Сокол и ласточка - Борис Акунин

Капитан погладил меня по спине и засмеялся, блеснув зубами.

— Это добрый знак! Поворот на пол румба! Мистер Пимпль, заплетайте!

Неужто ему ни капельки не страшно? Или он до такой степени владеет своими чувствами?

Сейчас мы эту загадку разгадаем.

Я перевернулся хвостом вперед сполз по рубашке, вонзив когти в грудь красавца, а клювом как можно деликатней ударил его в висок.

Только бы он меня не сбросил, только дал бы замкнуть магическую дугу «нидзи»!

Кровь у капитана была горячая, сильно пульсирующая. Сердце билось часто, но ровно.

Непередаваемое ощущение, возникающее от мгновенного слияния двух душ, обожгло меня — в сто раз горячей, чем глоток самого крепкого рома.

Капитан не отшвырнул меня, не вскрикнул, а только рассмеялся и придержал, чтоб я не сполз ниже.

— Так ты не перебежчик? Ты прилетел взять меня на абордаж? Сейчас срублю тебе башку с плеч!

Но я уже знал, что ничего дурного он мне не сделает. Руперт Грей не может причинить зло тому, кто меньше и слабее его.

Я теперь всё про него знал. Я прочел книгу его жизни с первой до последней строчки.

Ах, что это была за книга! В жизни не читал ничего более необычного и увлекательного!

Глава тринадцатая. Алые паруса

Этого человека, как я уже сказал, звали Руперт Грей, но полное его имя было чуть не вдесятеро длиннее, отягощенное титулами и названиями поместий.

Водится на море редкая птица, именуемая «джентльмен-мореплаватель». Появилась она сравнительно недавно и впрыснула струйку свежей крови в мир, прежде населенный всего тремя особями: торговцами, вояками да пиратами. Джентльмен-мореплаватель обычно — богатый бездельник, которому прискучили удовольствия сухопутной жизни и который жаждет новых впечатлений и острых переживаний. Плавают они не для выгоды а из любопытства. Лучшим из них свойственна любознательность и даже любовь к наукам. Они не только изучают пороки, процветающие в разных частях света, но подчас собирают гербарии диковинных растений или описывают неизвестных в Старом Свете животных.

Я всегда полагал, что избыточность средств и свободного времени вкупе с пытливым умом принесут человечеству больше пользы, чем любой свод законов или строительство мануфактур. Мою правоту подтверждает пример античных мужей, мудрейшие из которых только и делали, что философствовали, не поднимаясь с пиршественного ложа. Новые времена оснастили ложе парусами, так что стало возможно с комфортом странствовать по всему свету.

Верней, однако, было бы назвать Руперта Грея «лордом-мореплавателем», ибо но рождению он стоял много выше обычного джентльмена. Из представителей высшей аристократии последних столетий, пожалуй, лишь португальский принц Генрих Мореплаватель мог бы посоперничать с лордом Греем в одержимости океаном. Но Генрих, кажется, никогда не покидал суши и л кизил море, так сказать, платонической любовью. Руперт же почти не ступал на землю.

Судьба готовила юноше совсем иное поприще. Старший сын герцога, ведущего свои род от свирепых англов, что высалились на британских островах тысячу лет назад, Руперт прямо с колыбели начал делать придворную карьеру и, верно, еще в молодости достиг бы звучной должности вроде обер-шталмейстера, гранд-егермейстера или какого-нибудь первого лорда опочивальни, но на уме у мальчика было только море и ничего кроме моря.

Шестнадцати лет он сбежал из родительского дома. Скрыв имя и звание, поступил штурманским учеником на корабль, плывущий в далекую Ост-Индию. Родителям оставил прощальную записку, но о маршруте не упомянул ни словом, тая, что отец выслал бы вдогонку целую эскадру. С тех пор ни в Англии, ни в Европе беглец ни разу не был.

Он прошел по всем ступеням морской службы — без протекции и поддержки, на одном упорстве и силе воли. Не огрубел, не оскотинился, как многие юнцы подобной судьбы, а только окреп и утвердился в любви к морю. В двадцать пять лет он стал капитаном и о большем не мечтал.

Плавать по бескрайнему океану и никому не подчиняться — что может быть лучше?

Но стоило молодому человеку внести свое имя в капитанский реестр, как на него тут же вышли агенты адвокатской конторы, давно уже разыскивавшие по всему свету наследника титулов и огромного состояния. Старый герцог умер, а младший сын не мог вступить в права наследства, пока не установлено со всей достоверностью, что старшего брата нет в живых.

Представитель почтенной юридической компании отыскал капитана Грея в Веракрусе, уверенный, что получит от счастливца щедрое вознаграждение за такую весть. Полдюжины громких титулов, десяток почетных званий, богатые поместья и миллионы в звонкой монете — вот что ожидало наследника на родине.

Приз, доставшийся старательному стряпчему, превзошел все его ожидания. Сумасбродный капитан отказался от всех прав в пользу брата, подписав соответствующее прошение на имя его величества. Обратно в Англию адвокат полетел как на крыльях, твердо зная, что новый наследник за такое известие его озолотит — и, надо полагать, в своих расчетах не ошибся.

Из носителя громкого имени эксцентричный молодой человек превратился просто в лорда Руперта, не герцога, не пэра, не миллионщика. Единственное, что он себе истребовал, это деньги на приобретение собственного корабля. Стряпчий немедленно устроил чудаку неограниченный кредит, которым капитан воспользовался на славу. Лучшего судна, чем он себе построил, и лучшего экипажа, чем подобрал, не существовало на всем божьем свете.

Пожалуй, лишь гондолы с венецианского Гранд-канала могли бы поспорить с «Русалкой» красотой и нарядностью, но гондола не может преодолеть десять тысяч миль по бурным океанским дорогам. Воплощенная мечта капитана Грея издали была похожа на игрушку, на искусно выполненный макет вроде тех, что стоят под стеклянным колпаком где-нибудь в Сент-Джеймском дворце или Версале. Вблизи фрегат выглядел еще краше. Все палубы и даже трюм сияли чистотой, бронза и медь сверкали ярче позолоты. Впрочем, позолоты тоже хватало — ею была покрыта затейливая деревянная резьба, украшавшая корму, нос и борта. Поразительней всего (уж этого от парусника никак не ожидаешь), что корабль еще и благоухал, будто лавка пряностей, разместившаяся внутри цветочной оранжереи — а все потому, что капитан никогда не перевозил дурно пахнущих грузов, отдавая предпочтение благородным товарам вроде индийских специй, абиссинского кофе или розового масла.

Бушприт судна был украшен фигурой русалки, о которой речь еще впереди. Пока же довольно сказать, что, когда корабль вставал у причала, полюбоваться скульптурой собиралась целая толпа, обычно состоявшая из одних мужчин.

У сочной природы южных стран Грей заразился любовью к ярким цветам. Поэтому каждый год он красил корпус своего корабля по-новому и в зависимости от этого заказывал новые паруса. В последнее время паруса у «Русалки» были алые, а борта белые — поистине царственное сочетание.

Быстрее фрегата не знавали моря. Под хорошим ветром он развивал скорость до пятнадцати узлов. Несмотря на женское имя, корабль мог отлично за себя постоять, имея тридцать два дальнобойных орудия и превосходных канониров. Надо сказать, что вся команда судна была на подбор и очень гордилась, что служит на таком невиданном корабле, под началом настоящего полоумного лорда. Матросам даже льстила репутация, закрепившаяся за их капитаном; они и сами, бывая на берегу, любили поразить публику лихими чудачествами.

Истинно красивый человек не может существовать без большой любви к кому-нибудь или чему-нибудь. Любовью всей жизни для Руперта Грея была его «Русалка» — и корабль в целом, и в особенности деревянная дева, прикрывавшая своей обнаженной грудью нос фрегата. Это изваяние вырезал гениальный скульптор-итальянец, которого Грей встретил полуспившимся в Одной из таверн Веракруса. Долгие годы художник изготавливал только мадонн для церковных алтарей и так обрадовался необычному заказу, что вложил в русалку весь свой талант и неиспользованный жар души. Получив от капитана неслыханный гонорар, старик пустился в загул и упился до смерти, но умер совершенно счастливым.

А Руперт влюбился в статую. В открытом море он не мог наслаждаться ее ликом и формами, поскольку фигуры было не видно с палубы, а спускать шлюпку по столь сентиментальному поводу он стеснялся. Тем нетерпеливее Грей ждал захода в порт.

Едва фрегат бросал якорь, капитан спешил на причал или садился в лодку и подолгу мечтательно любовался своей русалкой, окутанный облаком ароматного табачного дыма, не замечая, что за странной сценой с изумлением наблюдает множество глаз. (Всякий раз, когда разноцветный корабль заходил в какой-нибудь порт, на берегу немедленно собиралась толпа). Нечего и говорить, что женские глаза взирали на чудного моряка с особенным выражением.