А дальше – море - Лора Спенс-Эш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не так он хотел закончить эту историю. Надеялся провести больше времени с Беа, задать вопросы, которые так и не задал, растянуть и смаковать каждый миг вместе. Теперь он отчетливо осознал, что все позади. Он вернется домой и женится на Роуз. Останется на своей скучной работе. Будет заботиться о семье. А Беа останется здесь и будет учить детей, а однажды тоже выйдет замуж и остепенится. Они оба делали то, что должны были делать. Уильям давно уже понял, что им не суждено быть вместе. Потому и перестал писать ей. Он должен был отпустить ее. Потому и не хотел встречаться с Беа в европейском путешествии. Хотел сохранить ее в воспоминаниях. Но это никак не отменяло их чувств друг к другу. Он любил ее единственной любовью, которая отличалась от всех остальных известных ему чувств. Но в эти выходные стало ясно, что Беа изменилась. Она больше не та девочка из прошлого.
Вытянувшись на кровати, он размышлял, что сказать Роуз. Она знала о существовании Беа, но это и все. Какая-то девочка, которая пять лет прожила в их доме. Роуз восхищалась благородством его родителей, которые открыли двери своего дома для чужого ребенка, а Уильяму это казалось совершенно естественным. Кто бы решился на такое? – рассуждала Роуз. В смысле, это мило и все такое, но правда, а вдруг попался бы ребенок с какой-нибудь болезнью? Или он мог обворовать вас.
Вовсе нет, возражал он, удивляясь собственному отсутствию цинизма. Это были просто дети. Дети в беде. Мы с тобой поступили бы точно так же. Но не был уверен, что так и есть.
Уильям решил, что не станет рассказывать чересчур подробно. И уж точно он не собирался признаваться, что они переспали. Ей это знать ни к чему. Просто встретились старые друзья, немножко вспомнили прошлое. Он скажет, что виделся с Беа, случилась пара свободных дней, он позвонил, и она показала ему город. Как там любит говорить Нельсон? Лучшая ложь – это всегда полуправда.
Беа
– Если ты читала мои открытки, то я там прямо сообщила. Написала, что нам пришлось сократить путешествие. – Миссис Томпсон язвительно приподняла бровь, закончила вытирать посуду, сняла фартук и повесила на крючок.
Ни слова об Уильяме и о том, что она обнаружила в квартире. Постель застелена, полы протерты. Одежда, валявшаяся по полу, теперь висела в шкафу. Фотографии аккуратной стопкой лежали на бюро. Ворочаясь ночью без сна, Беа вновь мысленно перебирала их, злясь на мать, что та некстати заявилась домой, но отчасти смущенная историей с Уильямом. Наверное, она совершила ужасную ошибку. Настоящее уступило под давлением прошлого.
Как только занялся рассвет, Беа оделась и выскользнула за дверь. На улицах было тихо и прохладно, только вдалеке прогрохотала тележка молочника. Она добралась до вокзала к семи, выпила кофе и ждала под часами. Она знала, что Уильям придет вовремя, и вот он – пробирается сквозь скопление ранних пассажиров. Взяв Беа за руку, повел ее к лавочке около камеры хранения. Они сели, и он обнял ее за плечи, притиснул к себе и поцеловал.
– Хорошо спала? – И оба криво ухмыльнулись, понимая, что ответ и у нее и у него одинаковый. – А ты ведь рассказывала мне про эти часы, – сказал он, подняв голову. – Что-то в них было особенное.
Беа кивнула:
– Думаю, ты про часы, которые на Паддингтоне. Я ведь оттуда уезжала. Помню, как смотрела на стрелки часов, как свет падал из верхнего окна, мы стояли тесной толпой, ждали поезда, не представляя, куда отправляемся.
Оба взглянули на потолок. Высоко над головой свет преломлялся в замысловатых переплетениях стальных конструкций.
– Удивительное сочетание легкости и тяжести, – заметил Уильям. – Причудливые изгибы, высокие арки. Металл, лязг вагонных колес.
– Викторианские вокзалы, – сказала Беа. – Соборы промышленной революции.
– Ага. Почти так же одухотворенно.
– Ты, кстати, не рассказал, – вспомнила Беа. – Я так поняла, Роуз католичка?
– Точно. Свадьба будет в церкви.
– Это убьет твою мать.
– Ничего, переживет.
Они испуганно взглянули друг на друга: нельзя легкомысленно произносить такие слова. «Прости» – это прозвучало одновременно, в один голос, и оба рассмеялись.
– А ты не сменил веру, а?
– О боже, нет. Я очень плохой протестант. И стал бы еще худшим католиком.
– Но во что ты веришь?
Он крепче сжал ее руку.
– Точно не знаю. Я стараюсь об этом всерьез не задумываться, сразу мозги набекрень. А ты? Раньше ты верила гораздо сильнее, чем я.
– Я всегда хотела верить, что небеса существуют. И твой папа сидит там рядом с моим, они наконец-то встретились. Может, играют там в шахматы.
Уильям улыбнулся:
– Вот это картинка. – И спохватился: – Кстати, почему ты мне не рассказала?
– Про шахматы? Не знаю. Подумала, что это неважно.
– А почему продолжала переписываться с Джеральдом?
Беа не спешила с ответом. И вообще не была уверена, что Уильям поймет.
– Я волновалась за него, – наконец сказала она. – Хотела убедиться, что с ним все в порядке.
– Я не должен был бросать нашу переписку. Если бы мы продолжали общаться… – Он умолк и отвернулся.
– Что, Уильям, ты не встретил бы Роуз? Не был бы помолвлен? Она не забеременела бы? Ну брось. Жизнь продолжается. Для нас обоих. Мы были просто детьми.
– Что сказала твоя мама, когда я ушел? – спросил Уильям, рассеянно оглядывая людей на вокзале, он не хотел сейчас ссориться.
– Что и ожидалось, – фыркнула Беа. – Тишина, как будто тебя и в помине не было.
– Уф, – выдохнул он; они снова рассмеялись, и напряжение спало.
Она прислушивалась к объявлениям из репродуктора, и вот оно прозвучало: «Поезд до Саутгемптона, платформа номер десять». Беа встала, протянула руку:
– Пойдем к поезду. А то набежит толпа народу, как обычно в это время года.
Он остался сидеть, глядя на нее снизу вверх.
– Не гони меня, – попросил он. – Пожалуйста.
– Не глупи, – ответила Беа.
Она попыталась увидеть будущее, которого, как ей казалось, он хочет. Она больше не могла представить их вместе. Столько лет думала о нем. Столько лет мечтала. Но они больше не принадлежали друг другу. И она знала, что он это тоже понимает.
– Тогда просто посиди со мной еще, ладно?
