Течет река Эльба - Алексей Филиппович Киреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Внимательнее будьте, лейтенант! — предупредил Крапивин. — Докажите, что вы умеете не только частушки под гитару петь.
Виктор почувствовал, как Крапивин подавил в себе смех. «Вот батя так батя, кажется, мысли на расстоянии читает», — подумал Веселов и ответил:
— Есть, быть внимательнее!
Самолет мягко коснулся бетонки и, пробежав несколько сот метров, остановился. Веселов облегченно вздохнул. Крапивин сказал:
— Сегодня снова родился летчик.
Веселова будто обдало жаром, он не сразу сообразил, что ответить командиру, и лишь тихо произнес:
— Спасибо, батя.
А через минуту Веселов стоял в кругу товарищей, немного растерявшийся, со шлемом в руке. Его белесый чубчик, примятый шлемом, был похож на небольшой кренделек, и это делало лицо Веселова забавным. Смущенно улыбаясь, он минуту-другую молчал, потом вдруг, ударив шлемом о землю, пустился в пляс и запел:
Меня били, колотили
И частушки петь учили.
А я, братцы, вот вам крест —
Опять на небо залез.
Потом, накинув на голову носовой платок, еще раз прошелся по кругу:
Был ты в штабе, друг земной,
Шил бумажечки иглой,
А теперь ты летчик,
Наш орел-молодчик!
Было обеденное время, и Крапивин не считал нужным прерывать это своеобразное представление. У Веселова большое событие, теперь он на всю жизнь обретет крылья, и нужно, чтобы этот день, этот полет остался в памяти.
Фадеев, поправив очки на переносице, сказал:
— Вот и состоялось посвящение в летчики нашего Веселова. Теперь, как видим, он дал слово и летать хорошо, и частушки петь отменно. Значит, и заживем мы веселее, и дела у нас будут спориться. А теперь слово Ивану Ивановичу Крапивину.
Командир полка вошел в круг, и все сами собой построились в небольшое каре, подровнялись.
— Теперь пора, пожалуй, вручить лейтенанту Веселову летную книжку. Сегодня он выдержал, вполне выдержал свое второе крещение. И я вот прямо перед вами вручаю ему паспорт летчика.
Веселов, серьезный, посуровевший, казалось, говорил ребятам: «Оправдаю ваше доверие, друзья».
Крапивин подозвал Виктора к себе, вручил книжку, пожал руку.
— Высокого и счастливого неба вам, лейтенант!
— Служу Советскому Союзу!
Через несколько дней в полк прибыл полковник Бурков. Приехал он, как всегда, неожиданно. Полетов не было, лишь летчики дежурной эскадрильи находились на аэродроме, коротали время в домике.
Трифона Макеевича встретил Крапивин, засидевшийся с замполитом, начальником штаба и секретарем партийного бюро. У них был сегодня горячий день: после партийного собрания, на котором обсуждали опыт лучших летчиков по перехвату низколетящих целей, они наметили план, как лучше и быстрее внедрить этот опыт во все эскадрильи.
Приняв рапорт, полковник предложил пройти в кабинет. Крапивин и Фадеев последовали за ним. Бурков открыл дверь, отшатнулся: под потолком кабинета плавали клубы дыма.
— А начадили-то, хоть топор вешай, — сказал он строго и сделал жест, чтобы открыли окна. — Неужели нельзя было проветрить!
— За работой не заметили, — пытался сгладить впечатление Крапивин. — Интересное дело, товарищ полковник.
Бурков подошел к столу, заваленному листами ватмана со схемами, взял один, повертел его, прищурил левый глаз, прикрыл кустистой бровью, повернулся к Крапивину.
— Не это ли дело считается интересным? — спросил Бурков, положил схему на стол, постучал по ней пальцем.
— Так точно, товарищ полковник, — ответил Крапивин. — Понимаете...
— Ну-ну, говорите, послушаю.
— Понимаете...
Трифон Макеевич поморщился, передернул плечами:
— Словно не кадровый офицер докладывает, а приписник. Нельзя ли без этих «понимаете»?
— Пожалуй, можно, товарищ полковник.
— Вот давно бы так. Докладывайте.
— У нас состоялось партийное собрание. Мы заслушали доклад коммуниста Новикова об опыте перехвата низколетящих целей. Разработали план, как лучше это дело внедрять.
— И что же вы надумали? — спросил Бурков, садясь на табуретку.
— Кое-что, пожалуй, интересное.
— Говорите, я слушаю. — Полковник просверлил Крапивина взглядом.
— Во-первых, наиболее опытные летчики должны выступить перед теми, кто только начал летать на перехват низколетящих целей. Во-вторых, инженеры расскажут, как бороться с помехами противника...
— И в-третьих? — спросил полковник, еще пуще сверля взглядом Крапивина.
— И в-третьих, наглядная агитация. Схемы, чертежи и, наконец, рассказы о боевых приемах при атаке цели.
— Все? — спросил полковник.
— Это первые наметки.
Бурков опустил свои тяжелые ладони на лист ватмана, хрустнул пальцами, сказал:
— Садитесь. И слушайте меня. Помните, как сказал однажды Чапаев своим подчиненным: все, о чем вы тут говорили, надо забыть и наплевать. Вот так! Забыть и наплевать. Вы живете старыми представлениями, представлениями военного времени, когда авиация была винтокрылая, тихоходная и с потолком, что гулькин нос. Что ж, по-вашему, за «кукурузниками» вы будете охотиться или воевать с современной быстроходной авиацией, у которой потолок двадцать с гаком? — Бурков поерзал на табуретке, немного нервничая. — Какое сейчас основное направление в авиации, Крапивин? — обратился он к командиру полка, но сам же ответил: — Скорость и высота! Высота и скорость! Скоро тридцать с гаком потолок будет, а скорость? Тю-тю. — Полковник свистнул. — Вот и подумайте, стоит ли заниматься такими штучками. — Бурков постучал по ватману.
— По-моему, товарищ полковник, стоит и тем, и другим, пожалуй, — возразил Крапивин.
— Подполковник Крапивин, — недовольно сказал Бурков и встал. Все тоже встали. — Есть программа боевой подготовки, утвержденная Москвой! Вы не имеете права самовольничать... Посмотрю я сейчас, как у вас на потолке работают. Жарко всем будет. Какая эскадрилья дежурит? — спросил Трифон Макеевич.
— Вторая.
— В ней есть эти самые специалисты по низким целям?
— Есть. Лейтенант Новиков и лейтенант Тарасов.
Полковник подошел к телефону, попросил соединить его со штабом.
— Говорит Бурков, — сказал он в трубку. — Поднимите высотную цель на рубеж номер два. — Он положил трубку,
