Течёт моя Волга… - Людмила Зыкина

Сборы в Штаты были недолгими — кое-какие уроки из предыдущей поездки я все же извлекла. Взяла с собой из одежды и нарядов самое необходимое и верную спутницу всех времен — электроплитку. (На плитке я готовила еду не из-за экономии — в США я получала 270 долларов за концерт, — а потому, что никогда не доверяла общепитам и ресторанным кухням — у самой обеды и ужины получались гораздо вкуснее. Покупала в магазинах продукты, преимущественно то, что было полезно, питательно, и, конечно, овощи, фрукты, и никаких проблем с питанием не возникало никогда. Годы помогала мне в готовке и моя незабвенная костюмерша Лена Бадалова, ассирийка, царствие ей небесное. Кстати упомянуть, и по заведениям типа «Русский дом шмотинг» в поисках дешевых тряпок я никогда не бегала.)

Прихватила в дорогу и небольшую книжицу с очерком Есенина об Америке. Сентябрьским хмурым утром 1964 года самолет взял курс на Нью-Йорк. Бригада наша выглядела внушительно. Были и громкие имена — легендарный танцовщик из Тбилиси, народный артист СССР Вахтанг Чабукиани, непревзойденный исполнитель характерных танцев Шамиль Ягу дин из Большого театра, прима-балерина театра Станиславского и Немировича-Данченко Элеонора Власова, солист балета Большого театра, партнер целой плеяды звезд — Г. Улановой, М. Плисецкой, Р. Стручковой, М. Кондратьевой, Н. Тимофеевой, Е. Максимовой — Юрий Жданов… Я ходила на спектакли с участием Жданова при всяком удобном случае — танцевал он великолепно. Часа через три пути он подошел ко мне, присел на подлокотник временно пустовавшего кресла, поприветствовал.

— Что вы, мэм, читаете?

— Впечатления Есенина об Америке.

— И что он пишет?

— Пишет, что вслед за открытием этой страны туда потянулся весь неудачливый мир Европы, искатели золота и приключений, авантюристы самых низших марок. И что владычество доллара съело в американцах все стремление к выявлению гения народа. Он считает, что народ Америки — только честный исполнитель заданных ему чертежей и их последователь. Что там, в Нью-Йорке, толпы продажных и беспринципных журналистов, каких у нас и на порог не пускают. Еще он пишет о бедности внутренней культуры Америки…

— Да-а, Есенин… Ему принадлежат и строки:

Эти люди — гнилая рыба,Вся Америка — жадная пасть.Но Россия… вот это глыба…

По-моему, он написал это после поездки в Штаты с Айседорой Дункан в 1922 году. Тогда их пригласил Соломон Юрок.

— Американский импресарио?

— Не просто импресарио, а знаменитый человек. Если вы ему понравитесь, он вас пригласит на гастроли. Мы с Улановой ему уже трижды приглянулись.

— Он, кажется, с Шаляпиным сотрудничал?

— Не только. Юрок организовал гастроли любимца музыкального мира первой половины века скрипача Ефрема Цимбалиста, знаменитой австрийской певицы Шуман-Хейнк, Анны Павловой, Артура Рубинштейна… Да многих. Но с Шаляпиным он помучился — четыре года одолевал певца письмами и телеграммами и добился своего. Уникальная личность! Приехал в США без гроша в кармане, был упаковщиком газет, продавцом скобяных товаров, трамвайным кондуктором и стал миллионером. А дипломат какой искусный! Неизвестно отчего, но факт остается фактом: на одной из репетиций Шаляпин вспылил и едва не подрался с таким же невыдержанным директором «Метрополитен-опера» итальянцем Джулио Гатти-Казацца. Размахивая своим огромным кулаком перед лицом директора, он назвал театр конюшней. Гатти-Казацца ответил в том же духе. Взаимные оскорбления создали непреодолимое препятствие для дальнейших выступлений Шаляпина. Конфликт устранил Юрок. Он спокойно сказал Гатти, что русский артист страшно смущен и раскаивается в своей несдержанности. Затем сообщил Шаляпину, что Гатти чуть не плачет, потому что весь сезон пропал, если Шаляпин не выступит. На следующий день вчерашние враги без слов бросились друг другу в объятия, и ссора мгновенно забылась.

Слушая Юру Жданова, я, конечно, и не подозревала, что судьбе будет угодно свести меня с Юроком через считанные дни.

…Путь показался мне безумно долгим, болтались в воздухе больше десяти часов. Наконец громада лайнера, прорезав серую мглу, неожиданно очутилась над гигантской грудой небоскребов Манхэттена. После нескольких разворотов самолет приземлился на новом нью-йоркском аэродроме, которому теперь присвоено имя президента Кеннеди. Это один из самых больших аэропортов в мире — более пятисот самолетов в сутки взлетают и садятся на его бетонные дорожки. Знакомые и незнакомые люди улыбались нам. Тут же состоялась короткая пресс-конференция, и машины понеслись по нью-йоркским улицам. Мы вылетели на мост Куинзбридж и увидели Рокфеллер-центр с его уходящими в облака вечернего неба сооружениями из стекла и бетона. Огни большого города, сверкая и переливаясь, казались мириадами звезд на фоне затухающего небоскреба. На 5-й авеню автобус остановился у подъезда отеля. Резкий запах газолина, отработанных газов, напоенный сыростью воздух…

Маршрут гастролей составлен так, что не только осмотреться — вздохнуть некогда. И все же я кое-что успела повидать, обменяться мнениями со многими американцами.

Первый концерт — в Стратфорде, в Шекспировском мемориальном театре неподалеку от Нью-Йорка. Неброский с виду, он внутри оказался уютным и красивым. После выступления — прием городскими властями, дружеские напутствия, рукопожатия, тосты, ответные речи. Затем — Гарвард, встречи со студенческой молодежью, осмотр знаменитого университета, его аудиторий, залов, прекрасной библиотеки, где было немало книг на русском языке. Заведующий кафедрой русского языка профессор Иоганн ван Страален несколько раз приезжал в нашу страну, восхищен ее гостеприимством.

— Каждый день моего пребывания у вас превращался в праздник, — говорил он. — Мне хочется, чтобы и вы, наши гости, почувствовали ту же теплоту, которую я постоянно ощущал, будучи в Москве или Ленинграде.

После выступлений в небольших городах поблизости от Нью-Йорка мы дали концерт в новом зале «Нью-Йорк филармоник холл» Линкольн-центра, посередине которого вскоре разместилась «Метрополитен-опера».

Публика неистовствовала. Грохот, топот, визг, свист… Раз десять я выходила на бис, пела «Оренбургский платок», «Течет Волга»… В тот вечер и встретила Юрока. Подтянутый, элегантно одетый, с улыбкой на лице, импресарио располагал к себе. Юрок сказал мне несколько добрых слов и пригласил на гастроли в крупнейших городах США.

— Не знаю, Соломон Израилиевич, поймут ли меня здесь, — засомневалась я.

— Почему не поймут? Русские народные песни мелодичны, просты для восприятия и по-своему красивы. Да и публика «живьем» впервые увидит русскую певицу с таким голосом.