Тени возвращаются - Линн Флевелинг

Серегил, немало заинтригованный ждал, несмотря на свое недоверие. Но к его беспокойству, Илар лишь захихикал и поднялся.

— Хороших снов тебе, Хаба. Возможно, я приду к тебе снова этим вечером.

— Нет! Алек… — прохрипел Серегил, не в силах сдвинуть с места свое отвратительно непослушное тело.

— Он больше не твоя забота, не так ли? Ах да, знаешь, что это такое? — Илар сдвинул свой правый рукав и показал Серегилу нижнюю сторону предплечья.

Рабская метка была гладкой и едва заметной на бледной коже.

— Скоро её сведут совсем, потому что я стану свободным. Твой возлюбленный — вот цена моей свободы. И можешь представить, что взамен запросил я, если найду его для них.

Он сделал паузу, оставляя Серегила мучиться вопросом, кто такие эти "они"?

— Ценой, которую назначил я, маленький Хаба, был ты.

Глава 20. Цена одиночества

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ после посещения Ихакобина Алека обычно оставляли в покое, так что он был и удивлен и одновременно доволен, когда в один из таких дней в дверях появился Кенир.

— Хочешь погуляем опять? — спросил он, улыбаясь.

Алек был так рад вновь оказаться на свежем воздухе, что и не подумал сопротивляться, когда один из охранников, ожидавших их, прикрепил цепь к его ошейнику.

И снова за ними следили те же четверо стражей. Алек решил, что оставлять их в покое даже при свете дня не входило в их обязанности. Всё это было не очень-то приятно, но всё же, он не мог сдержать радости от возможности вновь вырваться из стен камеры. Сегодня было чуть теплее, и он, когда они прогуливались по саду, наслаждался теплом солнечных лучей на своем лице, и плеском фонтана и криками чаек над головой.

Спустя какое-то время Кенир взял Алека за руку: так, словно это была самая естественная вещь на свете. Алек виновато покраснел, почувствовав нечто вроде разряда тока, прошедшего между ними, когда его руки коснулась теплая ладонь мужчины.

Что со мной творится? Неужели я настолько одинок?

Он попробовал осторожно высвободиться, не оскорбляя чувств Кенира, но тот очень грустно посмотрел на него и сказал:

— Не отталкивай меня, маленький брат. Мне тут так бесприюно.

Алек был слишком мягок сердцем, чтобы противостоять такому, и Кенир ответил ему благодарным взглядом.

Так они и шли некоторое время, а зватем Кенир вдруг выдавил из себя тяжкий вздох.

— Твой хмурый взгляд подсказывает мне, что есть некто, кому ты хранишь верность, это так? И что, она хороша собой?

Алек неопределенно пожал плечами.

— Нет? — Кенир понимающе улыбнулся: — Или может быть, это не 'она'?

— Я не хочу говорить об этом.

Кенир сделав вид, что и не собирался лезть к нему в душу, отвернулся.

— Что ж, храни свои секреты, — сказал он мягко: — Да и кто я такой для тебя, в конце концов, всего лишь мусор, испорченная вещица…

— Но это не так! — Алек схватил старшего товарища за плечо: — Я ценю твою дружбу, Кенир, и гораздо выше, чем ты думаешь!

Он сделал паузу, желая хоть как-то исправить ситуацию, но понимая, что не следует выкладывать всё, даже такому же рабу, как и он сам.

Кенир всё ещё не решался взглянуть ему в глаза:

— Нет, мне следовало догадаться. Только… ну, в общем, всё это потому, что мне очень одиноко здесь… Пожалуйста, скажи, что мы всё ещё друзья?

Он обернулся и протянул руку. На его щеках были слезы. Алек снова взял его ладонь.

— Конечно друзья. Просто…, - ну что он мог сказать? — Просто, мое сердце разбито, потому что я потерял Его, и не могу думать ни о ком другом. Пока что…

Кенир коснулся щеки Алека.

— А… Вот в чем дело…, - он оглянулся на охранников. Те казались поглощенными своей беседой. Он наклонился поближе, понизив голос:

— Я не требую отдать мне твоё сердце, Алек. Но если бы мы нам обоим вдруг оказалось хорошо вместе…

И Кенир поцеловал его.

Алек попытался уклониться, но Кенир, обхватив его одной рукой за талию, удержал Алека за затылок, и слегка заскулив, не дал прервать поцелуй.

Алек всё же вывернулся из его объятий и отпихнул от себя:

— Перестань!

Кенир наткнулся на край бассейна и упал на него, закрыв лицо руками.

Алек утерся тыльной частью ладони:

— Черт тебя побери, Кенир!

Мужчина теперь по-настоящему плакал, и плечи его вздрагивали под плащом. Охранники поспешили к ним, но Кенир быстро сказал им что-то и они вернулись обратно к своим воротам.

Глянув на Алека, он кротко вздохнул:

— Прости меня. Ты же видишь, я так унижен, я опозорил перед тобой и себя, и свой клан. Что ты теперь должен обо мне думать?

Алек держался от него на почтительном расстоянии, насколько это позволяла его цепь, но возмущение потихоньку уступало место жалости. Он мог лишь догадываться, что это значило — оставаться на чужбине так долго и быть лишенным и намека на честь и достоинство.

— Всё в порядке. Я понимаю, — сказал он, наконец, но тут же пожалел о своих словах, потому что увидел в покрасневших глазах Кенира новый всплеск надежды.

— Значит, быть может не всё ещё потеряно?

— Прости. Нет.

И чтобы показать, что не таит никакой злости, он взял Кенира за руку и потянул его:

— Давай ещё немного прогуляемся прежде, чем они заставят нас вернуться в дом.

Кенир попытался вырвать свою руку, и Алек знал, что он, наверное, должен отпустить его, но он не хотел чтобы тот подумал, будто Алек всё ещё зол на него. И даже теперь он вынужден был признать, что прикосновение этих рук было ему приятно.

"Лишь потому, что это единственный человек, кому я здесь не безразличен", — подумал он, все еще чувствуя себя не в своей тарелке.

Кенир затих на какое-то время, словно собираясь с духом, а потом сбивчиво рассказал Алеку о своем давно потерянном доме. Его глаза снова подёрнулись дымкой, когда он, запинаясь, называл по именам друзей, родных и возлюбленного, с кем так давно был разлучён. В свою очередь Алек вдруг обнаружил, что тоже рассказывает ему об отце и вольной жизни, какую они вели в Нортленде. Похоже, это была самая нейтральная тема, ибо не касалась ни Серегила, ни их тайных дел.

— Как ты оказался в Скале? — спросил Кенир, окончательно успокоившись.

— Когда умер отец, я отправился в Римини на поиски работы.

Это было очень близко к правде.

Цепь неприятно оттягивала обруч, давивший на шею, и он рассеянно тронул его, поправляя. Его пальцы коснулись амулета, и он нащупал надписи на нем.

— Тебя когда-нибудь заставляли носить такое?

— Нет. Это, должно быть, атрибут какой-то особенной очистки.

— Потому что у меня нечистая кровь…