Кольцо Соломона - Джонатан Страуд

Терпение девицы иссякло.

— Молчать!

— Извини, но истине рот не заткнешь. Единственная разница между тобой и мной в том, что я понимаю, что к чему. Я сознаю, что нахожусь в рабстве, и меня это бесит. Это дает мне хотя бы призрачную тень свободы. А у тебя и того нет. Эта ваша царица небось смеется над тобой до слез, с такой готовностью ты повинуешься любой ее прихоти!

Что-то сверкнуло в свете звезд; в руке у нее очутился кинжал.

— Не смей оскорблять царицу, ты, демон! — вскричала девушка. — Ты просто не представляешь, какая ответственность лежит на ее плечах! Она полностью доверяет мне, а я — ей. И я никогда не стану оспаривать приказа, который она мне дала.

— Да уж, вижу, — коротко ответил я. — Так, вот здесь осторожнее: нужно сделать три прыжка, один за другим, как можно выше. Готово. Теперь встань на четвереньки и ползи вперед… зад пониже опусти, будь любезна… еще чуть-чуть… Все, можешь встать.

Девушка с удивлением оглянулась на меня поверх пустынной лужайки.

— Сколько же тут было этих нитей?

Я, ухмыляясь, подошел к ней.

— Ни одной. Это был просто маленький пример того, что делает с тобой твоя царица. Ну и опять же, выглядело это довольно забавно. Ты же не приучена подвергать сомнению то, что тебе говорят. «Слепое повиновение с непонятной целью» — вот твой девиз.

Девушка негодующе ахнула; кинжал теперь был зажат между большим и указательным пальцами, готовый к броску.

— Да тебя убить за такое мало!

— Это верно. Но ты меня не убьешь. — Я отвернулся и принялся изучать огромные каменные блоки вздымающегося впереди здания. — Почему? Да потому, что это ничем не поможет вашей драгоценной царице. К тому же я сейчас не в круге. Здесь я отлично могу увернуться, даже теперь, когда смотрю в другую сторону. Но все равно попробуй, если хочешь!

Несколько секунд у меня за спиной не раздавалось ни звука. Потом я услышал шаги. Когда девушка поравнялась со мной, кинжал был у нее за поясом.

Она хмуро окинула взглядом массивную каменную кладку. У ее скошенного подножия северные сады сходили на нет, завершаясь красиво подстриженным нагромождением жасминовых кустов. Бледные цветы при свете дня, вероятно, были очень красивы, но в призрачном сиянии звезд напоминали груду черепов, взирающих на нас с выжидающей ухмылкой.

— Что, все? — спросила девушка.

Я кивнул.

— Ага. Возможно, во всех смыслах. Это башня царя Соломона. Там, наверху, на крыше должен быть балкончик, наверное, через него-то мы и попробуем войти. Но сперва — еще один, последний, вопрос.

— Ну?

— А что обо всем этом думает твоя мама? О том, что ты явилась сюда одна-одинешенька. Она так же довольна этим, как и ты?

В отличие от всех прочих моих каверзных вопросов на этот девушка ответила, не раздумывая.

— Моя мать погибла, защищая предыдущую царицу, — сказала она. — И я уверена, что сейчас, когда она взирает на меня из владений бога Солнца, она гордится тем, что я делаю.

— Ясно, — ответил я. И действительно, мне все стало ясно.

При прочих равных я бы в этот момент обернулся птицей рок, фениксом или еще кем-нибудь могучим и крылатым, ухватил бы девчонку за ногу и непочтительно поднял ее на балкон вниз головой. Увы, сделать это мне помешала новая опасность, обнаружившаяся в воздухе у нас над головами: множество ярко-зеленых светящихся Импульсов, парящих на разной высоте вблизи от стены. Двигались они не быстро, но местами их было очень много, и перемещались они хаотично, временами ускоряясь без всяких видимых причин. Любое летающее существо непременно наткнулось бы на них, с самыми неприятными последствиями.

Импульсы находились на первом плане, так что девушка их тоже увидела.

— И что нам теперь делать?

— Нужна подходящая маскировка… — сказал я. — Кто хорошо ползает по стенам?

— Пауки, — ответила она. — Или улитки.

— Не-е, пауки мне не нравятся. Слишком много конечностей, которыми нужно управлять, я в них вечно путаюсь. Улитка бы подошла, но так мы провозимся всю ночь, и к тому же как я тогда понесу тебя? — Я щелкнул пальцами. — Придумал! Здоровенная ящерица!

Сказав так, красивый юноша исчез, и на его месте очутился далеко не такой привлекательный огромный геккон, с колючей чешуйчатой шкурой, растопыренными пальцами с множеством присосок и глядящими в разные стороны выпученными глазищами по обе стороны ухмыляющейся пасти. Он высунул длинный язык и сказал:

— Привет! Давай обнимемся!

Визг девчонки, вероятно, был бы самым пронзительным, какой когда-либо издавала потомственная стражница из Савы, если бы его не приглушил кончик моего длинного, жилистого хвоста, который обвил ее и оторвал от земли. А потом ящерица стремительно заскользила наверх, хватаясь за камни цепкими лопаточками на своих растопыренных лапах. Одним глазом я смотрел вперед, на стену, а вторым, развернув его на девяносто градусов, приглядывал за парящими в воздухе Импульсами, на случай если какой-нибудь из них подплывет слишком близко. Жалко, что у меня не было лишнего, третьего, глаза, чтобы посмотреть на болтающуюся в воздухе девчонку, однако доносящиеся до меня цветистые арабские проклятия говорили о том, что с ней все в порядке.

Перемещался я быстро и, можно сказать, практически без помех. Только один раз Импульс подплыл к нам вплотную, и я ловко шарахнулся в сторону, чтобы избежать встречи с ним, — я ощутил, как воздух на миг сделался ледяным, когда Импульс оттолкнулся от каменной кладки рядом с моей головой.

Короче, все шло просто замечательно — до тех пор, как девчонка не крикнула что-то снизу.

— В чем дело? — спросил я, ядовито покосившись на нее одним глазом. — Я же тебе говорил, в пауков я превращаться не люблю. Все дело в ногах. Радуйся, что я не стал превращаться в улитку!

Лицо у нее было бледное — возможно, от подъема, — но она указывала наверх и куда-то в сторону.

— Да нет! — прохрипела она. — Паук там, наверху!

Ящерица обоими глазами уставилась в указанном направлении, как раз вовремя, чтобы заметить здоровенного, жирного джинна в обличье паука — он выползал из потайного отверстия в стене. У джинна было тело тарантула, здоровенное и распухшее, как туша дохлой коровы после сезона дождей. Каждая из его ног была жесткой и узловатой, как бамбук, и заканчивалась острым жалом. Однако лицо у него было человеческое, с аккуратной бородкой и в высокой конической шляпе. Очевидно, будучи стражем Соломоновой башни, он не состоял в подчинении у Зазила. А может, он был глухой, откуда я знаю. Факт тот, что сейчас он действовал весьма проворно. Мешковатое брюхо выстрелило липкой желтой паутиной, которая сшибла меня со стены. Я пролетел несколько метров, прежде чем ухитрился вцепиться в кладку и повис на одной лапе, опутанный паутиной, раскачиваясь над пропастью.

Где-то внизу вскрикнула девчонка, но мне сейчас было не до нее. Паук вскинул лапу, готовясь запустить в небо Вспышку: еще немного — и все Соломоновы рабы увидят ее и сбегутся на место действия.

Однако ящерица тоже не зевала. Свободной лапой я метнул в паука Плащ. Мое заклятие возникло в тот же самый миг, как он выпустил Вспышку: сгусток энергии угодил в Плащ, отлетел и ударил в раздутое паучье брюхо. Одновременно с этим ящерица освободилась от пут одним взмахом переднего когтя.

Паук, чья туша дымилась в том месте, куда угодила Вспышка, проворно разорвал Плащ удачным контрзаклинанием, согнул лапы и прыгнул вниз по стене мне навстречу. Я шарахнулся в сторону, увернулся от удара и, ухватив паука за колючую заднюю лапу, раскрутил его изо всех сил и запустил прямиком в Импульс, проплывающий футах в тридцати от нас.

Полыхнуло пламя; полосы черно-желтого света окутали джинна, стянулись — и с мерзким хлюпаньем раздавили его в ничто.

Сопутствующий выброс магии был очень некстати, его могли заметить с юга, но с этим ничего поделать было нельзя. Ящерица оглянулась на болтающуюся внизу девушку, ухмыльнулась и подмигнула ей.

— Ловко я его метнул, а? Я научился этому, метая белок вместе с монгольскими кочевниками.[87] Бывало, в тихие летние ночи мы… Ой! Нет! Ты что делаешь?!

Она снова выхватила серебряный кинжал и занесла руку для броска. Глаза у нее были выпученные и безумные.

— Не надо! — воскликнул я. — Ты нас обоих погубишь! Ты…

Взмах! Кинжал вылетел у нее из руки, сверкнул у меня перед мордой и с негромким, влажным, весьма впечатляющим чавканьем вонзился во что-то совсем рядом со мной.

Ящерица снова развернула глаза вперед, только затем, чтобы обнаружить второго жирного паука-джинна, который ошеломленно пялился на серебряный кинжал, торчащий в центре его брюха. Паучьи лапы, занесенные было у меня над головой, слабо шевелились, ощупывая отравленную рану. Его сущность побурела и потускнела, и джинн схлопнулся, точно старый гриб-дождевик, выбросив фонтанчик мелкой серой пыли. Он камнем рухнул со стены и пропал.