывали оперу. Это гордость и страх, отчаяние и героизм, любовь и страдание. И над всем царил чарующий россиниевский мелодизм… При этом и гармония, и инструментовка играли значительную роль в передаче нужного настроения. Например, в интродукции в сцене «тьмы» тревожно повторяющиеся в различных тональностях на пианиссимо фразы оркестра создают ощущение растерянности, испуга и глубокой скорби египтян. Слушатели с первых тактов оперы были заворожены чудесным искусством Россини.

Однако премьера прошла отнюдь не так уж гладко, как можно было ожидать. По свидетельству Стендаля, все впечатление от оперы чуть не испортило оформление третьего акта. Дело в том, что там изображался переход евреев через Красное море. «Места партера расположены так, что в любом театре море может быть видно только вдали; здесь же совершенно необходимо было изобразить его на втором плане, чтобы дать возможность его перейти. Машинист театра «Сан-Карло», рассчитывая решить неразрешимую задачу, устроил все очень нелепо и смешно. Партер видел море поднятым на пять или шесть футов выше берегов; из лож, совершенно погруженных в волны, можно было хорошо разглядеть маленьких ладзарони, раздвигавших их по велению Моисея…» Можно представить, что творилось в зале! «Все много смеялись; это было такое искреннее веселье, – писал Стендаль, – что нельзя было ни возмущаться, ни свистеть. Под конец оперу уже никто не слушал; все оживленно обсуждали восхитительную интродукцию».

Как видно со слов Стендаля, казусы постановки не могли до конца снизить красоту музыки Россини. Все должны были признать, что это сочинение композитора совершенно необыкновенное, но отнюдь не своей постановкой. Мощные хоровые сцены, которые составляли его основу, не были типичным явлением для итальянской оперы. Их величавая широта и сила придавали произведению черты оратории. Вместе с тем лирические сцены, исполненные изящества, нежности и тонкости психологических характеристик, позволяют сразу узнать композиторский почерк Россини.

Пока Джоаккино праздновал в Неаполе свою очередную победу, маленький Пезаро начинал жить активной культурной жизнью. К тому времени перестроили городской театр. На открытие местные власти решили пригласить своего именитого согражданина – Джоаккино Антонио Россини, слава которого гремела по всей Италии. А еще хорошо бы, чтобы он поставил какую-нибудь свою оперу, желательно из последних. И вот весной 1818 года завязалась бурная переписка между Россини и организаторами будущего праздника, одним из которых оказался граф Джулио Пертикини. Однажды Джоаккино получил письмо графа, где были такие слова: «Я вас люблю и почитаю, как великую радость нашей родины, и горжусь тем, что я ваш земляк». Ну как же мог Россини, всегда с нежностью относившийся к родному городу, не откликнуться на приглашение столь пламенных обожателей? Конечно, он захотел приехать. А ставить решил «Сороку-воровку». Забота о приглашении исполнителей тоже пала на Джоаккино. И это оказалось, пожалуй, самым хлопотным. Городок был незначительный, да и средства ограничены, а хотелось пригласить знаменитых артистов. Энергии молодого композитора можно только позавидовать, ведь пока шла подготовка выхода на сцену «Моисея» и осуществлялись его первые постановки, Россини успевал заниматься подбором певцов, нудными переговорами с театральными агентами, перепиской с графом Пертикини и другими городскими деятелями. Многое не ладилось. В одном из писем к Пертикини, с которым Джоаккино связывали дружеские отношения, композитор писал: «Мои неприятности таковы и их столько, что не могут быть описаны. Моему другу могу рассказать и сделаю это «как тот, который плачет и говорит» (из Данте. – О. К.)… Этот последний (бас Реморини) заставил меня провести три ужасных дня». Россини пришлось безрезультатно переговорить с Коль-бран и другими знаменитыми певицами, но они не хотели ехать в маленький городок. Наконец все-таки удалось пригласить Ронци де Беньис. И вот в начале марта труппа собралась, а 20 числа, еще в Неаполе, композитор начал репетиции.