Призрак улыбки - Дебора Боэм

— Это какое-то очень странное имя — Гаки, — сказала Юми. — Вы уверены, что оно не звучит как-то иначе?

— Абсолютно уверена, — ответила я. Юми бросила на меня подозрительный взгляд, и, чтобы успокоить ее, я сочинила длинную историю о том, как потерялась на пути к горячим источникам, спросила дорогу у старенького священника и получила от него приглашение на чай. Чтобы все выглядело еще пристойнее, я добавила: — Жену его я, конечно, тоже хочу поблагодарить, так что, пожалуйста, припишите еще и имя "Пимико-сан".

— О'кей, — ответила Юми, берясь за мою довольно-таки растрепанную кисточку для письма. — Неясно почему, но эта последняя выдуманная деталь полностью ее успокоила.

Несколькими неделями позже письмо вернулось, украшенное торопливо оттиснутым штемпелем: "Возвращается отправителю. Доставка невозможна: адресат неизвестен". Это было ударом, но не совсем уж внезапным. Я понимала, что адрес дан слишком расплывчато. Ничего не поделаешь: я просто дождусь момента, когда увижу его самого.

В мае я возвращалась в Токио из Бостона, где но заказу нового журнала, именуемого "Табига-расу", собирала материал для нескольких популярного толка статеек (кулинарные безумства в "Подвальчике Филина", итальянские рестораны Норд-Энда, выходцы из Японии, обосновавшиеся в Кембридже). Самолет был забит, и моей непосредственной соседкой оказалась девушка, помоложе меня, которая летела преподавать английский и антропологию в маленьком женском университете на севере Японии, а также собирать материал для диссертации по народным преданиям и легендам этого края. Я поневоле удивилась, как это только что защитившую диплом студентку занесло в первый класс, и, пока мы поедали петушиные гребешки a la saint-Jacques, она призналась, что, "вообще-то, ее, пожалуй, можно бы назвать наследницей крупного воротилы". Именно так, краснея и извиняясь, она это говорила, и я невольно подумала: да, вот он, побочный эффект возможности не зарабатывать себе на хлеб. При этом она совсем не выглядела избалованной дочерью богача. Каштановые волосы стянуты были в незатейливый хвостик, костюм состоял из простой хлопчатобумажной юбки и хлопчатобумажной блузы, сшитой на манер рыбацкой робы. Никакого массивного золота, или меха зверски убитых животных, или тиар из бриллиантов и лазурита.

Из предложенного меню мы всё выбрали одинаково: рыбу-меч, а не бифштекс, салат, а не суп, минеральную воду, а не вино. Обе сочли предложенный набор фильмов чудовищным, а когда, пообедав и включив лампы для чтения, мы обе вынули детективы Минетт Уолтерс (у нее была "Скульпторша", у меня — "Ледяной дом"), это решило дело окончательно. Мы явно были настроены "на одну волну" и поэтому, отложив книжки в сторону, устроились поудобнее, предвкушая долгий и подробный разговор.

Когда наша беседа перевалила уже на второй час, а небо за маленькими иллюминаторами сделалось чернильно-темным, дело дошло до обсуждения моих невероятных приключений в Долине Ада. Исповедоваться дорожным попутчикам — старо как мир, я понимала это, но в Амалии Олдрич (так ее звали) было что-то настолько располагающее и внушающее симпатию, что я решилась доверить ей свои самые сокровенные тайны. Она уже успела рассказать кое-что очень личное о неудачном романе с женатым другом своего отца и еще об одном — с известным профессором Гарвардского университета, тоже женатым, — беспорядочное повествование, которое она печально завершила словами: "Ну, довольно о моих постыдных глупостях. Надеюсь, в Сэндае есть хоть несколько неженатых мужчин".

Моя исповедь началась с аккуратно обработанного рассказа о путешествии. Но уже вскоре я обнаружила, что выкладываю Амалии все загадки и странности, связанные с поездкой в Долину Ада. Сначала я еще притворялась, что священник был этаким бесполым добрым самаритянином, но в конце концов все же призналась вызывающей полное доверие незнакомке, что Гаки-сан — это любовь (и возлюбленный) всей моей жизни и я с нетерпением считаю дни, оставшиеся до момента, когда мы снова сможем быть вместе.

— Да, — сказала Амалия, когда я закончила. — Это готовая повесть. И тебе надо ее написать.

— О нет, — возразила я. — Это немыслимо, во всяком случае, для публикации. — При этом я умолчала о том, что подробно описывала все в дневнике — то добиваясь катарсиса, то заклиная.

Полет был необычно длинный, с посадкой в Лос-Анджелесе, и к моменту прибытия в аэропорт Нарита мы уже чувствовали себя давними подругами. Иногда этакая интимность в замкнутом пространстве к концу начинает горчить, но в случае с Амалией Олдрич я ощущала потребность и в будущем сохранить наше знакомство. Она показалась мне женщиной, с которой можно быть без обиняков откровенной, а именно этого мне и не доставало всю мою суетливую, настоящих корней лишенную жизнь. Обменявшись номерами телефонов и электронными адресами, мы, пройдя через таможенный контроль, крепко, как настоящие друзья, обнялись и простились.

Санта-Тут, Санта-Там, Санта-Еще-где-то. В ближайшие несколько месяцев мой маршрут имел ярко выраженную клерикальную окраску: все эти мало кому известные святые, все эти пышно-алебастровые обители с их попытками сохранить роскошь, маскирующую скудость финансов и социальные катаклизмы. Порою, пытаясь вымучить очередную хвалебную песню очередному псевдо-процветающему острову, я чувствовала тревогу, что вот-вот исчерпаю запас метафор и гипербол и не смогу уже описать пылающий закат, лукуллов завтрак или прогулку под луной. Но, разумеется, в конце концов мне удавалось соорудить нечто достаточно экстравагантное, и никто вроде бы не замечал, что я бессовестно повторяюсь. Сама же я, конечно, замечала, и всякий раз, когда писала "грандиозный", "великолепный" или "восхитительный", невольно ожидала, что компьютер укоризненно загудит и объявит: "Простите, этот перечень уже исчерпан".

Однажды тихим, жарким, безветренным августовским вечером я, сидя на диване, смотрела по телевизору какую-то несусветную чушь. Гифу и Пиггот свернулись клубками по обе стороны, и вдруг зазвонил телефон. "Алло!" — сказала я, подивившись, кто мог звонить в десять вечера. При мысли, что это наконец Гаки-сан, пульс мой участился.

— Джозефина? Это Амалия. Прости, что я не писала тебе так долго, но я ведь предупреждала: корреспондент из меня никакой.

— Амалия! Как я рада! И при чем тут извинения, я тоже ведь не писала. Ну, рассказывай: что там у вас в Сэндае?

— Главная новость — я нашла фантастическую информантку: знаешь, одну из этих слепых старух-сказительниц. Записываю за ней все свободное время: она так стара, что, сама понимаешь, нельзя терять ни минуты. Так вот, она рассказала мне совершенно невероятные вещи, такие, о которых нигде не прочтешь.