Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

— Моронский… ужас! Ты подставлял этих бедных женщин?!

Макс рассмеялся. Дурёха!

— Эти «бедные» женщины получали не семьдесят процентов имущества рогоносца, а тридцать. Эти тридцать процентов примерно, как годовой бюджет, скажем, Новосибирска. Плюс ежемесячное содержание. Ни у кого не возникало возражений. А так, женушка затаскала бы толстосума по судам ещё и вытрясла бы из него все до цента. Я получал за это очень большие бабки, Соня.

— Это сколько тебе было лет? — Макс заметил, как у Сони дрожат ресницы, когда она делала ещё глоток шампанского.

— Года двадцать два. — пожал Макс плечами.

— Родители знали чем ты занимаешься?

Макс покрутил прядь Сониных волос между пальцами.

— Они думали, я играю на бирже. Собственно, это было правдой. Там я заработал вторые свои большие бабки, вложив первые.

Он помолчал, глядя на задумчивую Соню.

— Все наебнулось, когда я связался не с той семейкой. Обманутый муж кинул. Но я-то тоже не пальцем деланый. Рассказал все его женушке, а она слила мне очень серьезный компромат на муженька. Деньги я свои получил и даже удвоил. Но и пулю в лоб чуть не схлопотал. В общем, сделал ноги вовремя. Дай мне тоже — Моронский кивнул на клубнику в руке у Сони.

Она взяла ягоду и поднесла к губам Макса.

— А кто твои родители? Чем занимаются? — спросила Соня.

— Отец — американский пенсионер, коллекционирующий суперкары, — уклончиво сказал Макс прожевав ягоду. — Забава национальная такая у них. А поначалу на траке по всей Америке колесил. Его Американская мечта началась, потому что он кинул на серьезные бабки не менее серьёзных киевских бандитов. Их, правда, поперестреляли всех в течение последующих десяти лет.

— Ясно. Криминал — у вас семейное, — сказала соня, будто размышляла вслух, смотрела куда-то перед собой, не моргая.

Макс потянул за прядь ее волос, заставив наклонить голову к его лицу.

— Наебать кучку зажравшихся паразитов — это не криминал, это так — баловство.

Он притянул ее к своим губам и приник, слизывая клубничный вкус, просунул глубоко язык, ухватил губами Сонину губу, пососал и отпустил резко. Девчонка вдохнула шумно. Сисечки под рубашкой встали. Макс скрипнул зубами. Ничего, ничего, дней четыре-пять ещё потерпеть. И уж он оторвётся.

— А мама? — не отставала Соня, допив из бокала.

Макс забрал у неё пустой фужер, поднялся и, налив в него ещё из бутылки, протянул Соне.

— Матушка моя — человек своеобразный. Долгое время была просто красивая. А потом написала два бестселлера по психологии отношений и разбогатела. Вложила все в собственную ювелирную мастерскую.

— Это от неё у тебя любовь к чтению и кольцам?

— Это от неё у меня невроз, потому что она заставляла меня читать, когда мне хотелось играть в приставку.

Соня рассмеялась, запрокинув голову назад. Звонко. Чисто и искренне. И Макс поймал себя на мысли, что это она впервые рассмеялась так в его присутствии. Напилась что ли?

— А твоя последняя книга, которую ты прочитала, как называется? — он аккуратно забрал у Сони недопитый бокал и поставил его на тумбочку.

— Я тебе скажу о чем она, а ты угадай название. Ты же книголюб. Угадаешь — я тебя поцелую. Сама.

Макс прыснул. Вот дурочка. Она его поцелует!? А вслух сказал:

— Ну, раз больше у тебя для меня ничего нет, окей, валяй.

— Книга о том, как три олигарха перебрали с медитативными практиками и испытали имманентный ужас бытия. И о женщине, которая осознала вселенскую значимость вагины и стала игуаной.

Тьфу, легкотня! Макс мгновение подумал, щёлкнул пальцем и сказал:

— Пелевин, Виды на гору Фудзи!

— Надо же! И это читал?

— Ну! — Макс подёргал ее за прядь. — Давай, целуй.

Соня медленно склонилась над ним. Взяла в ладошки его лицо. Пальцы прохладные. А сама горит. Нервничает.

И вдруг эта припевочка резко оседлала Макса. Села ему киской на пах, прикрытый полотенцем. Наклонилась вперёд и прикоснулась губами к его губам. Мягко обхватила ими сначала верхнюю губу Макса, потом нижнюю. Потом просунула свой горячий язычок между губами, провела по зубам. Макс инициативу не перехватывал. Ждал, что будет дальше. Ему показалось, что она как-то ёрзнула бёдрами по нему. Моронскому уже хотелось взять Соню за волосы, стянуть их на затылке, опрокинуть на спину и показать, что такое поцелуй. Как вдруг Соня осмелела. Она ещё раз, теперь уже абсолютно точно — ему не показалось, потерлась промежностью о его бугор. И одновременно глубоко проникла языком ему в рот. Нашла им его язык. Вцепилась пальцами ему в волосы. Засосала его верхнюю губу и прикусила зубами… сильно. До дрожи. Двинула попкой вверх по торпеде, укрытой полотенцем. Сжала бёдрами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Макс издал рык, порывисто схватил Соню за волосы на затылке, сильно потянул и отстранил ее от себя.

— Сейчас выебу в жопу, если не перестанешь! — прорычал он сквозь сжатые челюсти ей в губы.

Испугалась! Глазами хлопает. Дрожит.

А вот не хуй дразнить!

Отпустил волосы. Пригладил. Поправил на ней рубашку. Зачем-то…

— Не надо играть со мной, Соня! — постарался сказать как можно мягче. — Не начинай того, что не собираешься продолжать. Я уже говорил тебе.

Глава 24 (часть 2)

Crush, who's got a crush?

I like the way you blush

I like the way you bite

Touch, each time we touch

I wanna take too much

Keep me up all night

I wanna scratch your surface

I wanna feel your groove

I wanna be your needle

I wanna lick your wound

You wanna play with fire?

Stick and poke tattoo?

You wanna play, my new girl?

I wanna play with you

FINNEAS «New Girl»

(Слушать обязательно!!!)

Формулировка, в которой Моронский выразил подсознательное желание продолжить свои анальные перверсии, слилась в Сонином восприятии со звериным рыком. И в нём похоти было гораздо больше, чем угрозы. Это и пугало. Подстрекаемая глубинным страхом получить физические увечья в самых нежных местах, Соня попыталась слезть с Моронского. Но не успела. Он не дал. Задержал, придавив руками ее бёдра к своим. Скользнул ладонями под края сорочки, сжал Сонины ягодицы. Уставился на неё своими чёрными кинжалами.

При желании можно было, конечно, предпринять вторую попытку, но желания не возникло.

Всё желание было сконцентрировано в одном конкретном месте, которое как-то не так реагировало на страх. Два чувства одинаково сильных, соединились в химической реакции, заставляя тело трепетать, сердце нестись галопом, ощущать иглы на кончиках пальцев.

Нужно было срочно что-то сказать. Не молчать. Тишина будто сгущала и утрировала все то темное, что исходило от Моронского.

Соня остановила взгляд на слове «Cloud» слева на его груди.

— Облако? Что это значит? — Она несмело, кончиками пальцев коснулась татуировки.

— Кличка. Это пёс. Он старый уже. Живет с родителями. — отрывисто проговорил он. Взгляд Макса изменился. Очеловечился. Мысли о единственном живом существе, к которому этот странный человек испытывал настоящую привязанность, преобразили его лицо. Маска зверя растворилась, будто не клацал он зубами перед Сониным носом всего пару минут назад.

Печальная догадка тонкий холодной змейкой закралась за рёбра. Неужели, на его любовь может рассчитывать только собака?

«Орлова, ты совсем с ума сошла?! Какая любовь? Какая собака?!».

— А эта? — она поспешно тыкнула в надпись на правом плече, игнорируя упреки внутренних комментаторов.

— Lucri bonus est odor ex re qualibet. Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил. Это на латыни. — пояснил Макс.

Да, очень аутентично, по-моронски.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она потрогала несколько строчек на его левом плече.

— Я живу так, чтобы в аду сказали: "Извините, у нас приличные люди", — перевёл Макс, не дожидаясь вопроса. — Бил в девятнадцать, в универе. Поспорил с приятелем, что девчонка тату-мастер… — он замолчал, секунду подумал, причмокнув, и в глазах его появился знакомый сальный блеск, — не возьмёт с меня ни цента.