Слуги паука 2. Пленники паука - Морис Делез

Конан кивнул:

— Я тоже сперва так подумал, но позже понял, что ошибся.

— Как ты можешь быть уверен?

— Все просто.— Северянин пожал плечами.— Они знают, кто я, знают, что меня наняли, знают, где меня искать. К чему им понапрасну тратить время на слежку?

— Они ищут способ,— Королевский Дознаватель посмотрел в глаза молодому варвару, словно радуясь его трудностям,— устранить тебя.

— Хвала Крому, если так.— Конан равнодушно зевнул. — Я боюсь иного.

— Чего же? — удивилась Сиотвия.

— Неизвестности.

И он вновь внимательно посмотрел на Тефилуса, словно говоря: «Еще не поздно все рассказать», но тот поспешно отвернулся.

— Хорошо. Ты прав. Со временем это выяснится, а пока пусть все остается как есть. Брун, пойдем со мной.

Тефилус кивнул женщинам и вышел, даже не посмотрев на Конана. Он понял кое-что очень важное. Все его умозаключения, несмотря на их стройность и правдоподобие, никак не могли быть правдой, а скорее напоминали бред. И так будет до тех пор, пока он не обнаружит чего-то нового, чего не знал до сих пор.

Мелия с тихой грустью смотрела на Конана. За те два дня, что он провел в доме, они не перекинулись и парой слов: им никак не удавалось остаться наедине, постоянно кто-то мешал, а при людях она намеренно оставалась по отношению к нему холодна и надменна.

Аниэла улыбнулась ему:

— Не сердись на мужа. Я знаю, вы не ладите, но он жаждет защитить дочь и оттого бывает несправедлив.

Киммериец прекрасно знал, почему Тефилус ненавидел его, понимал и вполне естественное желание Аниэлы наладить их отношения и ничего не имел против этого.

— В одном твой муж прав,— сказал он и, увидев искреннее недоумение на лицах всех трех женщин, пояснил:— в доме действительно есть предатель.

— Ты… Ты уверен в том, что говоришь? — Аниэла не верила своим ушам.

— Совершенно.— Конан убежденно кивнул.

— Но почему ты не сказал Тефилусу? — спросила она.

Конан поморщился:

— Он измордовал бы рабов, не говоря уже о воинах Бруна, и ничего бы не добился.

— Верно, — согласилась Сиотвия, — нельзя допустить, чтобы нас возненавидели люди, защищающие нас.— Она помолчала.— Но откуда ты знаешь?

Конан протянул ей листок.

— Что это?

Сиотвия удивленно вскинула брови. Аниэла иэла и Мелия подошли, чтобы посмотреть.

— План дома.

Аниэла вздохнула с облегчением.

— Ах, Конан! — Она весело взглянула на киммерийца.— Успокойся, план дома может составить любой из побывавших у нас, а таких в Шадизаре сотни! — Она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, которая даже теперь могла свести с ума кого угодно.

Конан невольно вздохнул:

— Значит, любой может нарисовать?

— Конечно! — радостно подтвердила она.

— И план первого этажа, который весь, за исключением овального зала, отдан в распоряжение прислуги? — спросил Конан, не сводя с нее пристального взгляда.

Улыбка застыла на лице Аниэлы.

— Вплоть до погребов и кладовок, где в случае надобности можно спрятаться? — продолжал он.

Женщина побледнела.

— Ты прав, Конан,— вместо дочери ответила Сиотвия,— мы будем приглядывать за слугами, но вот воины Бруна…

— Воины Бруна ни при чем,— убежденно ответил он.— Это было бы слишком.

— Но ведь сегодняшние ночные гости — аренджунцы?— возразила Сиотвия.— Если жрецы наняли их, могли нанять и еще кого-то.

— Верно, — кивнул Конан, — но Эль-Карам и Бен-Сауф — знаменитые похитители людей. Именно поэтому к ним и обратились.

— Но что если…

— У них просто не было времени.

Конан упорно стоял на своем.

— Хорошо.— Сиотвия решила прекратить ненужный спор.— Сегодня должен появиться Мэгил. Мы просили его выяснить все, что можно, и надеюсь, его приход прояснит наше положение окончательно.— Она обернулась к Конану: — Ты хотел сказать еще что-то?

Киммериец кивнул:

— Я хотел спросить: вы убедились в серьезности и настойчивости наших врагов?

— Мы и не сомневались в этом.— Сиотвия ответила за всех.

— Тогда я хочу повторить и свое предложение: Мелия должна уехать.

— Нет.— Мелия побледнела и умоляюще посмотрела на могучего варвара, впервые заговорив с ним.— Как только мы покинем Шадизар, мы станем беззащитными, и меня уже ничто не спасет. Я боюсь…

Киммериец посмотрел на Аниэлу и Сиотвию и, хотя обе молчали, понял, что они согласны с девушкой.

— Хотя мы и не можем рассчитывать на защиту Управителя, но здесь, по крайней мере, днем, никто не отваживается нападать на дом Главного Королевского Дознавателя. Это уже немало.

Сиотвия серьезно посмотрела в глаза Конану:

— Будь я молодой женщиной, я бы согласилась на твое предложение.— Она лукаво улыбнулась северянину.— Но я бабушка Мелии и тоже говорю: «Нет». В степи или в горах, неважно, на вас немедленно будет объявлена охота.

— Полное единство.— Он беспомощно развел руками, все трое, как по команде, улыбнулись ему, и Конан невесело покачал головой.— Так, может, сделаем вид? Пусть Хараг думает, что Мелия покинула Шадизар!

— Ничего не имею против.

— Конан! Опять Конан!

Xapaг ходил из угла в угол, не находя себе места от душившей его злости. Достигнув почти вершины власти, он привык к слепому повиновению, к тому, что любое его желание немедленно выполнялось, а малейшее непослушание, да что там непослушание, только мысль о нем, просто проявление недовольства жестоко и немедленно карались.

Теперь же какой-то мелкий воришка, по которому давно плачет топор палача, этот варвар, спустившийся с Киммерийских гор, смел противиться ему! Противиться?! Он нарушил все его планы, сначала поймав его жреца, специально обученного для таких дел, а потом — нанятую им банду похитителей людей из Аренджуна! Лучшую во всей Заморе!

Рамсис сидел в кресле, с удовольствием потягивая кисловатое ледяное стигийское вино, которое предпочитал всем прочим, и с интересом наблюдал за своим приятелем. Впрочем, приятель — не совсем верно. У жреца Сета не было друзей, приятелей, возлюбленных — всего того, к чему стремятся прочие люди. По крайней мере, люди обычные. У него были рабы, слуги и наложницы, которых он изредка одаривал, если они умели ублажить его как следует, или наоборот — приносил в жертву своему мрачному богу, и последнее случалось гораздо чаще. Но иногда он словно вспоминал, что между людьми бывают и иные отношения — не только рабское подчинение, но и равноправное сотрудничество, правда случалось такое редко и исключительно в силу необходимости. К тому же такие отношения не нравились стигийцу, ведь с равноправным партнером приходится делить плоды победы, и тут он был бессилен что-либо изменить, утешая себя мыслью, что мир, к сожалению, еще несовершенен.