Мальчики Берджессы - Элизабет Страут

того, что пришлось спешно натягивать их в кабинке, когда прозвенел звонок. И чего добились феминистки, если очередь в женский туалет всегда в два раза длиннее, чем в мужской?

В следующем антракте Джим сказал Алану:

– У нее получается очень хорошо. Просто блестяще.

– Вы про Джульетту? – спросила Хелен. – А мне она не нравится.

– Нет, мы про новую ассистентку в конторе.

– А… Про нее я уже слышала.

Занавес снова поднялся, и представление потянулось дальше. Ромео и Джульетта все никак не собирались умирать. Совершенно непостижимо, чем Ромео, низенький и пухлый человечек в небесно-голубом трико, мог привлечь внимание Джульетты, грудастой дивы лет по меньшей мере тридцати пяти, самозабвенно поющей о своих страданиях. «Да ради всего святого, – думала Хелен, ерзая в кресле, – возьми ты уже бутафорский кинжал, ударь себя в грудь и сдохни!»

Когда смолкли последние аплодисменты, Алан наклонился вперед, чтобы не говорить с Хелен через голову Джима.

– Хелен, ты сегодня прекрасна – впрочем, как всегда. Жаль, что мы так долго не виделись. Мы переживаем тяжелый период. Возможно, Джим говорил.

– Я вам так сочувствую. Мне тоже вас не хватало.

Алан пожал ей руку, и Хелен изумленно почувствовала, как от этого прикосновения у нее сладко заныло под ложечкой.

3

Слушание проходило в новой пристройке к зданию Высшего суда. Боб привык к старым судебным залам, к их усталому величию, а это помещение с новенькими деревянными панелями на стенах напоминало безликие дома, которые штампуют из готовых блоков. Как будто суд решили провести в чьем-то подремонтированном гараже.

Люди рассаживались по местам, невзрачная молодая женщина в продолговатых очках положила стопку папок на стол обвинителя и подошла к окну. На ней было бежевое платье и зеленый жакет, на ногах лакированные бежевые туфли на низком каблуке, и Боб – который по газетным фотографиям узнал в женщине помощницу генерального прокурора Диану Додж – умилился ее неприкрытому и неловкому стремлению выглядеть стильно. В Нью-Йорке так не одевались, только не зимой, а может, и вовсе никогда, но она и не жила в Нью-Йорке. Диана Додж отвернулась от окна и с поджатыми губами вернулась к своему столу.

Сьюзан надела темно-синее платье, однако в зале суда не стала снимать пальто. В первом ряду сидели два фотографа в объемистых куртках, тут же присутствовали еще два журналиста. Зак был в костюме, купленном в «Сирз», коротко подстриженный и белый как мел. Вместе со всеми он встал, когда появился круглоплечий судья. Судья занял свое место и важным и повелительным голосом прочел, что Закари Олсон обвиняется в нарушении права на свободу вероисповедания, гарантированного Первой поправкой к Конституции…

И началось.

Встала Диана Додж, сплела пальцы рук за спиной. На удивление юным голосом она вызвала на свидетельскую кафедру полицейских, которые в тот вечер прибыли по вызову в мечеть. Задавая вопросы, Диана Додж расхаживала туда-сюда. Она была похожа на школьницу, получившую главную роль в пьесе, отличницу, которую так часто хвалили, что теперь она излучала непрошибаемую уверенность. Полицейские отвечали без особого энтузиазма, явно находя ее апломб неубедительным.

Следующим вызвали человека по имени Абдикарим Ахмед. На нем была синяя рубашка, брюки-карго и кроссовки, Боб подумал, что в этом наряде он больше похож не на африканца, а скорее на турка или грека, но все равно иностранца. Свидетель изъяснялся по-английски с сильным незнакомым акцентом и до того плохо, что потребовался переводчик. Абдикарим Ахмед рассказал, как свиная голова влетела в мечеть во время молитвы, как маленький мальчик потерял сознание, о том, что ковер по закону ислама необходимо очистить семь раз, потому что на новый у мечети нет денег. Он говорил без эмоций, устало и осторожно, глядя при этом на Зака, Боба и Чарли. У него были большие темные глаза и кривые желтые зубы.

Те же показания дал Мохаммед Хуссейн. Зная английский получше, он говорил с большим жаром и сообщил, что выглянул из дверей мечети, но никого не увидел.

– Вы были напуганы, мистер Хуссейн? – Диана Додж прижала руку к груди.

– Очень напуган.

– Вы предполагали, что вам угрожают?

– Да. Мы и сейчас не можем жить спокойно.

Отклонив протест Чарли, судья позволил мистеру Хуссейну рассказать о лагерях в Дадаабе, о «шифта» – бандитах, которые нападали по ночам, грабя, насилуя и убивая. Свиная голова в мечети вызвала у них страх не меньший, чем они испытывали в Сомали и Кении, где в любой момент, за любыми ежедневными хлопотами на человека могли напасть и убить.

Бобу хотелось закрыть лицо руками. Хотелось сказать – послушайте, все это ужасно, но вы только взгляните на этого парня. Он ничего не знает о лагерях беженцев. Его с самого детства шпыняли и били другие дети, здесь, в Ширли-Фоллз, где нет никаких бандитов. Те, кто его обижал, были для него все равно что бандиты. Разве вы не видите, он просто несчастный забитый недотепа!

Но сомалийцы были тоже несчастны. Особенно тот, который выступал первым. Сойдя с кафедры, он сел на свое место в зале и сидел, не поднимая головы. Боб смотрел на его профиль и видел, что этот человек смертельно устал. Маргарет Эставер говорила, что многие сомалийцы хотели бы работать, но не могут – пережитое слишком сильно ударило по их психике. Говорила, что они живут в той части города, где собрались торговцы наркотиками и торчки, и прямо тут, в Ширли-Фоллз, им угрожали, их грабили, на женщин для смеха натравливали питбулей. Маргарет все это ему рассказала, а потом спросила, чем она может помочь Сьюзан и Заку. Вытянув шею, Боб огляделся – и конечно же, вот она, здесь, стоит в дальнем конце зала. Они едва заметно кивнули друг другу, как принято у людей, знакомых очень давно.

Вызвали Зака.

Диана Додж без остановки строчила в блокноте, пока Зак, отвечая на наводящие вопросы Чарли, излагал свою историю. Он поехал на бойню в Уэст-Аннетт, надеясь подружиться с сыном ее владельца, они вместе работали в «Уолмарте»; нет, они еще не были друзьями, просто этот парень пригласил Зака как-нибудь к нему заглянуть. Нет, он ничего не слышал о новых правилах забоя скота, введенных для борьбы с коровьим бешенством. Он не знал, что животных с позвоночником забивают особым образом, а их головы отделяют и используют как приманку для койотов и медведей; он не знал, каких именно животных отправляют на эту бойню. Он взял голову свиньи, потому что она там была; нет, он ее не покупал, сын владельца отдал ее просто так; он привез голову домой и положил в холодильник; он собирался найти ей применение на Хэллоуин, затем передумал и отнес к мечети; это была просто глупая шутка; он не знал, что это мечеть, просто видел, что в этот дом часто ходят сомалийцы; он выронил свиную голову, и она укатилась;