Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что будем делать, Соня? Уйти нельзя остаться. Где будем ставить запятую?»
Она вздохнула. Ещё раз взглянула на ключ. Услышала, как за дверью зашумела вода.
Наклонилась к сумке, собрала с пола тампоны и сложила их в неё. Достала телефон. Подержала в руках. Убрала обратно.
«Почему все так сложно?»
Чего она сама хочет больше?
Ответить на этот вопрос оказалось проще, чем расстегнуть ремешок босоножки — руки дрожали, пальцы не слушались. Сняв, наконец, босоножку, Соня ещё раз достала телефон из сумки и набрала короткое сообщение:
«Ма, сегодня не приду».
В омуте уже заждались…
Глава 23
I’m tired of waiting patiently for disaster
I’m tired of being the one that’s chasing after
No Im not gonna fall for you
No Im not gonna fall for you
Lucy Daydream “You”
Говорят, что это излюбленный приём всех искусителей: давать ложное ощущение права выбора. Это когда формально он, вроде бы, есть, но фактически — его нет.
Если Еве достался такой же демон-манипулятор, то ее давно уже надо реабилитировать в глазах всей человеческой цивилизации. Запретным плодом было не яблоко, а сам Змей. И если он был хоть на десятую долю такой же обаятельный, как Моронский, у бедной женщины просто не было шанса. Ни единого.
Соня нервно усмехнулась.
Первый в человеческой истории курортный роман женщины и скользкого мудака закончился так же банально, как все последующие. Догрызла Ева яблоко соблазна и поползла понуро к своему скучному Адаму.
Но ей-то простительно. Глупой прародительнице никто не объяснил, что связываться со змеями — это билет в один конец кубарем на грешную, выжженную землю. А в Сонином распоряжении триллионы подобных поучительных историй, прошедших сквозь века, описанных в литературе на всех языках мира!
Что ещё надо знать, чтобы взять ноги в руки и бежать без оглядки, спасая свою душу от вечного адского плена?
Но Соня стянула вниз юбку и переступила через неё. Расстегнула уцелевшие пуговицы на блузке. Обе. Осталась в белье.
Сколько там курортные романы длятся? Недели две?
— Боже, сумасшествие какое-то! — пробормотала она и поёжилась. — Так нельзя. Это неправильно всё!
В этом всё и дело! Когда нельзя, больше всего хочется! Не могла она уйти! Её, как магнитом тянуло к нему. К темному, горячему, властному. Красивому. Хотелось просто упасть в его огромные сильные руки, положить голову на горячую грудь и растечься, раствориться в его запахе. Забыться. Потеряться. Просто лежать с ним рядом и дышать одним с ним воздухом. Пусть всего несколько дней или даже часов… А кто бы устоял?
Соню зазнобило. Она сделала большой вдох, задержала дыхание и открыла дверь ванной.
За запотевшим стеклом огромной, выложенной камнем, душевой, в клубах пара, угадывался силуэт демона. Соня остановилась, как вкопанная, не в силах сделать больше ни шага.
«Что я творю!?»
— Ты заставила меня понервничать, — услышала она сквозь шум воды гулкий голос. — Забирайся скорее, тёпленькая пошла!
Вот ведь, тип! Он, как будто, даже не удивился. Словно знал, что она останется. Дьявол.
Чуть помешкав, она, все таки, расстегнула бюстгальтер, сняла его и стянула трусики вниз. Обхватив себя за плечи, Соня шагнула за стекло.
— Ну, привет… — взгляд карих глаз из-под мокрых ресниц потемнел. Соня же старалась не смотреть ниже его подбородка. — Иди ко мне. Я соскучился.
Макс мягко расцепил ее скрещённые на груди руки, притянул к себе — голому, мокрому и горячему и подтолкнул под струи воды.
— Всего пару дней назад ты цеплялась за меня, как кошка, прижимала к себе, чуть рёбра мне не сломала. Чего сейчас-то такая несмелая?
Соня не смогла ничего ответить. У неё перехватывало дыхание и твердели соски от его тона. Он мог управлять ею без рук, одним только голосом. И не важно, что он при этом говорил. Из его уст даже скучные экономические сводки «Комсомольской правды» за 1975 год звучали бы, как грязные эротические фантазии.
Она чуть сильнее сжала его плечи, но Моронский только ухмыльнулся. Ну, конечно, смешно ему. Да просто Сонины руки обычно были задраны вверх, стиснуты или… связаны ремнём. А теперь, когда Макс их не держал у неё над головой, она не знала, куда их деть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Он обхватил ладонями Сонину голову, приблизил лицо и накрыл ее губы своими. Мгновенно проник языком в рот. Начал хозяйничать там, вышибая мраморный пол из-под её ног. Вода, льющаяся ливнем из потолочной лейки попадала в глаза, в нос, в рот, смешиваясь с поцелуем и Сониными мокрыми волосами, облепившими лицо. Несколько раз его заносило на поворотах и их зубы звонко бились друг об друга. Он крутил ее губы своими, проводил по ним языком, прикусывал и втягивал в себя. Пил её и поил собой.
Нет, это он её не целовал, это он её… употреблял. Вот самое подходящее слово для этой физической атаки!
Оторвавшись от её губ, он переместился на шею. Кусал зубами кожу и тут же зализывал, отфыркиваясь от проникающей в ноздри воды. Спустился к ключицам, от них двинулся вниз. Обхватил ее груди ладонями, слегка сжал, сблизил их и уткнулся носом в ложбинку, перебивая рычанием шум разбивающиеся о пол воды. Затем напал на изнывающие в мучительном томлении соски, втянул поочерёдно в рот, слегка прикусывая.
Соню била крупная дрожь. Она выгнулась, ощутив его горячие губы внизу живота. А потом и вовсе задохнулась и уронила голову назад, когда Макс встал перед ней на колени.
Моронский. Встал. На колени.
Насладиться этой мыслью, посмаковать её он не дал — прихватил зубами гладковыбритый лобок. Соня всхлипнула и дёрнулась, прогнув спину дугой. Хриплый стон слетел с её губ, а глаза заволокло пеленой разъедающей похоти. И совсем потерялась в безумстве, когда он проник пальцами правой руки между ног. Макс не дал отстраниться — крепко ухватил за бедро и задрал ее ногу на своё плечо, нащупал и слегка потянул за ниточку тампона.
«Боже, что он творит?!»
Но в следующее мгновение его горячий скользкий язык нырнул между жаждущих разрядки влажных складок. Вода хлестала с потолка Максу на голову и плечи, разбиваясь и взлетая вверх мелкими брызгами. И Соня, слепо повинуясь первобытным инстинктам, запустила пальцы в его мокрые волосы, стала елозить своими бедрами навстречу движениям его языка.
— Да, девочка…Покажи, как сильно ты этого хочешь… Хочешь, чтобы я оказался глубоко?! Чертовски глубоко, как в ту ночь?
— Мааакс… — замотала Соня затылком по каменной стене душевой. — Нельзя…
— Нет такого слова, Соня. Для меня нет. Всегда есть варианты!
Проговорив это, он снова впился ртом в ее пульсирующий, чувствительный до боли бугорок, выводя пальцами круги в промежности. Соня уже ничего не соображала. Поэтому и не сразу оценила масштаб надвигающейся катастрофы! А она надвигалась в виде пальца Моронского, ощупывающего тугое девственное отверстие сзади! Ей бы запротестовать вовремя, но она замерла, и, сама не зная, почему, начала прислушиваться к ощущениям. Медленные поглаживания в сочетании с движениями языка приносили небывалое наслаждение. А потом, вдруг, палец остановился, неожиданно резко проник внутрь и замер.
— Нет… Макс… Что ты творишь? Не надо! Ты… сумасшедший, — Соню разрывало от неправильных, запретных, стыдных чувств. Она попыталась отстраниться, но это только усилило странные, непривычные ощущения. Она решила, что лучше вообще не предпринимать никаких решительных действий. Неизвестно, как далеко собрался зайти Моронский. Который, невозмутимо закусил зубами влажную пульсирующую плоть, продолжая исследовать Сонино запретное место изнутри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Она громко застонала, хватая ртом воздух, когда Макс медленно начал скользить пальцем в её заднем проходе, лаская тугое колечко, заставляя сходить с ума от гремучей смеси стыда и желания…
— Да, девочка, я же говорил, что нам есть, чем заняться, — он всосал её клитор, и стал быстро трахать его своим языком.