Прозрение. Спроси себя - Семен Клебанов

Пригнувшись перед низкой притолокой, Щербак шагнул в узкий проход, где желтел огонек лампы.

— Есть кто? — спросил он.

— А кто нужен?

Алексей разглядел в полумраке подполковника с белой лохматой головой и доложил:

— Летчик. Капитан Щербак. Имею специальное задание.

— Шустрый вы народ, летчики. — Подполковник надел очки и стал читать предписание, врученное ему Щербаком.

— Как тут у вас? — спросил Алексей.

— Обживаемся.

— Где нам расположиться посоветуете?

— Для вашей радиостанции места хватит. Найдите, что считаете нужным для себя. Людей дать не могу. И еще замечу — воды здесь нет.

Скоро летчики увидели на краю оврага хибарку, возле которой на покосившемся заборе висела рваная рыбацкая сеть. Там, где кончался забор, с жалобой на свою несчастную долю стонала и хлопала простреленная дверь, ведущая в погребок. В сырой хибарке стоял тяжелый, густой запах вяленой рыбы. Здесь и установили рацию. Степан Смолин вышел на связь со Штабом, но сильные помехи мешали работать — врывалась то музыка, то отрывистая немецкая речь, и Смолин вращал черную ручку настройки, пытаясь наладить связь.

— Как слышите меня?

— Погано.

— Устроились на новой квартире. Не забывайте нас.

— С новосельем.

— Когда ожидать гостей?

— Дожидались вашего привета. Теперь встречайте.

А в небе уже появились немецкие самолеты и стали прицельно бить но квадрату командного пункта. Алексей взял микрофон и отполз от погребка на несколько метров; отсюда открывался неплохой обзор, но здесь было довольно опасно. Тогда Щербак выкатил старую рассохшуюся бочку, умело замаскировал ее сетью и поверх набросал веток кустарника. Под ногами заметил осколок зеркала, поднял и взглянул в него — небритый, перепачканный, помятый, как дьявол. Невесело усмехнулся и полез в свое убежище. Из погребка высунул давно не стриженную голову Смолин и сказал:

— Леший, а ты смахиваешь на черепаху. Такие на Галапагосских островах живут.

— У них панцирь покрепче.

— Гляди, «конопатые» отбомбились. Завтракать пошли домой.

И тут до них докатился натужный, урчащий рокот. Это на правом фланге пошли в атаку немецкие танки, чтобы раздавить, уничтожить поредевшие ряды наших десантников, которые чудом остались живы и теперь ожидали пополнения. Прикрывая десантников, ударила артиллерия, и тут же со стороны моря появились знакомые Илы.

— Включайся, Лунатик! — приказал Алексей и крикнул в микрофон: — Танки в квадрате семь! Слышите? Я — Резеда. Идете верным курсом. Под вами облако. Проваливайтесь и штурмуйте весь седьмой квадрат. Давите танки!

— Просят уточнить цель! — долетел до Алексея крик Смолина. — Цель просят!

— Я — Резеда. Повторяю: квадрат семь. Ваш квадрат семь! Слушайте: танки в седьмом квадрате.

Пилоты слушали его голос, выстраивая свои машины, и, обретая уверенность, успешно атаковали танки.

— Первый сеанс провели удачно. — Лунатик вылез из погребка. — Что скажешь?

— Неплохо поработали ребятки.

— Им бы еще десяток машин, тогда совсем полный привет.

— Не помешало бы.

Смолин достал фляжку.

— По пять капель можно…

Ночью Алексей пришел на командный пункт.

— Поклон авиации, — сказал подполковник. — Хорошо наводил штурмовиков, капитан. Нюх у тебя как у черта.

— Какова сводочка? Что ожидаете?

— Обстановка меняется, как в арабских сказках. По нашим данным, противник будет прорываться на правом фланге.

…К утру притихший ветер перестал студить лицо и руки. Временами появлялось солнце, по которому истосковались земля и море. Ад начался гораздо позднее, днем. Комбинированный удар с воздуха и мощный танковый натиск должны были парализовать подход новых десантных частей. Блокировать десантников, смять и раздавить нашу оборону — таков был замысел врага.

Юркие «мессершмитты» шли ровными звеньями, подолгу болтались в светлом небе и, опустив носы машин, мощным огнем пулеметов обстреливали плацдарм. Уходили одни, на смену им приходили другие самолеты. Потом с правого фланга двинулись танки. Шум, лязг, громовой грохот, орудийные залпы — все слилось в смертельную канонаду.

Внезапно и лихо спикировав, немецкий истребитель длинными очередями обстрелял высоту, где находились летчики. Рыбацкая сторожка загорелась. И в это время по далекому звуку Алексей понял, что летят Илы.

Вглядываясь в небо и не думая об опасности, он заговорил в микрофон:

— Я — Резеда! Танки в пятом квадрате. Слушайте меня: пятый квадрат. Пятый! Заходите только с моря, здесь нет зениток. Танки идут по окраине поселка. Там наших нет, можно порезвиться. Девятый, над тобой истребитель!

Еще один «мессершмитт» вынырнул из-за низкого облака и стал преследовать штурмовик. Щербак продолжал кричать изо всех сил:

— Девятый! Сдурел, что ли? На хвосте истребитель!

Штурмовик резко развернулся и скоро на бреющем полете огнем эрэсов атаковал танки — молодой был пилот, отчаянный. Но враг оказался хитрым асом, который знал больше, — на максимальной скорости нырнул вниз и тут же стал набирать высоту. Выгодная позиция позволила ему ударить гибельным огнем в хвост штурмовика. «Девятый», охваченный пламенем, упал.

Алексей закрыл глаза, мысленно повторяя полет «девятого», и понял, что у молодого летчика не хватило опыта.

Ах, «девятый», «девятый»! Ему бы только отдать руль высоты, крутануть половинку фигуры, и тогда бы все было иначе. Ах, «девятый»!

С ночью пришла передышка, но никто не знал, сколько она продлится.

Светало, когда до Алексея долетел призывный крик:

— Тревога! Офицеры, на командный пункт!

Толкнув Лунатика, Щербак вскочил и выбежал из землянки. Следом гулко топал сапогами лейтенант Смолин. Бой закипал опять на правом фланге. С каждым мгновением нарастал оглушительный грохот — немцам все же удалось прорваться. Два танка с автоматчиками на броне ворвались в отвоеванную зону и шли напролом.

Алексей, выскочив из ложбины, увидел бежавшего с автоматом подполковника. За ним спешили офицеры. Они были без шинелей, на их кителях и гимнастерках тускло блестели ордена и медали, заслуженные страшной военной работой.

— Вперед! — закричал подполковник, прижимая к груди перебитую руку.

Алексей бежал, пытаясь на ходу застегнуть реглан, но пуговицы непослушно выскальзывали из рук, и тогда он сбросил его и рванулся следом за подполковником. А вокруг — комья земли, взрывы и свист осколков.

— Не отставать! За мной! — надрывно кричал подполковник.

Алексей слышал хриплое дыхание офицеров, догонявших его. Он полоснул из автомата по немцу, почти не видя его, а только поняв, что тот поднял гранату, и фриц под огненной струей дернулся, поник и повалился. А летчик уже бежал дальше, туда, где виднелась белая лохматая голова подполковника. Из оврага поднялась цепочка немцев, и Алексей, шумно размахнувшись, бросил последние две гранаты в их сторону. У кромки оврага два немца качнулись, опрокинулись назад, а третий тихо опустился на колени, согнулся и жалко зацарапал ногтями чужую землю.

Алексея догнал Смолин, обвешанный гранатами, мокрый от пота, с сияющими глазами, и, передавая товарищу связку, воскликнул:

— Мы сейчас их пошарашим, Леша!

С разбега перемахнув через широкий ров, Алексей оказался впереди седого подполковника и тут же вздрогнул, услышав близкий лязг гусеницы. Яркое пламя разорвало едкую пелену дыма. Алексей, прижимаясь к земле, ждал приближения танка. Когда стальная громада перевалилась через пригорок, он изловчился и метнул «букет» — тяжелую связку гранат. Ахнула взрывом земля, и Алексей бросился вперед. Следом за летчиком устремились другие.

— Слушайте все! — вдруг крикнул раненый подполковник, остановившись у поверженного танка. — Видите впереди капитана? Если до Большой земли не дойду, приказываю передать командующему… Кто живой дойдет… Прошу наградить героя! Летчик он… Щербак…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Подсудимый Щербак! Расскажите суду, как произошла авария на запани?

Алексей потер переносицу и, вспомнив почему-то, что полет птицы начинается с того, что она набирает воздух в грудную клетку, тоже глубоко вздохнул. Воздух был теплый и горьковатый.

— Скажу откровенно: тяжко сознавать, что ты подсудимый. Я отказался от защитника. Возможно, поступил опрометчиво. Может, потом пожалею об этом. Но сейчас я глубоко убежден, что прав.

Щербак повел речь о том, что сплав — дело древнее. Но и в наши дни на сплаве столько неожиданностей, что тревога подкрадывается к людям с того дня, как первые бревна сброшены в реку. Сплавщики используют силу природы. Они всегда готовы подписать с ней договор дружбы, но природа и стихия больно строги. Сговориться с ними — дело трудное. Запань — это гигантский завод, который раскинулся на сотни километров, но этот завод без стен и крыш. Завод под небом. Река — наш конвейер. Она диктует режимные условия сплава. А они неустойчивы. За многие годы мы научились разгадывать повадку реки, норов ветра и капризы отмелей. И все-таки не зря народ сказывает: «Живет и такой год, что за день семь погод». Таким коварным годом для нас оказался нынешний. Теперь попробуйте подчинить конвейер этим семи погодам…