Течет река Эльба - Алексей Филиппович Киреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я что, хуже Карлуши! — крикнул Прохор, подхватил Бригитту на руки и закружился по поляне. Бригитта вырывалась из его объятий.
— Пусти, закружишь, пусти...
— Вот и закружу! — кричал Прохор, целуя Бригитту.
— Ну, хватит же, хватит, — умоляюще просила девушка.
Тяжело дыша, он сел на траву. Рядом присела Бригитта. Она прижалась головой к его плечу. Немного помолчали.
Бригитта встала, пошла по поляне, чтобы нарвать ромашек. Прохор смотрел на девушку: на ее гибкий стан, черные волосы, на челку, закрывавшую почти весь лоб, на подбородок с ямочкой и думал: «Сегодня она еще лучше».
Бригитта подошла к Прохору, присела, поджав под себя ноги. Перебирая ромашки, делая из них букет, она спросила:
— У вас тоже есть ромашки?
— Море! — ответил Прохор. — Прямо возле села растут. У нас речка и луга. Мое село Раздольное прямо на берегу. Большое село — целых пятьсот дворов. У вас таких нет — пятьсот дворов! Переберешься на ту сторону Оки, я говорил как-то тебе, так река у нас называется, — трава по пояс. Когда мальчишкой был, в прятки в лугах играли. Заберешься в пырей — обдерешься до крови. Зато в клевере — красотища! Ляжешь на спину, глаза в небо, а над ухом, слышишь, пчела жужжит, с цветка на цветок перелетает. Друзья, бывало, ищут-ищут, так и не найдут. Переплывут домой, а я все лежу в траве и мечтаю. О чем только не мечтал! И о ковре-самолете, и о путешествии в какую-нибудь дальнюю-предальнюю страну, и о девушке, чтобы была самая красивая на свете... Книжки с собой брал. Отец привозил. Поедет в Рязань, целую сумку накупит.
— Кого же ты любишь? — спросила Бригитта. Прохор не понял вопроса. — Кого, я спрашиваю, любил читать?
Новиков ответил не сразу. Есть у него любимые писатели, но знает ли она их?
— Донского казака люблю. — Прохор оживился. — На Дону живет. Знаешь Дон? Рядом с Волгой. Там он живет, донской казак.
— Казак не писатель, — махнула рукой Бригитта. — Казак шашкой рубит. Видела я их в войну.
— А мой казак книжки пишет. Какие книжки-то — зачитаешься! Вся жизнь перед тобой шумит, бурлит, воюет, любит, ненавидит, страдает... И ты все это переживаешь.
— Кто же этот писатель? — Бригитта прищурила глаза, стараясь угадать, кого назовет Прохор.
— Ты, наверное, его не знаешь. Михаил Александрович Шолохов.
— Шолохов?! — Да его Нагульнова у нас почти каждый школьник знает. — Бригитта встала на колени. — Помнишь, с наганом ходил.
— Вот-вот, с наганом. Макар Нагульнов! Макарушка!
— А как книжка называется, убей — забыла.
— «Поднятая целина!» В ней Нагульнов Макарушка обрисован. Люблю Макара. Твердый как кремень. За революцию готов горло перегрызть каждому.
— Мужества у него хоть отбавляй. Помню, как что, наган выхватывал. «От имени р‑революции. Убью, контра!» — Бригитта, смеясь, нацелилась пальцами в Прохора и прищелкнула языком. — А насчет нежности я что-то не помню...
— Эх, Бригитта! — Прохор вскочил на ноги. — Очень нежным был Макарушка. Знаешь, как он Лушку, жену свою, любил?
— Нет, не знаю.
— Как тебе сказать. Любил он свою Лушку ну прямо-таки всем нутром, всем существом своим.
— Ах да, вспомнила! — воскликнула Бригитта. — «Ты опять где-то блудила, кошка!» — так, кажется, Макарушка к ней обращался. Нежность!
— Так он это любя. — Новиков взял Бригитту под мышки, приподнял на ноги. — Понимаешь, любя.
— Бантик тоже Герде рассказывает... — Бригитта лукаво сверкнула глазами.
— О чем?
— О чертях. Ты о Макарушке, а он про чертей. Говорит, у него был земляк писатель. Гоголь. Так тот про чертей больше писал. Ох, Бантик и нагоняет на Герду страха.
— Бантик нагонит, — подтвердил Прохор. — Он и сам черта с рожками изобразит. На нем у нас вся самодеятельность держится.
— Как там Данила? — спросила Бригитта.
— Соскучилась?
— Веселый он.
— Герда любит его, скажи?
Бригитта подумала:
— По-моему, у них просто дружба. Разве так нельзя?
— Почему же.
— Герда с ним дружит. Она любит, наверное, другого.
— Кого же?
— Она любит Гуго. Знаешь, Гуго Брауна.
— Конечно. Хороший парень.
— Она веселая, а он серьезный, как раз пара.
— Верно.
— Недавно Гуго на заводе был. Интересовался, как мы работаем. Ничего, доволен остался. Говорит, надо почаще всем нам встречаться. И не только на танцах. Что-то, говорит, полезное надо сделать. Скажи, что можно было бы придумать? — Бригитта прикусила травинку.
— Есть и у нас секретарь, Яша Пилюцкий. — Прохор нахмурился. — Тяжелый на подъем парень. Но уж если возьмется за дело — берегись. Всех на ноги поднимет.
— Так что же можно придумать? — повторила Бриитта.
— Я поговорю с ребятами. Не будем тратить время. Скажи-ка лучше, как там дела у фрау Эрны?
— Спасибо, Прохор. Поправляется понемногу. Ходить начала.
— В палате?
— Пока в палате.
— Давно была у нее?
— Нет, вчера. Интересовалась Гердой, Катрин.
— Они тоже бывают?
— Ходят. Любят они маму.
— Добрая женщина.
— Тебе привет передавала.
— Серьезно?
— Конечно. Как, мол, там Прошка-младший поживает? Ведь ей рассказали о тебе. Говорю, встречаемся, привет тебе передает. Ну вот, говорит, а ты парня обижала.
— Не вороши прошлое, Бригитта! — Прохор отвернулся.
— Ладно, не буду. Ты же простил меня.
— Пойдешь к матери, скажи: моя мама письмо прислала. Говорит, поклонись женщине, что Прохора моего чтит.
— Твоя мама?!
— Я написал, что нашел могилу отца. О фрау Эрне и о тебе написал.
— Как только сердце-то выдержало. — Бригитта присела, глубоко вздохнула, положила букет на колени. — Обязательно расскажу маме, Прохор.
Новиков присел рядом, обнял Бригитту.
Лебедь Белая, вытянув длинную красивую шею, вдруг заволновалась, захлопала крыльями,
