Серебряный город мечты - Регина Рауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё хорошо, прекрасная маркиза…
— Читал, там было не так, — Алехандро усмехается.
Криво.
Более криво, чем все прошлые разы.
— Возможно, но ты не уточняй при Чарли. Он не читал, поверил на слово, — я фыркаю, кручу головой в поисках этого самого Чарли.
И Кармен.
Еще Пабло, который друг Алехандро и который всю дорогу попеременно и зазывно подмигивал то мне, то Анне, что экскурсоводом в этой компании числится, составляет программу развлечения, сопровождает везде. И на ком сосредоточиться за два прошедших часа друг Алехандро так и не определился, поэтому при нашем появлении мечется от Анны с белой розой в руках ко мне, вручает вторую такую же непонятно откуда взявшуюся.
— Это тебе, bella[1], — он сверкает обаянием.
Обольщает.
Отчего улыбнуться и рассмеяться получается по-настоящему и задорно, и розу я принимаю, киваю благосклонно и театрально.
Шутливо, потому что и для Пабло это всё шутка, игра ради самой игры и развлечения, не будет он мрачнеть и сверкать глазами, если ему сказать: «не стоит», не станет мне не по себе от его пристального и нечитаемого взгляда, поэтому, поскальзываясь на тропе при, всё же, пешем спуске, я ухватываюсь за него.
— Пабло!
— Держу, красавица! — тридцать два зуба мне в улыбке демонстрируют, повторяют уже привычное обращение на испанском.
Думают не больше секунды, а после спину благородно и мужественно подставляют, предлагают прокатиться, и я, тоже не думая больше секунды, соглашаюсь, запрыгиваю, обхватываю крепкую шею руками.
Хохочу.
Тереблю его, требуя, научить меня ругаться на испанском, обещаю в ответ поделиться чешским и русским, который велик, могуч и трехэтажен, и сожалеть, что согласилась на испанскую компанию, я перестаю.
Я забываю обо всём.
И в зоопарке мы с Пабло ведем себя детьми, портим фотографии Кармен, почти не слушаем Анну, которая пытается рассказать о том, что это старейший зоопарк Чехии, основанный в начале прошлого столетия и…
И далее я знаю.
Мне всё это рассказывала ещё пани Власта, а Пабло историей, важность и заодно причиной показываемой ему достопримечательности не интересуется, поэтому купленные мыльные пузыри я выдуваю ему в лицо.
Смеюсь.
Делюсь любимым местом и белыми тиграми, которые поразили меня ещё в первый визит с пани Властой, даже больше жирафов и зебр поразили, влюбили в себя, запали в сердце, поэтому к стеклу вольера, как и тогда, я прилипаю.
— Меня сюда привезла бабичка после похорон мамы. Первая поездка куда-то без неё.
Я говорю, забываясь, на чешском.
И вслух.
И, когда Пабло переспрашивает на английском, я лишь качаю головой, говорю другое и неважное, предлагаю хот-доги, которые покупать Пабло соглашается по секрету от Анны, коя за правильностью питания тоже следит.
Отчитывала вчера за пиццу.
— Чудовище, — Пабло жалуется.
Жмурится довольно, а чудовище в лице Анны подкрадывается со спины, морщится недовольно, вызывая очередной приступ веселья. И от нашего показного раскаянья она только фыркает, напоминает про Северо-чешский музей, и лицо Пабло вытягивается печально.
Кидается печальный и просительный взгляд на меня.
— Ты меня там не бросишь.
— Там не все так плохо, но я тебя не брошу, — я заверяю.
Дожевываю под неодобрительным взглядом экскурсовода свой убийственный фастфуд, и в сторону музея нас конвоируют, отбирают у меня мыльные пузыря, просят и меня, и Пабло вести себя прилично.
Мы же клянемся.
Переглядываемся понимающе и тоскливо, слоняемся за всеми по этажам и залам, в которых я тоже бывала, видела и чучела, и доспехи, и гобелены, и прочее, прочее, прочее. И ничего-то нового и интересного не появилось, поэтому по очередному залу я брожу, разглядывая портреты, почти не слушаю, выхватываю лишь отдельные слова экскурсовода музея.
— …Вальберштайнов относится к старинным дворянским родам. Их история начинается в тринадцатом веке, когда через эти земли проходили основные торговые пути, связывающие Чехию, Польшу и Германию…
Экскурсовод вещает хорошо поставленным голосом.
Указывает на старую карту, показывает эти самые пути, и Анна с Кармен слушают её внимательно, переговариваются шёпотом о чём-то Чарли с Пабло.
Появляется, пряча телефон, в арочном проёме Алехандро.
А я перемещаюсь к очередному портрету, кажется, первого из рода Вальберштайнов, которые, если прислушаться, загадочны и таинственны. И вспомнить, чтобы про них рассказывали в прошлый раз, я, к своему удивлению, не могу, а посему прислушиваться начинаю.
— …Ян Вальберштайн, как утверждает Хроника Галла Завеского, родившись в Праге, провёл свою молодость в Венеции. Его мать, Морета Баготини, принадлежала к старинному венецианскому роду патрициев. Именно на Родине матери судьба свела Яна с Марко Поло и определила его дальнейшую жизнь…
Жизнь дала курс на Китай.
И на портрет, в котором, как мне мнится, мало правды и похожести на Яна, я всё одно взираю уважительно, разглядываю высокий лоб и римский гордый нос, всё лицо, которое обозвать хочется исключительно волевым.
Интересно, каково это было путешествовать в те времена? Думалось, что ты немного больше, чем многие другие, те, которые максимум услышат только твои рассказы о чужеземцах и диковинных обрядах и ритуалах?
Не увидят никогда сами.
— …в Чехию Ян вернулся уже в довольно преклонном возрасте, был представлен при дворе Вацлава Второго, довольно быстро завоевал расположение короля и даже являлся наставником его сыновей. К тому же времени относится приобретение замка Гоцевича, располагавшегося в тридцати километрах от Либерца. Ян выкупил его у короля за пятьсот пражских грошей. К сожалению, замок Гоцевичей-Вальберштайнов до нашего времени не сохранился…
Потому собрали макет, что под стеклянным куполом, подсвечен со всех сторон, и, быть может, от этого, не являясь настоящим, он выглядит парадоксально подлинным и величественным.
Монументальным.
— …именно в период владения Вальберштайнами замок и отошедшие роду земли достигли пика своего могущества. Сам замок был существенно перестроен и расширен, была возведена восьмигранная лестничная башня. Удача сопутствовала Вальберштайнам…
Поскольку привёз Ян из чужеземных стран не только пряности по цене золота, которыми торговали его венецианские родственники, да рассказы о чёрных горящих камнях.
Был иной камень.
Солнечный.
— …и ярче солнца, дороже всего золота мира. За этот камень продавали жизни и убивали, предавали отца и мать, теряли разум, ибо сводило с ума его сияние. Он хранился веками в Поющем храме на самой высокой горе, оберегался княжеской семьей и их народом, защищался до последнего вздоха…
Поэтому когда пришли войска врагов, то погибли в неравном бою сначала храбрые
